Тёмная ночь

XIX

Вид из высокого окна правительственного шпиля Амброзио открывался прекрасный, как никогда. По всему городу горели тысячи домов, участков и зданий фабрик, образуя картину уничтожения того, что Фиррис считала несправедливым притеснением, основанном на таком же несправедливом разделении одинаковых от рождения людей. Названия "надзиратель" и "подписант" должны были стать пеплом и уйти в небытие, и нынешняя супруга тирана Фрации сделала для этого всё, что было в её силах. Все последние двадцать лет она терпела бесконечные измены, насмешки и издевательства, играя роль кроткой и послушной советницы, взращивая и лелея в нелюбимом, но нужном супруге, все качества, которые должны были привести к его падению. Гордыня, самолюбование и самоуверенность правителя привели к тому, что жизнь подписантов во многих городах-колониях Фрации стала невыносимой, и они поддались разговорам о необходимости изменений, а затем начали действовать. Женщина верила, что скоро сможет полюбоваться казнью Оскара Ватора на главной площади столицы, но пока что приходилось ждать.

Фиррис отдалилась от бронестекла и посмотрела на своё отражение. Безупречный макияж, длинные тонкие ресницы, яркие голубые глаза, прямой, будто выточенный, нос, пухлые алые губы, тонкий подбородок и изящные скулы. От лёгкого покачивания головой по плечам рассыпались почти блестящие белоснежные волосы, а белоснежное платье подчеркивало все выгодные изгибы стройного тела. Её называли красивейшей женщиной Фрации, но ей было на это абсолютно наплевать. Она купалась в обожании и преклонении всех окружающих, но никогда не желала этого. Женщина вновь прильнула к стеклу и с надеждой присмотрелась к улицам, по одной из которых могли уже наступать повстанцы, но увидела лишь грубых, похожих на стальных жуков, шагателей Ватора и стремительно пронёсшуюся над стеной за пределами внутреннего кольца парочку причудливо изогнутых истребителей эльдар.

— Леди Фиррис, позвольте войти, — прозвучал голос её охранника из висящего на стене коммуникатора.

Разрешение ему не требовалось, но формальность следовало соблюдать, потому женщина вернула своему лицу выражение безмятежности и выпрямила плечи.

— Разумеется, Борземи, входи, — ответила она и повернулась к двери, ожидая увидеть своего надзирателя, от которого редко удавалось улизнуть, а с началом восстания тот и вовсе не отходил от неё и её двери.

В роскошную залу с красивыми белыми диванами, мягкими коврами и низкими стеклянными столиками через двойную белую дверь с позолоченными ручками вошел высокий хромой и совершенно некрасивый мужчина, обгоревшую левую половину лица которого прикрывала золоченая маска. Он был одет в белый парадный мундир личной гвардии Ватора при всех орденах, обильно украшающих грудь, и обут в белые же туфли. Силовая сабля на поясе была далеко не только украшением, как и реликварный пистолет в шикарной белой с позолотой кобуре.

Подонок и мразь, пытавший и казнивший сотни её соотечественников, наверное, получал удовольствие от контраста рядом с ней, но будь она проклята, если хоть одним движением покажет своё к нему отношение. К тому же, он был единственным, на кого не действовала сила её красоты. Потому Фиррис мягко поклонилась и нежно улыбнулась.

— Мой дражайший супруг что-то велел передать мне? — так же формально и изображая искреннюю заботу поинтересовалась она, хотя любой, кто это увидел бы, мог бы поклясться, что эмоции на её лице и подрагивающий голос настоящие.

— Он велит вам спуститься в укреплённое основание шпиля, — кивнул Борземи Готье, не сводя своих ледяных глаз с женщины.

Печется о своей любимой игрушке, подумала Фиррис. Она еще не получила условного сигнала, потому спускаться отсюда было рано, но вслух сказала совсем иное.

— Ах, но мне так нравится смотреть из окна за тем, как его верные войска уничтожают этих мерзких мятежников, — с придыханием произнесла она, слегка повернувшись и бросив взгляд в сторону бронестекла. Затем тысячу раз отрепетированная улыбка нашла своё место на её губах и она вернула провоцирующий взгляд снизу вверх на мужчину, который не имел права её коснуться. — Я спущусь, когда мой всесильный господин придёт за мной сам, и ради этого готова к любому наказанию.

Она облизнула свои ставшие еще более алыми и пухлыми губки, когда представила, что не этот грубый мужлан, а её кое-кто другой придёт за ней сюда, и закусила их, хлопая ресницами. Оскар обожал наказывать её, но делал это отвратительно и неумело, выставляя напоказ свою звериную сущность и жестокость, но она привыкла потакать ему, чтобы этот зверь стал её. Чтобы ему было в миллион раз больнее, когда узнает о том, что она никогда его не любила и все прошедшие годы лишь играла роль.

Борземи заметил сейчас, как всегда замечал, эти редкие проблески ядовитого холода в глазах женщины, но ничего не мог сделать, потому что в отношении неё тиран Фрации не слушал никаких увещеваний даже от самых близких людей. Слишком сильно она его к себе привязала. Слишком важной для него была.

— Господин Ватор узнает об этом, — пообещал он, чуть сильнее сжав кулак, и, окинув комнату быстрым подозрительным взглядом, словно искал кого-то, а затем вышел и закрыл за собой двери.

Разумеется, узнает, подумала Фиррис и тихонько рассмеялась, вернув взгляд к окну, за которым продолжались бои. Это было опасно, но тирану в ближайшее время всё равно будет не до капризов жены. А когда она передаст коды, будет уже поздно.