– Может, снова вдохнем порошок дашини? – спросил Брасти. – Лучше уж бояться до смерти и бормотать, как безумец, обмочившись и наложив в штаны, чем это. Клянусь, это гораздо хуже.
– Что? О чем ты говоришь? – спросил я, но не издал ни звука.
Тогда-то я и понял, что наступило утро и меня в очередной раз настигли галлюцинации из-за паралича. И сколько они продлятся на этот раз?
Хоть мои глаза и были закрыты, я видел перед собой большой зал. На голых каменных стенах висели яркие флаги фиолетового и серебряного цветов. Видел я, как всегда во время галлюцинаций, нечетко, но все равно создавалось ощущение, что я нахожусь там с двумя десятками плащеносцев, мужчин и женщин, которых не видел уже много лет. Я сидел на полу рядом с Кестом и Брасти. Мы находились в замке Арамор, упражняясь в особой форме боя, которую никогда прежде не изучали.
Салима, женщина-трубадур, которую король нанял обучать нас пению, гневно ударила по струнам гитары. Клянусь, у меня даже затылок от этого заболел.
– Если вы еще раз откроете рты, а я не услышу песни, – сказала она мрачным, зловещим голосом, – то клянусь, я сыграю такую мелодию, что вам захочется побежать и сброситься со скалы.
Брасти на мгновение смутился, а потом широко ухмыльнулся, открыл рот и мелодичным голосом сказал:
– Если ты будешь заставлять меня петь, то я сам пойду и брошусь со скалы без посторонней помощи.
Салима вновь начала перебирать струны, быстро и яростно, но ноты никак не складывались в мелодию. Каждая звучала немного фальшиво, хотя пару мгновений назад она настроила инструмент. Она играла всё быстрее и быстрее, и мне становилось всё тяжелее различать ноты. Вскоре легкое беспокойство переросло в страх, который постепенно полностью овладевал мной. И тут я осознал, что, возможно, старинные легенды о бардах, которые музыкой могли свести человека с ума, правдивы. Сквозь пелену боли и тумана, очень медленно я принялся вынимать клинок из ножен.
– Святые угодники, разве на нас напали? – послышался голос короля, который тут же развеял наваждение. По крайней мере, когда он вошел в зал, Салима прекратила играть. – Скажите, трубадур, мы сегодня вечером занимаемся экспериментальными мелодиями?
Сидя на полу скрестив ноги, она подняла голову и улыбнулась ему. Барды никогда не беспокоятся о том, что своим поведением могут оскорбить знать.
– Просто слегка отчитываю их, ваше величество. Вашим плащеносцам не хватает дисциплины.
Король тут же с ней согласился:
– Еще не придумал, как решить эту проблему. Но ваше решение и мне доставляет боль, а у меня, могу вас уверить, никаких проблем с дисциплиной нет.
– Ваше величество, – вставая, сказал Брасти, – может, положите этому конец? Я не могу представить себе, что мне придется петь во время поединка, да и ни один герцог всерьез не воспримет приговор в виде песни.
– Дело не в герцогах, Брасти, и не в тебе.
– Простите меня, сир, но я запутался. Я не собираюсь зарабатывать на жизнь, распевая перед крестьянами и кузнецами на постоялых дворах и в трактирах. Тогда зачем мне этому учиться?
Король не ответил. Обычно он заставлял нас делать что-либо, не объясняя причин. Человек, по мнению Пэлиса, скорее запомнит то, что поймет сам, нежели то, что ему расскажут. И часто король слишком уж переоценивал наши способности к обучению.
– Дело в мелодиях? – спросил Кест. Взгляд его помутнел, словно он старался прийти к какому-то заключению. – Нам нужно, чтобы жители городов и деревень запомнили вынесенный приговор, но большинство из них не умеют читать, и наши слова они просто не удержат в памяти.
– Но любой человек запоминает хорошую застольную песню, правда, Брасти?
Брасти ухмыльнулся.
– Я их много знаю, ваше величество. Я вам еще не пел о девице, которая проснулась и обнаружила бриллианты у себя в…
– Помалкивай, Брасти, – отрезал я.
– «Бриллианты девицы», – сказала Салима. – Мелодия же называется «Третий хоровод странника». На эту же мелодию поют «Медяки и эль» и «Кусачего старика».
Я задумался. Песню «Кусачий старик» я слышал раз или два, а «Медяки и эль» распевали в половине трактиров Тристии.
– Вы правы, – признал я. – Никогда этого не замечал.
– А слова этих песен вы помните? – спросил король.
Я кивнул, все остальные плащеносцы тоже.
– Вот и хорошо, – сказал король Пэлис. – Тогда разучите «Третий хоровод странника». К нему еще первый, второй и четвертый и все остальные, если понадобится. А потом научитесь перекладывать вынесенные вердикты на эти мелодии. Таким образом…
– Таким образом каждый крестьянин и кузнец сможет их запомнить, – сказал я. – И будут помнить, даже когда мы уедем. Тысяча чертей, они их наверняка будут распевать каждый раз, когда напьются!
Король улыбнулся. Иногда ему приходили в голову блестящие мысли. Он заметил, что я смотрю на пего, и перестал улыбаться.
– А затем ты ее предашь, Фалькио, – сказал он, отвернулся и ушел от меня.
– Что? Нет! – Я попытался встать с пола, но не мог даже двинуться.
Ощущение паралича вернуло меня к реальности и к жесткому полу, на котором я спал.
– Полегче, – сказал кто-то и слегка сдавил мне плечо.
Глаза медленно открылись, впуская утренний свет. На меня смотрел Кест.
– Ты уже проснулся, – сообщил он.
Я попытался ответить, но еще не мог выговорить ни слова.
– Остальные уже готовы ехать дальше, – сказал Кест. Он встал и протянул руку, чтобы помочь мне встать. – На этот раз прошел почти час, Фалькио.
В тот день мы путешествовали молча. Даже Брасти старался меня не донимать и не злить. Если я не смогу исполнить то, о чем просил герцог, он не поддержит Алину. А если исполню, то он все равно может нарушить свое обещание – в любом случае плащеносцев снова будут считать предателями народа Тристии. Ты предашь ее.
– Скоро мы доберемся до Карефаля, – сказал Шуран, подъезжая ко мне.
Я не ответил. В тот день мне не хотелось говорить с рыцарем-командором из Арамора.
После нескольких мгновений неловкого молчания Шуран добавил:
– Осталось около мили.
– И что случится, когда мы приедем? – наконец вымолвил я.
– Мы встретимся с человеком по имени Теспет. Он собирает подати в этих краях. Он и его приказчик расскажут, как сейчас обстоят дела с жителями деревни.
– Хорошо, – сказал я.
– Вы сегодня молчаливы, Фалькио.
Поняв, что он не оставит меня в покое, я спросил:
– А вы знали?
– Знал о чем?
– О тех историях, которые рассказывают обо мне и о том, что случилось в Рижу? И о том, что Исолт пошел на сделку со мной, чтобы плащеносцы снова потеряли доверие простолюдинов?
– Герцог Исолт советуется со мной по многим вопросам, Фалькио, но редко по политическим.
– И все же я думаю, что вы знали.
– Да? И почему вы так считаете?
– Вчера вы упомянули «развлечение»… Вы уговорили нас остановиться на постоялом дворе ради того, чтобы мы посмотрели выступление трубадура? Вы знали, что он станет рассказывать обо мне?
Шуран посмотрел на меня с непроницаемым лицом.
– Я рыцарь, Фалькио. У меня нет времени на легенды и песни. Да они мне и не нужны.
Он пришпорил коня и уехал вперед.
Брасти привстал на стременах и поглядел вперед. Он лучше всех видел, что происходит на дальнем расстоянии: полагаю, что хорошее зрение – необходимое требование для лучника.
– Деревня находится в полумиле от нас. – Он прикрыл глаза рукой от солнца. – А у околицы что-то стоит.
– И что это?
– Похоже на две клетки.
– Клетки? Что там внутри, можешь разглядеть?
Он сел в седло.
– Не уверен, но, кажется, люди.
– Они мертвы? – спросил Шуран.
Клетки были сплетены из веток. Внутри каждой, скорчившись, лежал человек.
Я спешился и подошел к людям, чтобы проверить пульс, но заметил, что грудь их вздымается.
– Нет, просто без сознания. – Я повернулся к Большому рыцарю. – Если я узнаю, что это сделал мытарь Теспет, то у вас начнутся серьезные проблемы.
– Он этого не делал, – ответил Шуран.
– Откуда вам это известно? – спросила Дариана, подойдя поближе, чтобы посмотреть.
Он указал на человека в клетке справа.
– Это сам Теспет. Второй – его приказчик.
Я услышал тяжелое дыхание лежащего, затем подошел ко второй клетке и присел. Оба были мертвецки пьяны.
– Фалькио, – предупредил Кест, – люди.
Я поднялся и увидел, что из-за придорожных деревьев появилось не меньше сорока человек, мужчин и женщин. Некоторые держали в руках луки, другие – неумело вырезанные дубины. Третьи – клинки; интересно, откуда они взяли стальное оружие?
Люди сэра Шурана обнажили мечи, и один прокричал:
– На колени!
– Сами на колени, – ответил женский голос.
– Успокойтесь, все вы, – сказал я и поднял руку, пытаясь примирить стороны. – Мы пришли не для того, чтобы навлечь на вас беду.
Женщина подошла ближе.
– Ты ее и не навлечешь, странник, если сейчас развернешься и уедешь туда, откуда приехал.
Стриженая шатенка, крепко сбитая. Ей могло быть лет сорок, а может, и всего лишь двадцать: жизнь крестьян в Тристии нелегка. Она указала клинком на Шурана.
– Рыцари останутся здесь как наши заложники.
– Вряд ли это возможно, – ответил Шуран. – Мне не приказано сдаваться в плен.
Женщина пропустила его слова мимо ушей и пригляделась ко мне.
– На вас и ваших спутниках форменные плащи?
– Почему они всегда принимают его за главного? – спросил Брасти у Кеста.
– Помалкивай, Брасти, – ответил тот.
– Да, это форменные плащи, – сказал я.
Женщина скривилась.
– Тогда вы тоже останетесь. Мы плохо относимся к тем, кто грабит плащеносцев.
Валиана неосторожно шагнула навстречу женщине.
– Вы не заберете у нас того, что принадлежит нам по праву. Почему вы считаете, что мы не плащеносцы?
У старика, неловко державшего длинный лук, затряслись руки, и я забеспокоился, что он убьет одного из нас просто потому, что устанет.
– Разве плащеносцы разъезжают в компании рыцарей?
Брасти посмотрел на меня так, словно она подтвердила его точку зрения.
– Меня зовут Фалькио, – обратился я к женщине. – Я – первый кантор королевских плащеносцев. Это Кест, Брасти, Дари и Валиана. С нами рыцари…
Женщина рассмеялась, недослушав. Она повернулась к односельчанам.
– Слушайте, парни, герцог Исолт решил устроить нам представление. Подослал актеров, чтобы они разыграли спектакль. «Герой Рижу и убийца святого Кавейла»!
– О да! – сказал один из крестьян, размахивавший вилами. – Сам Фалькио пришел освободить нас! Ну же, Вера, хватит шутки шутить. Убьем их и покончим с этим.
– Погодите, – сказал Брасти. – А как же я?
– А что ты? – спросила Вера.
– Я – Брасти Гудбоу. Вы обо мне не слышали?
– Боюсь, что нет.
– Не беспокойся, – заверил его мужик с вилами. – Убьем и тебя, словно ты тоже знаменитость.
Сэр Шуран положил руку на навершие клинка.
– Боюсь, вам придется нелегко.
– Нас больше, чем вас, – ответил мужик с вилами.
Он обвел рукой стоявших. Мало кто из них выглядел как воины – это были простые крестьяне и торговцы. Одна девушка яростно размахивала кинжалом, и на миг мне даже показалось, что это Алина. Святые угодники, лишь бы галлюцинации не начинались еще и во время бодрствования.
Рыцари захохотали – Вера посмотрела на них сквозь прищуренные глаза.
– Хихикайте сколько вздумается, господа рыцари, но некоторые из нас уже наслушались вашего смеха на всю жизнь.
Она кивнула одному из своих людей – двое мужчин дернули за веревки, которые, как я теперь заметил, уходили к верхушкам деревьев по обе стороны дороги. И тут же из земли возникли пики, грубо сработанные из веток. А прямо за нами появились человек двадцать крестьян, вооруженных луками, пращами, кинжалами и даже просто булыжниками.
Я посмотрел на Кеста – он покачал головой. Я с ним согласился: другого выхода не осталось. Если бы мы попытались обойти копья, чтобы добраться до противников, жители деревни просто забросали бы нас камнями и стрелами.
– В чем дело, господа рыцари? Больше не смеетесь?
– Вы совершаете ошибку, – сказал я.
– Неужели? Мы собираемся взять в заложники тех, кто был послан, чтобы убить нас, – вряд ли это можно назвать ошибкой.
– Если бы мы пришли убивать вас, – ответил сэр Шуран, – мы бы привели с собой еще тридцать рыцарей. Вы бы уже были мертвы. Я – сэр Шуран, рыцарь-командор Арамора. Герцог Исолт послал нас, чтобы уладить разногласия.
Крестьяне насторожились. Они слишком долго пытались выжить под гнетом дворян, жадность которых не вызывала у них доверия.
Вера повернулась ко мне.
– Ты сказал, что вы плащеносцы. Ну-ка, докажи.
– Как ты хочешь, чтобы я доказал?
– Назови мне седьмой имущественный закон.
Я уже собирался ответить, но Валиана меня опередила:
– Седьмого закона не существует.
Вера попыталась взглядом заставить Валиану отступить, и я понял, что они не сильно отличаются по возрасту, как мне раньше казалось. Разница была лишь в том, что Валиана провела восемнадцать лет в роскоши и безопасности, а Вера нет.
– Хорошо. Тогда каков шестой закон?
Девушка не замешкалась:
– Подати не могут превышать четверти от полученного дохода.
Не стоило удивляться тому, что Валиана могла по памяти цитировать королевские законы. В конце концов, она почти всю жизнь готовилась стать королевой. Вне всяких сомнений, девушка учила законы Тристии, даже те, которые герцоги никогда не позволяли проводить в жизнь.
Вера с подозрением поглядела на нее.
– Любой, кто читал «Книгу королевских законов», мог бы это сказать.
Валиана нахмурилась. При желании она могла вести себя как самая настоящая надменная аристократка.
– Тогда зачем было спрашивать?
– Если бы вы не знали ответа, я могла бы сэкономить время, – ответила та.
Я посмотрел на жителей деревни, которые пришли сюда, готовые к драке. Вряд ли хоть кто-то из них знал королевские имущественные законы или любые другие.
– Что ж, похоже, не сработало, – сказал я. – А вы знаете, почему король придумал шесть имущественных законов?
– Чтобы герцоги не могли отбирать у нас всё, что мы зарабатываем собственным трудом?
– Частично, – признал я.
– Только эта часть и имеет значение.
– Но не для монарха, – вступила Валиана. – Если герцог возлагает на вашу землю непомерные подати, то из-за этого уменьшаются запасы еды, дерева и прочих товаров, которые вы могли бы продать. Таким образом, вся система начинает разваливаться. Эти законы предотвращают экономический крах в королевстве.
– Зачем вы мне об этом рассказываете? – спросила Вера.
– Чтобы вы знали, что король хотел, чтобы вы платили свои чертовы подати, – сказал я.
Вера фыркнула.
– Смешной. Когда ты умрешь, я насажу твою голову на пику – надеюсь, она меня будет смешить после тяжелой работы на полях.
– Он вовсе не такой смешной, когда умирает, – сказал Брасти. – Особенно когда начинает нотации читать.
Я услышал звук спущенной тетивы, затем левой щекой почувствовал колебание воздуха: стрела пролетела мимо и вонзилась в дерево, стоявшее позади меня. Руки старика больше не выдержали напряжения. Прежде чем я успел среагировать, один из рыцарей Шурана обнажил клинок и шагнул вперед.
– Нападение на посланника герцога карается смертью, старик.
– Прекратить! – крикнул я и вытащил левую рапиру из ножен.
– Шкурники предали нас! – воскликнул кто-то из рыцарей. Они тут же перестроились, чтобы напасть на нас.
В следующий миг против нас пятерых стояли десять рыцарей, двое из них держали заряженные арбалеты. Мы оказались между ними и жителями деревни с заточенным дубьем.
– Фалькио, – начал Кест.
– Я знаю наши шансы, черт побери. Опустите клинки, – сказал я рыцарям. – Мы не ради этого пришли сюда, Шуран.
Рыцарь-командор клинка не обнажил.
– Согласен, – сказал он. – Поэтому мне нужно, чтобы твои люди и жители деревни сложили оружие. Они не должны угрожать рыцарям герцога.
Вера оскалилась.
– Больше заработаете, если убьете безоружных.
– Опустите оружие, – повторил Шуран, – или мне не останется другого выбора, кроме как приказать своим людям вступить в бой.
– Отдадите этот приказ, – сказал я, – и я прикажу Брасти убить вас первым.
Старик, начавший всю эту заварушку, стоял, тяжело опираясь на лук: казалось, что ему нет дела до происходящего.
– Такого мы от рыцарей и плащеносцев не ожидали.
Другой деревенщина принялся крутить пращой.
– Брасти, поглядывай на него. Вера, следи за своими парнями.
– Фалькио? – позвал Брасти.
– Я занят.
– Ты бы помог мне, если бы сказал, кого нужно убить прямо сейчас.
– Я все еще пытаюсь разрешить ситуацию.
Из леса раздался треск, чуть не дав начало бою. Из-за деревьев вышел худющий, странного вида юноша, который тяжело дышал; в руке он держал рапиру. Немногие использовали в бою рапиры – этого я встречал и раньше.
– Кайри? – с сомнением спросил я.
Бесхитростные карие глаза под густой шапкой волос посмотрели на меня.
– Фалькио! – Он подбежал ко мне и рухнул на колени. – Первый кантор! Поверить не могу, что это вы! Здесь, в Карефале! Вы пришли за мной?
– Встань, – сказал я.
В последний раз я видел Кайрна в Рижу, где он доказал свое ревностное желание стать плащеносцем и в то же время полную неспособность к этому. С тех пор, похоже, ничего не изменилось.
– Я просто…
– Во-первых, ты не плащеносец, а потому не обязан присягать мне на верность, а во-вторых, плащеносцы ни перед кем не кланяются.
Брасти наклонился вперед и прошептал так громко, как только смог:
– Кроме герцогов, как выяснилось, чтобы сподручнее было целовать их задницы.
– Помалкивай, Брасти.
– Кайрн, это правда? – спросила Вера. – Он в самом деле тот, за кого себя выдает?
Кайрн встал.
– Я не знаю, за кого он себя выдает, но это Фалькио валь Монд, первый кантор плащеносцев. – Парень сунул руку в карман и достал золотую монету. – Он дал мне это. Я вошел в число двенадцати присяжных, которых он призвал в конце Ганат Калилы. Это – герой Рижу, человек, который вдохновил наше восстание!
Меня передернуло. В голосе Кайрна звучала гордость, смешанная с религиозным усердием, но для меня все это звучало как восторги деревенского дурачка, который в головке сыра разглядел лик святого. Осмотрев толпу крестьян, я заметил, что их настроение немного изменилось: слишком уж им хотелось верить в то, что герои придут и спасут их. Возможно, впервые за долгое время они даже готовы были поверить в то, что эти герои – плащеносцы.
Вера подошла ко мне и остановилась в одном шаге: она изучала мое лицо, словно монету, чтобы убедиться, что она не фальшивая.
– Что ж, герой Рижу, – сказала она, – ты пришел сюда спасти нас или предать?