Полог тишины заработал тотчас же, едва мы вошли в кабинет.
— Как лорд-хранитель Академии, пробывший на своём посту не одно десятилетие, — в голосе отца слышалась ирония, — я много лет пользуюсь простым правилом: если ты не хочешь, чтобы твои слова были услышаны посторонними ушами, не произноси этих слов. К счастью, полог нас защищает.
Он прошёл в середину кабинета, оглядываясь. Взмахнул рукой — и плотные шторы мгновенно оказались задёрнутыми.
— Словно и не было этих шести лет, — промолвил он. — А ведь тебе почти девятнадцать, гриссёнок. Помнишь себя в тринадцать?
— Едва ли, — тихо сказала я. — Но я помню тебя.
Он кивнул, глядя в зеркало.
— А я почти не помню настоящего Маркуса. Не было времени его узнавать: я был в пыточной, вот-вот должен был начаться кошмар… — Он вздохнул. — Увы, Делле Дон не удалось убить безумца Дрэйга, хотя план был блестящий. Это надо было — так глупо попасться юному Рэю! Но кто же знал, что у мальчишки была отвратительная привычка сидеть на крыше под руной сумрака.
Он усмехнулся:
— И ещё более скверная привычка думать головой. Вместо того чтобы наброситься на крадущуюся убийцу, он условным сигналом вызвал подмогу. Правильно сделал: как бы его ни готовили, я не оставил бы от него мокрого места и всё-таки добрался бы до императора. Но увы, увы, увы…
— Делла оказалась в темницах, встретила Маркуса Рише, и ты сделался моим отцом, — произнесла я. — А я оказалась никудышной дочерью, раз не заметила подмены, а узнав о ней, не возненавидела тебя.
— Меня мало кто ненавидел: я умею располагать к себе людей. — Маркус Рише помолчал. — Впрочем, я никому и не открывался по-настоящему. Разве что Алистеру… ценнейший человек в империи, пожалуй. Я потратил много сил, чтобы он привязался ко мне, но учёба у него того стоила. Кстати, ты знаешь, где он?
— Нет. Но я знаю, что Рэй что-то знает.
— Как и следовало ожидать.
Отец подошёл к своему креслу. Сел за стол, и я вздрогнула, увидев совершенно ту же позу, что видела сотни раз. И ни разу — до того, как мне исполнилось десять. Тогда мне доставалась лишь захлопнутая перед моим носом дверь.
— Вы с Сильвейной так похожи внешне, — задумчиво сказал он. — А теперь, когда у вас обеих есть дар, спутать вас легче лёгкого. Силу дара не определить так просто, пока не настаёт пора им воспользоваться. Когда вы спускались по лестнице, я не смог вас различить.
«И Рэй не смог тоже», — с горечью подумала я. Или он всё же понял?
— Это даёт мне прекрасные возможности в разведке, — спокойно сказала я. — Я в любой момент смогу воспользоваться личностью сестры.
— Не в любой момент, а только пока тебя не раскроют, и тогда ты можешь пожалеть, что вообще прибегла к этому способу. Но как последнее оружие он хорош. — Отец поднял бровь. — Надеюсь, ты не планируешь оглушить сестру, связать и спрятать её в кладовой, а самой пойти под венец с Рэем?
Я выдержала его взгляд.
— Почему нет, если мне этого захочется?
Несколько мгновений мы смотрели друг на друга. Потом отец рассмеялся:
— Настоящий Маркус Рише мог бы по праву гордиться такой дочерью.
Я тяжело вздохнула. Мой отец, мой истинный отец… а ведь я почти не думала о нём с тех пор, когда поняла, кем был Маркус Рише пять лет назад.
— Я плохая дочь, — проговорила я. — Мне очень жаль настоящего Маркуса Рише, но он чуть ли не отпихивал меня от себя ногой, когда я была ребёнком. Я не могу врать, что я его любила. А тебя… я тосковала по тебе.
Я присела на ручку кресла, сцепив руки.
— Вот только по которому тебе я скучала? — тихо спросила я. — Принц Орис, сын татуировщика Веррес, Делла Дон, Маркус Рише, лорд Нил? Я знала лишь одну твою личность, но у тебя их десятки. И триста лет за спиной.
Отец едва заметно улыбнулся. Здесь, в кабинете, вдруг подумалось мне, он был куда больше собой, чем в кабинете лорда Нила. Куда более расслабленным, тёплым… живым.
— Моя дорогая, — мягко сказал он. — Можно носить десятки лиц, играть сотни ролей, менять дюжину масок за день, но твоя истинная, глубинная суть лишь одна. Я тот, кем я родился. Тот, кем был пять лет назад. Я твой отец, Фаэль. Я, сидящий перед тобой, — настоящий я. Безусловно, я буду лгать тебе, как уже лгал не раз, но я не надеваю перед тобой маски, как это делает Рэй. Ведь он так и не отказался от этой привычки, правда?
Я грустно улыбнулась:
— Нет.
— Можно предать империю, — произнёс отец. — Можно нарушить слово. Но нельзя солгать в любви. Рэй лжёт тебе в главном. Лжёт, меняя маски одну за другой, то давая тебе надежду, то обнимая твою сестру, то твердя, что ты одна способна его понять, то пожимая плечами и говоря, что ты нужна ему только для дела… то вновь страстно уверяя, что ты — его единственная любовь. Но любит ли он тебя?
Я покосилась в зеркало. Отражение, точная копия Сильвейны, ответило мне насмешливым самоуверенным взглядом, но на душе скребли гриссы. Отец был прав. Рэй мог бы один раз честно сказать мне, что любит, и мы вместе прошли бы через всё. Я поддержала бы его, потому что знала бы, насколько ему плохо.
Если бы он только сдвинул маску! Если бы отшвырнул бы её в сторону и наконец посмотрел на меня, не отводя глаз. Или, напротив, если бы носил не снимая.
Я поняла бы, если бы Рэй использовал меня как ценный инструмент, был циничным наставником и никем иным. Но не шептал бы мне нежности, не одевал в иллюзорные кружева, не показывал бы драгоценный цветок, который он вырастил в память о брате.
Но Рэй предлагал мне… нечто третье. И я сама толком не понимала, чем это было.
Я вздохнула. Хат, по крайней мере, был честнее. Он просто носил мне пирожные.
Да, в словах отца был смысл. Но я была агентом имперской разведки. И я прекрасно видела, когда меня пытаются настроить против кого-то. Особенно — против смертельного врага.
Я внимательно посмотрела на отца.
— А ты? — негромко спросила я. — Ведь ты тоже носишь маски. Эоран был твоим близким другом, и ты уничтожил его без колебаний. На Алистера охотятся, а ты не знаешь, где он, и не защищаешь его — хотя ты у него учился! А Алетта? Что ты с ней сделал?
— Алеттой я манипулировал всегда, с первого же дня, — холодно произнёс Маркус Рише. — Так, как использует людей агент империи. Когда придёт время, точно так же начнёшь поступать и ты. Поверь, я буду тобой гордиться.
— С трудом верится, что я смогу.
— Значит, будешь сидеть на бумажной работе в оперативном штабе и никогда не получишь бессмертие. Цена величия — безжалостность, гриссёнок. Цена свободы — чужая смерть. Иначе нельзя.
Отец встал. Взял портрет матери, стоящий на столе, и долго смотрел на него.
— Я как-то проснулся и понял, что не могу вспомнить лицо своей матери, — произнёс он. — В то время шла война с колониями, сражения на море, одно за другим… Наездники, летящие на драконах над морем, гибли десятками, но мне было плевать. Я запрыгнул Ааглю на крыло и полетел. Я не хотел умереть. Я хотел вспомнить.
— И вспомнил?
Он усмехнулся:
— Как ни странно, да. За мгновение до того, как Аагль сжёг палубу, я посмотрел в глаза темноволосому мальчишке, забившемуся между бочонками. Он смотрел на меня, и, вобрав в себя его эмоции, я вдруг понял, что он думает о матери. Сейчас, за секунду до смерти.
Отец обернулся и посмотрел на меня:
— И я вспомнил свою мать. Теперь, когда мне снятся сны о пожарах, перед глазами всегда стоит её лицо.
— Какой она была? — тихо спросила я.
— Она любила моего брата, — просто сказал Маркус Рише. — У одного из нас был дар, у меня его не было. К чему много слов?
— Мне очень жаль, — прошептала я.
— Мне тоже.
Отец поставил портрет. Провёл рукой по столу, покрутил в руках знакомое платиновое перо с рубиновым драконьим глазом, которым когда-то писал каждый день, и сделал движение, словно хотел положить его в карман. Но лишь покачал головой, тихо смеясь, и вернул перо на место.
— Иногда я скучаю по мелочам, — пояснил отец, заметив мой взгляд. — И тоскую по людям, как бы я ни учил себя забывать. Но их очень и очень немного, гриссёнок. Алистер, к примеру, не один из них. Я сделал многое, чтобы он ко мне привязался, но ради того, чтобы получить секреты лучшего татуировщика империи, я пошёл бы и на большее.
Короткая пауза. Треск пламени.
— А вот Эори был мне близок до самого последнего дня. Не решись он отдать мою тайну Дрэйгу, мы были бы неразлучными друзьями до сих пор. Но он… — отец запнулся, и по его лицу пробежала тень.
— Он — что?
— Он просил меня о бессмертии, — просто сказал отец. — А я не мог ему его дать. Если бы только он…
Он осёкся.
— Он попросил тебя поделиться величайшей тайной, но ты не хотел этого делать?
— Не «не хотел», а не мог, — резко сказал Маркус Рише. — Любому незнакомцу на улице я дал бы руну без усилий, но не ему. Когда-нибудь ты поймёшь. И довольно об этом.
— А кроме Эорана? Был кто-то ещё, кому ты дал бы бессмертие? Кто-то, кого ты любил и кто искренне любил бы тебя?
Короткая усмешка, кривая и горькая.
— Нет. По той же самой причине.
— О которой ты мне не сообщишь.
— Нет.
Я нахмурилась:
— Но всё же я — исключение. Со мной, Фаэль Рише, уникальной и единственной из всех людей, — в моём голосе прорезалась ирония, — ты можешь поделиться, и ты говоришь об этом свободно. Что со мной не так? Почему я не отличаюсь от любого незнакомца на улице, но все остальные, кого ты знал куда больше трёх лет, с кем ты сблизился, кого ценил, как ближайших друзей, как семью, — иные?
Лоб отца прорезала морщинка.
— Это может измениться, — помедлив, сказал он. — Проклятье, словно жонглируешь весами в сильный ветер… Во многом это зависит от тебя. Но я не готов раскрыть тебе больше.
— А Эоран? Ради его жизни ты жонглировал весами в сильный ветер?
— Нет, потому что это было невозможно, — ледяным тоном сказал отец. — И итог ты знаешь: Эори сделался чернокнижником, уцепился за фрагменты моих исследований, обмолвки и записи и задался целью получить настоящую власть.
— Глупец, — прошептала я.
— Твой мальчишка Рэй — не меньший глупец. Ему стоило бы оставаться простым агентом. В роли правящего лорда он — мишень. — Мой отец нахмурился. — И я не желаю, чтобы он погиб, не оставив мне новых тел.
Я поперхнулась.
— Тебе не кажется, что ты слишком циничен?
Мой отец… нет, теперь уже лорд Нил чуть улыбнулся, вновь надевая непроницаемую маску.
— Я хотел бы пощадить его, — промолвил он. — Дать ему дожить до старости. Но сначала ты честно скажешь, что любишь его превыше всех на свете, превыше даже самой любви, что ты шагнула бы ради него в огонь. И будешь искренней.
Я открыла рот.
Люблю ли я Рэя? Как близкого человека, наставника, любовника?
Он мне дорог, очень дорог… но та ли это любовь, ради которой идут сквозь огонь? Любить превыше любви — я вообще на это способна?
Возможно, если бы я не видела их двоих с Сильвейной этим вечером, я бы сомневалась куда меньше. Если бы Рэй не целовал мою сестру совсем недавно, во мне не было бы столько горечи. Но сейчас… слишком ярко горела в памяти рука на её бедре.
— Не знаю, — тихо сказала я. — Не знаю, люблю ли я его — так.
Отец странно посмотрел на меня:
— А я? Ты бы спасла меня от него?
— Я…
Мой отец. Безжалостный убийца, который не просто перерезает жертве ножом горло, но без угрызений совести годами живёт в теле жертвы и спокойно, с иронической улыбкой говорит об этом.
Люблю ли я его? Могу ли я его оправдать?
Я верю, что психика пластична. Я верю, что захватить тело маньяка-убийцы прямо перед его казнью и жить дальше в этом теле, — далеко не самое страшное из преступлений. Маркус Рише лишился разума и погиб, но мой отец в его теле остановил сумасшедшего императора и предотвратил тысячи смертей. Он спас империю.
Но то, кем он был, выводило его за грань человечности.
Шагнула бы я ради него в огонь?
— Да, — произнесла я вслух. — Наверное. Но это страшно — спасать кого-то, кто причинил столько зла и причинит ещё. Ведь ты не можешь дать мне клятву, что будешь жить…
— …не убивая никого, чья смерть причинила бы тебе неудобства, — договорил лорд Нил с ироничной улыбкой. — Дочь моя, ты не менее цинична, чем я, просто облекаешь свои слова в чуть более высокопарную форму.
— Я… — Я осеклась.
— Я прав. Не во всём, но прав. — Лорд Нил подал мне руку. — Пойдёмте вниз, Фаэль. Нас ждут.
Сильвейна всё-таки уговорила остальных на прогулку по оранжерее и укрытому согревающим куполом саду, где всё это время поглядывала на Тиара так, словно мечтала потеряться с ним на добрую четверть часа. И несложно было представить, что бы они там вдвоём делали.
Я представила, как принц Тиар предельно аккуратно лезет моей сестре под юбку, и подавила желание зажмуриться и попрыгать на месте, чтобы вытрясти этот образ из моей головы. Или, образ, где Сильвейна снимает туфельку, бросает принцу подвязку и нежно проходится тонкими пальчиками ног по его животу… ооо, это ещё хуже. И откуда у меня, во имя тёмных сиддов, такие фантазии?
Потому что у меня в кармане лежала записка от принца Тиара, конечно же. И, что греха таить, получив её, я тут же вспомнила, как он предлагал мне очутиться в его постели — и как сверкали глаза Сильвейны, когда она меня от этого предостерегала.
Но мы вернулись в особняк, и вечер продолжался. Я бросила взгляд на принца. Он беседовал с мачехой и лордом Нилом, вежливо улыбаясь, но поза его была напряжена, и сложно было не понять почему: неподалёку Рэй и Сильвейна устроились на диванчике, таком тесном, что они сидели вплотную, взявшись за руки. Идеальная картинка любящей пары. В голове мелькнула мысль, что моего дара вряд ли будет достаточно, чтобы разбить этот диван в щепки, но врезать Рэю отломанным подлокотником…
Я вздохнула. Увы, стажёру имперской разведки, нарушившему предписание лорда Джавуса молчать, улыбаться и налаживать семейные отношения, вряд ли удастся уйти от очень неприятного наказания. А от главы разведки можно было ожидать всего.
Я подошла к камину, разглядывая безделушки. Вот ту алую пирамидку, над которой вился песочный смерч, привёз отец из маленького городка близ Эммерони семь лет назад. Для меня, хотя её тут же отобрала и разбила маленькая Сильвейна. А потом мы с отцом провели вечер в библиотеке, аккуратно восстанавливая рассыпающийся песок сложными клеями, и долго смеялись, когда смерч вновь взвился под отцовской ладонью.
Один из самых счастливых вечеров в моей жизни.
— …Буду рада видеть вас у себя в любое время, — донёсся до меня голос мачехи. — Уверена, Фаэль утомила вас. Я же могу устроить вам куда более сердечный и доверительный приём. Вы фактический опекун моих дочерей, лорд Нил. Будем накоротке.
Я не успела услышать ответ лорда Нила. Потому что в эту секунду входные двери с грохотом распахнулись.
Зеро, сдержанный и бледный, как всегда, сделал жест, и вслед за ним четверо гвардейцев в форме императорской гвардии рассредоточились по залу, проверяя выходы. Ещё четверо почтительно и профессионально окружили принца Тиара.
— Что происходит? — первой опомнилась мачеха.
Зеро не удостоил её даже взглядом. Он смотрел только на принца.
— Императору Сарффу сделалось хуже, — произнёс он отрывисто. — Боюсь, принцу немедленно придётся вернуться во дворец.
Принц Тиар обвёл нас всех взглядом.
— Благодарю вас за гостеприимство, — отрывисто произнёс он. — Отправляемся немедленно.
— Телепорт уже оцеплен и проверен, — склонил голову Зеро.
Вслед за ним принц быстрым шагом прошёл к распахнутым створкам. Гвардейцы почти бегом последовали за ним, и входные двери закрылись за ними.
Ошеломлённые, мы смотрели друг на друга.
— Что ж, — нарушил молчание лорд Нил. — Думаю, мне пора возвращаться в Академию. Принц Тиар вряд ли сочтёт возможным продолжить учёбу в таких обстоятельствах, но мы должны быть готовы ко всему.
Он склонился над рукой Амелии, улыбаясь каким-то своим мыслям. Мачеха, кажется, что-то ощутила, потому что еле слышно ахнула от прикосновения его губ.
Вслед за Сильвейной я подошла к отцу попрощаться. Сестра говорила невпопад, и я, остановившись за её спиной, лишь молча кивнула ему. 114c7f9
«Император умирает. Вольно или невольно, но ты поспособствовал этому. Тебе совсем всё равно?»
Отец не ответил на мой кивок, но глаза говорили за него:
«Игра продолжается, Фаэль. А из игры извлекают выгоду. Спокойной ночи».
Когда двери за моим отцом закрылись, Сильвейна мгновенно подлетела к Рэю.
— Ты должен остаться у нас, — произнесла она. — И жить здесь до свадьбы. Теперь это и твой дом, правда?
Мстительная улыбка, брошенная в мою сторону, тут же дала мне понять, ради кого прозвучала эта просьба.
— Этой ночью — безусловно, — рассеянно произнёс Рэй. — Но потом, боюсь, дела призовут меня в другое место. Впрочем, — он, в свою очередь, склонился над рукой Сильвейны, — я обещаю вернуться. В конце концов, какой глупец выберет летать на драконе по ночам в зимнюю стужу вместо прекрасного общества милых дам?
Я прекрасно знала какой. Но лишь коротко пожелала всем спокойной ночи.