Telum dat ius ...[оружие дает право]

Глава 42

Когда Гарри добрался до своего кабинета, его откровенно шатало. Он сел в свое кресло и с довольным стоном вытянул ноги. Уже не в первый раз юный маг с удивлением замечал, что после левитации они начинают болеть. Возможно, отсутствие опоры в полете заставляет невольно напрягаться, что, в конечном счете, закрепощает мышцы и вызывает ощущение усталости.

— Набегался? — прошуршала на столе Чичита.

— Ага, — согласился Гарри. Разговаривать ему не хотелось, но и оставлять без ответа вопрос своей маленькой помощницы он не хотел.

— Ложись спать, — миролюбиво предложила книжка.

Парень отрицательно покачал головой.

— Нет. Слишком много мыслей в голове. Надо кое–что обдумать.

— Директорствуешь?

— Больше воюю…

— М–м–м… Это интересно. Расскажешь?

Юный маг с удивлением уставился на Чи–чи.

— Зачем? Впрочем, если хочешь — слушай…

И он рассказал ей, как они с Роном спасали Луну Лавгуд. Потом он поведал, как они посетили Николаса Фламеля. Тут Чичита разочек перебила его, добавив слово «сэр». Потом Гарри увлекся и начал чесать все подряд. Он перескакивал с пятое на десятое. То рассказывал, как они с Флитвиком нашли Луну и Снейпа в доме с оборотнями, то принимался вспоминать о том, как их пытался предать Ксенофилиус. Подробно описывал свои налеты на редакцию «Пророка» и министерство, а потом вдруг почти шепотом рассказывал, как он сжег дом Дурслей и спустя полчаса уронил Кребба и Гойла с крыши.

Чичита была благодарным слушателем. Она вставляла уместные замечания, охала, ахала и даже вскрикивала в особенно напряженных местах. Когда же Поттер перешел к повествованию о беседе с портретами в Хогвартсе и странном нападении феникса на них с Гермионой и посланца Воландеморта, Чи–чи сначала несколько раз фыркнула веером страниц, а потом завизжала злобным фальцетом:

— Мерзкий поганый выродок и подонок!!!

Гарри опешил от неожиданности и замолчал. Книжка сконфуженно притихла. Впрочем, тихо бормотать какие–то невнятные проклятия она продолжила.

— Чичита! — строго поинтересовался юный директор Хогвартса. — Сдается мне, что подобные выражения в твой официальный лексикон не входят.

— Я не словарь дипломатических оборотов, — сухо отрезала та в ответ, — но ты прав, я проявила несдержанность в отношении, хоть и бывшего, но все же директора школы.

— Погоди, — поперхнулся Гарри, — а причем здесь…

Он оборвал фразу и задумался, опустив голову. Чи–чи хранила гробовое молчание. Прошло минут пять. Поттер выпрямил спину и откинулся в кресле со странной усмешкой на губах.

— А ведь ты права — это Дамблдор. Больше некому. И незачем, — добавил он, помолчав, — это мог быть только наш бессмертный директор.

— Бессмертных не бывает, — отозвалась шпаргалка.

— А Фламель? — возразил Поттер.

— Это долгожительство. Оно определяется благоприятными внешними условиями. Например, эликсиром Жизни. Но оно может прерваться, если эти условия становятся неблагоприятными. Дамблдор может быть долгожителем, но не может быть бессмертным, так как он не в силах полностью защититься от неблагоприятных внешних условий.

Гарри усмехнулся:

— Что же это за неблагоприятное внешнее условие, которое может ему помешать?

— Авада кедавра!!! — кровожадно рявкнула книжонка, и усмешка сползла с лица юного мага.

— Вот ты о чем? Я не умею пользоваться этим заклинанием.

Чичита нерешительно погоняла страницы взад–вперед и, словно решившись, произнесла:

— В основе применения всех Непростительных заклятий лежит единственный принцип всех магических заклинаний. Желание.

Поттер медленно обдумывал услышанное. Очень похоже на правду, между прочим. Беллатрикс говорила о желании причинять боль. Лже — Грюм говорил о желании подчинять. Значит, остается желание убить. Желание лишить жизни, прекратить дни, остановить сердце врага, стереть с лица земли… убить… Как все просто. Убийцы желают смерти своим жертвам, и заклятие с легкостью подчиняется им. Нормальные люди не желают смерти своим врагам. Они испытывают ярость, злость, гнев, но это все не то… нет главного компонента заклинания — желания лишить жизни. И все! Недаром, Лже — Грюм был так уверен, что если все студенты хором произнесут «Авада кедавра», то его даже насморк не прохватит. Он знал, что говорил. И это знание не тайное, хотя его и берегут от детей. Просто, чтобы избежать несчастных случаев. Дети, ведь, плохо контролируют свои эмоции, так что могут быть несчастные случаи…

«Кендра», — всплыло в его памяти. Несчастье с матерью Дамблдора. И связано оно было с неконтролируемой магией Арианы. Но пардон, а что ж это за магия такая? Без палочки? Убить одним желанием? Или палочка все–таки была? Чья? Кендры? Альбуса? Кривой дементор!

Гарри чувствовал, что разгадка где–то рядом. Совсем близко. Но не хватает какого–то важного звена. Меж тем, юный маг с удивлением обнаружил, что остальные до сих пор неясные моменты уложились в его памяти в целостную картину, обросли подробностями. Память вытащила из самых разных щёлок факты и фактики, которые легли в строку и сделали картину происходящего объемной, понятной и убедительной.

— А знаешь, Чи–чи, — с удивлением произнес Поттер, — а я, кажется, многое понял.

— Ума палата — дороже злата! — иронично отозвалась вредная книжонка.

Юный директор с подозрением воззрился на свою шпаргалку.

— Постой… это же девиз Райвенкло. Ты что… ты имеешь отношение к этому факультету?

— Глупый мой язык! Зарекалась же… Поттер, только ты никому, понял?

— Та–а–ак.

— Что «та–а–ак»? Я тебе, так и быть, расскажу, но ты даже старухе Марчбэнкс ничего не говори, а то она меня расспросами замучает. Я — репликация Ровены Райвенкло.

Поттер захлопал глазами.

— Понимаешь, в молодые годы я… она скопировала себя. Просто так — из озорства. Я… она уже тогда была очень одаренной и сильной волшебницей. Хотелось пошутить. Ну, знаешь, как это делается в молодости — тяп–ляп и готово. Побыстрее, да посмешнее. Мы неплохо ладили, но потом она выросла, занялась взрослыми делами, а я осталась такой, какой и была. Репликации, знаешь ли, не растут и не взрослеют. Она забросила меня, как наскучившую игрушку, и много лет не вспоминала, но потом как–то раз потребовался референт–наставник для молодых магов и попала я в переплет.

Книжка тихонько хихикнула:

— Хороший каламбур. Жаль, что передо мной сидит лишь отупевший от усталости мальчишка — оценить некому! И вот с тех пор я здесь. Все директора школы знали обо мне, но далеко не все пользовались моей помощью. А уж кто я, и откуда появилась в Хогвартсе — об этом никто ничего не знал.

Гарри уже оправился от удивления и с сомнением предположил:

— Что–то мне показалось, что тебе хотелось об этом рассказать. Просто раньше подходящего случая не было.

Чичита раздраженно захлопнулась и недовольно пробормотала:

— Ума палата — дороже злата… Иди спать, директор. В спальне тебя студентка дожидается для ночного коллоквиума, если не уснула уже.

Поттер вскочил. Опять он забыл о Гермионе. Это уже свинство с его стороны.

Он тихонько вошел в спальню. Девушка спала. Ее густые волосы разметались по двум подушкам. Он постоял и решительно повернул в сторону душа. Надо было смыть с себя пот, кровь и грязь, накопившиеся за этот длинный и тяжелый день.

Пара тусклых светильников бросала неверные отсветы на обстановку кухни дома на Гриммо, 12. Кингсли спал прямо за столом, уронив голову на руки. Его хриплое дыхание было единственным звуком, нарушающим тишину.

Но вот фыркнуло пламя в камине, и чернокожий аврор немедленно вскинулся, хватая палочку со стола.

— Кто здесь? — спросонок хрипло спросил он.

Из камина тяжело шагнула приземистая фигура в дорожной накидке.

— Кто вы? Назовитесь или я закляну вас! — Кингсли показалось, что он узнал человека, но поверить в такой визит было нельзя. Невозможно!

Резкий и гнусавый голос разорвал тишину фамильного дома Блэков:

— Успокойся, Бруствер. Если бы я хотел обезвредить тебя, то ты бы уже валялся связанным. Ты совсем потерял квалификацию, боец!

Кингсли опустил палочку и ошеломленно воскликнул:

— Мистер Грюм! Это вы? Как? Вы живы?

Выглядел старый аврор еще более кошмарно, чем раньше. В основном из–за того, что в его глазнице не было волшебного глаза. На его месте красовался кружок из черной кожи дракона. Длинный коричневый плащ, явно с чужого плеча, скрывал деревянную ногу. Однако она недвусмысленно заявляла о своем присутствии громким постукиванием.

— Кингсли! Ты совсем потерял хватку. Почему опущена палочка? Почему ты не проверяешь меня? А? Постоянная бдительность!!! — рявкнул Аластор в своей обычной манере. Но прозвучало это не так убедительно, как раньше. Сдал старик. Укатали сивку крутые горки!

— Видишь, я не опускаю палочку? Отвечай на вопрос: кого ты возил в очках Поттера на фестрале в июле прошлого года?

Кингсли невольно восхитился нестареющей хватке старого аврора. Вопрос универсален для них обоих. Только члены их группы знали, кто с каким конкретно из поддельных Поттеров тогда был в паре.

— Мисс Грейнджер, — спокойно ответил он, — а вы, сэр?

— Наземникус, — проворчал Грюм.

Кингсли, волнуясь, смотрел на своего бывшего учителя в надежде, что тот позволит себя обнять. Но Грюм оставался Грюмом. Никаких сантиментов. Будто вчера расстались, а не год назад. Он прошел к столу, но не сел, а приблизился к портрету, заглядывая в него здоровым глазом, как в окошко.

— А где Альбус?

— Он ушел еще прошлым вечером и не вернулся до сих пор.

Грюм недовольно проворчал:

— Не темни. Вижу, что ты знаешь больше, чем говоришь. Где Дамблдор?

Бруствер замялся. Каждый раз, когда ему надо было сказать что–то о покойном директоре, у него возникало чувство, что этого делать нельзя. Казалось бы, какие проблемы? Это же ближайший друг главы ордена Феникса. Но это ощущение не проходило. Наконец, пересилив себя, он сказал:

— Фоукс его унес, а куда — не знаю. Я отлучался. А когда вернулся, его уже не было.

Грюм пожевал губами.

— Откуда знаешь, что Фоукс?

Кингсли пожал плечами.

— Точно не знаю. Вроде слышал его обычный хлопок. И на полу немного пепла было просыпано. Его пепел, красноватый такой. Похоже, он недавно возродился. После возрождения с него еще неделю потихоньку сыплется.

Грюм одобрительно перекосил лицо.

— Дельно говоришь. Зря я тебя ругал. А при мне Дамблдора вроде Фоукс еще не носил? Что случилось–то?

— Фоукс появился всего неделю назад. До этого директор в портрете как–то уходил. А потом сказал, что ситуация подходит к критической точке и ему нужна свобода действий.

— Понятно, — проворчал старый аврор, — придется подождать.

Он отодвинул один из стульев, и, скрипнув протезом, уселся на него, настороженно осматриваясь по сторонам. Кингсли помялся, а потом все–таки спросил:

— Мистер Грюм, но как вам удалось уцелеть? И где вы были все это время? Билл рассказал, что заклинание Воландеморта ударило вам прямо в лицо!

Грюм хмыкнул:

— Прямо в лицо… ты хотел сказать: прямо в глаз! В мой волшебный глаз! Его выбило из глазницы, а меня только оглушило. Я чудом не разбился, хотя протез раскололся на части. Пришлось делать новый. И главное — я понял, что нас предали. «Оживать» в такой ситуации было глупо. Я решил затаиться и понаблюдать за всеми вами, надеясь найти предателя. Мне понадобилось десять месяцев, но теперь я знаю правду!

Кингсли был потрясен:

— И вы пришли…

— Я пришел к Альбусу — сообщить ему результаты моего расследования.

— И вы знаете имя предателя?

Грюм только рыкнул в ответ, и Кингсли прикусил язык.

От входной двери раздалось деликатное покашливание.

Оба аврора резко развернулись в ту сторону и наставили на незваного гостя свои палочки. Тот не стал дожидаться, пока в него полетят заклятия, и скинул с головы капюшон мантии.

— Поттер? — потрясенно прохрипел Аластор.

— Да, это я, мистер Грюм. Можно мне тоже узнать, кто был предателем все эти годы?