Тёмная ночь

XLIII

Гавин редко сталкивался с вызовами, которые было невозможно преодолеть. На самом деле он считал, что холодный разум позволяет обернуть любую ситуацию в свою пользу, главное использовать предоставляющиеся ресурсы и продолжать развиваться, становясь умнее и мудрее с каждым препятствием, что подкидывает жизнь. Но представление, которое устроил Оскар Ватор, на целую минуту выбило магистра из колеи. Он молчал и смотрел на пронзительно синее небо, по которому будто широкой кистью размазали белую краску облаков, а затем капнули на полученный холст прозрачной водой. Небо этого мира было красивым и ярким, и даже дымы мануфакторумов, заводов и пожарищ не могли запятнать его. Чистота неба была его намерениями, а дыма помех тирана было недостаточно для того, чтобы скрыть их, но… это всё равно беспокоило.

Можно было приказать действовать как запланировано и смириться с неизбежными жертвами. Можно было отменить наступление и попытаться провести переговоры. Можно было взять братьев Янтаря, Савелия и Ноа, и нанести неожиданный личный визит Ватору. Но в глубине сердца глава ордена ощущал зияющую пустоту от таких действий, будто в любом случае он что-то потеряет. Возможно, ему нужен был совет, за которым он никогда бы не хотел обращаться. Капелланов, как и комиссаров в Имперской Гвардии, редко любили простые солдаты, ибо долг, который лежал на этих людях, был больше моральным, чем боевым, а далеко не каждый согласится признать, что он в чём-то слабее других. Потому капелланы Адептус Астартес, как и комиссары Имперской Гвардии, всегда держались особняком. Потому хранители тишины Ангелов Ночи тоже были отдельно от остальных братьев.

— Тлен, — Гавин Сорнери открыл шифрованный канал связи с тем, кто единственный мог ему сейчас подсказать, — брат. Мне нужен твой совет.

Несколько секунд в воксе лишь трещала статика. Магистр надвинул брови и глубоко вдохнул. Ему тоже было не по себе от того, что приходилось просить, но он был уверен в том, что получит нужный ответ.

— Да, брат, — донёссы тихий шелест голоса тёмного провидца, первого Ангела Ночи, вышедшего из тьмы за лучами света Императора. Секунду он молчал, словно собираясь с духом, а затем продолжил так же тихо. — В борьбе света и тьмы, добра и зла, верного и неверного победа достаётся людям, которые верят в них. Верят в нас.

Поначалу десантник нахмурился, пытаясь уловить мысль собеседника, и поймал себя на том, что предпочел бы более прямой и простой совет. Но уже в следующее мгновение усмехнулся и задумчиво кивнул. У Тлена не могло быть готовых ответов, но он понимал путь, по которому нужно к ним приходить, и это было ценно, потому что Гавин сам за секунду прошел по этой дорожке и стоял перед дверью открытия.

— Благодарю, брат, — четко ответил он и отключился, переключаясь на командный канал собравшегося для наступления ордена. — Братья, нам нужны люди, которые разделили наши устремления. Пусть идут с вами и убеждают тех, кто сопротивляется, выбрать верную сторону. Я хочу, чтобы умирали лишь закостенелые, а обманутые и напуганные могли выжить и служить Императору.

Один за другим послышались щелчки подтверждений, и магистр улыбнулся, довольно кивнув, а затем перевёл взгляд на Микеля. Молодой десантник был ранен и следы от эльдарских клинков еще оставались на его броне, залитые герметиком и наспех зашлифованные, но держался достойно.

— Мы отправимся поговорить с тираном Фрации лично, — произнёс Гавин.

Через несколько минут, когда наступление началось, магистр со своим адъютантом и отделением хранителей уже взлетали на почти стометровую стену, которая окружала самый древний район города. Её поверхность состояла из армированного рокрита и толстых листов адамантия, которые могли бы защищать и космический корабль, потому на осаду стандартными методами могли уйти месяцы. Те, кто строили стену, были профессионалами своего дела и на тысячелетия обеспечили защиту находящимся внутри людям, но защита такого типа против мобильных групп Астартес устоять не могла.

Микель и хранители выглядели со стороны размытыми пятнами черноты на фоне серого промышленного пейзажа, и по ним даже не сразу начали стрелять, а когда начали, было уже поздно. Дюжина десантников перемахнула через стену, в руках блеснули клинки и пистолеты, и в полнейшем безмолвии начался захват. У защищавших стену людей не было ни единого шанса. Тех, кто пытался стрелять, вырубали ударами кулаков или перевёрнутых плашмя клинков, и область захвата распространялась подобно черному огню. Стремительное передвижение Ангелов Ночи с трудом могли лишь на считанные мгновения замедлить расположенные на стенах тяжелые орудия, разворачивавшиеся в их сторону, но любое орудие замолкало, едва до его операторов добиралась живая тьма, а после оставались лишь ошарашенные или бессознательные люди в военной форме, сидящие или лежащие там, где их застали хранители.

Меньше чем через минуту отпирающий механизм гигантских ворот был захвачен и, подчиняясь воле новых хозяев, завертелся. Ожидавшие в зданиях снаружи боевые братья приготовились, сжимая в руках болтеры, лазпушки и другое оружие, а затем едва не попали под огонь. Как только врата приоткрылись, из пушек расположившихся на дороге за ними шагоходов и танков изверглось пламя, а ракеты и снаряды забили по домам и улицам, где скопились десантники, открывая счет ранений. В ответ с вершины врат на технику спустились мрачные тени, силовыми клинками, кулаками и топорами превращая орудия машин и их ходовые части в бесполезные обломки. Сотни смертных солдат стреляли по этим мечущимся между целями теням, но ни одна не замедлилась, ни одна не остановилась, ни одна ничего не произнесла. А затем, когда орудия шагоходов и танков замолкли, в открывшиеся врата хлынула бронированная волна, сопровождаемая всплесками громких призывов из выкрученных на максимум динамиков.

— Во имя Императора, сложите оружие! Оскар Ватор лжёт вам, чтобы вы погибали зря! — голос принадлежал Гэбу Тансуа.

После такой демонстрации силы, воля к сопротивлению у людей падала, как комья грязи с башмака перед входом в дом. Кроме того, Гавин слышал, как на каналах связи фрацианцев начинал твориться хаос. Оставшиеся на стенах после сошествия хранителей вниз солдаты сообщали своим товарищам и командирам, что все живы, хотя некоторых хорошо приложили. Находящиеся пока в тылу и еще не столкнувшиеся с Ангелами Ночи обвиняли их в лжи или предательстве, но по мере того, как количество таких сообщений росло, вера в то, что Оскар Ватор их на самом деле бросил на убой, росла. Конечно, были и голоса тех, кто получил перелом или осколочное ранение, когда его разоружали, были призывы держаться, были снайперы на крышах…

— Брат Микель, за мной, — приказал магистр, разрубив силовым клинком ствол тяжелого стаббера в огневом гнезде на хорошо укреплённом перекрёстке двух улиц, куда секунду назад приземлился, и сразу взлетел на струях перегретых газов из прыжкового ранца, чтобы обезоружить группу на крыше. Первым оружия лишился снайпер, располовинив винтовку ударом меча так, что в руках мужчины остался лишь обрубок, а затем и два его товарища, избавившихся с помощью десантника от автогана и дробовика.

— Мы вам не враги, — проговорил быстро глава ордена, на несколько секунд отключив маскировку, чтобы солдаты его увидели во всей красе, а не размытым, будто от жара, полупрозрачным маревом. Люди попятились, но им хватило благоразумия не доставать пистолеты.

Гавин вернул маскировочное поле в активное состояние и оценил положение наступающих. Пока его братья быстро продвигались по центральному проспекту несмотря на некоторое сопротивление, но глубже их темп мог замедлиться. Всё зависело от преданности фрацианских командиров ближе к центральному шпилю, потому туда он и развернулся, едва Микель, скрытый чернильным пятном генератора, влетел на крышу здания.

— Брат-сержант Лар, принимай командование наступлением, — приказал глава ордена.

— Принял, магистр, — в воксе раздался сухой ответ сержанта, и две смазанные тени помчались вперёд и вверх.