Глава двадцать восьмая Необычный союз

Шивалль приказал остальным рыцарям арестовать Пэррика, или сэра Джайрна, как он себя теперь именовал, что сначала поставило нас в тупик. Но большинство воинов служили с «сэром Джайрном» и считали его отличным рыцарем-капитаном: он вел их в бой множество раз в пограничных стычках, нес тяготы службы бок о бок со своими товарищами, не раз рискуя жизнью.

А Шивалля они откровенно презирали и осуждали как хитроумного манипулятора, плетущего тайные заговоры, в результате которых им приходилось драться и проливать свою кровь. Но более всего рыцари от всего сердца верили в необходимость субординации – уверен, они впитывали это с молоком матери, – а Шивалль, несмотря на всё его влияние на двор герцога, не являлся их командиром.

В конце концов Пэррик добровольно сдался рыцарю-сержанту сэру Коратисимо, который согласился с ним, что все вопросы о заключении нас под стражу и казни стоит решать во дворце уже после того, как герцог получит возможность лично узнать обо всех откровениях. Условно Пэррик был арестован, но, несмотря на все протесты Шивалля, никто не связал ему руки.

– Тут творится адский хаос, первый кантор, – сказал Пэррик, когда мы шли рядом по широким мраморным улицам, ведущим в герцогский дворец. – Нам сообщают о беспорядках, которые происходят по всему герцогству и за его пределами. Есть и внутренние трудности. Наш рыцарь-командор неожиданно уехал вчера, прихватив с собой двести рыцарей: предполагается, что он отправился охранять восточную границу.

– А что происходит на восточной границе?

– Ничего – насколько мне известно, он уехал вопреки приказу герцога. Я знаю, в это сложно поверить, но начинаю подозревать, что идет подготовка к вооруженному мятежу.

– Как идут дела на севере? – спросил я. – Трин еще не прорвалась?

– Герцогиня Трин расположила свою армию на юге Домариса, но ей все еще досаждают неожиданные атаки слева, организованные силами герцога Гадьермо, – сказал он с ухмылкой. – Они разделились на небольшие отряды и любыми, самыми неожиданными путями пытаются уничтожать людей Трин, насколько это возможно. Кто бы мог подумать, что герцог Гадьермо разбирается в тактике? Я всегда считал его идиотом.

Но Швея полагала, что его войска скоро падут…

– Не думаю, что стоит отдавать ему все лавры, – сказал я, немного подумав. – Скорее всего, эти отряды возглавляют плащеносцы Швеи.

Пэррик нахмурился.

– Слышал я о том, что Швея набрала новых плащеносцев. И каковы они?

– Такие, как она, – сказал я, указав на Дариану. – Отличные бойцы без капли совести.

Дариана улыбнулась.

– Будет тебе, Фалькио: люди могут решить, что я тебе небезразлична, если ты будешь мне так льстить.

Пэррик поглядел на нее.

– Не знаю, что и думать о новых плащеносцах. Неужели Швея полагает, что мы ни на что не годимся?

– Она считает вас абсолютно бесполезными, – ответила Дариана. – И, учитывая, что последние пять лет вы защищали людей, убивших короля, она еще слишком хорошо о вас думает.

Казалось, слова ее потрясли Пэррика, и дело было не в том, что он подвел короля, – в конце концов, вина лежала на всех нас. Но говорить с ним так, словно он остался в стороне и ничего не сделал, когда…

Нет, пока я еще не был готов разбираться с этим.

– Пэррик, что сказал тебе король Пэлис? Каким был его последний приказ?

Пэррик побоялся посмотреть мне в глаза, и я его не виню. В конце концов, король приказал сохранить его последнее поручение в тайне, как и всем нам.

– Да ладно, – сказал я. – Уже нет смысла хранить тайны.

– А никаких тайн больше и нет, – ответил Пэррик. – Он приказал мне поступить в рыцари в Рижу и охранять герцога, вот и всё. Больше он ничего не сказал. А еще заставил меня поклясться, что я сделаю это, несмотря ни на что. Я… чуть не нарушил клятву, Фалькио, когда увидел тебя… А потом, когда герцог поехал в Пулнам с пятью сотнями, он приказал мне оставаться здесь и охранять город – иначе даже не знаю, что бы я мог натворить.

– Не будем об этом, – остановил я его.

– Мы пришли. – Он показал на вход в тронный зал Рижу. – Надеюсь, у тебя есть чертовски важная причина приехать сюда и заставить меня раскрыться, потому что я почти уверен: меня казнят за то, что я обманом проник в ряды рыцарей герцога Рижуйского.

– На самом деле у меня есть замечательная причина, – ответил я. – Я хочу предупредить герцога Джилларда о том, что кто-то планирует его убить.

Пэррик встал как вкопанный и посмотрел на меня так, словно я вошел в бальный зал совершенно нагой.

– Фалькио. – Он глубоко вздохнул и продолжил: – Святые угодники, и это всё? Кто-то уже пытался убить герцога, мы поймали этого ублюдка три дня назад.

Я оглянулся на двадцать рыцарей, которые окружали нас, и ухмыляющегося Шивалля и вошел в тронный зал. Герцог поклялся убить меня, и у него больше не было причин оставлять меня в живых.


Джиллард, герцог Рижуйский, красавцем не был, но следил за своей внешностью. Как и большинство аристократов, он держал себя в форме, одевался в лучшие наряды и мог похвастаться идеальной прической. Благодаря умелому брадобрею и прекрасным маслам, привезенным из других стран, его черные волосы и коротко стриженная борода выглядели всегда ухоженно. В бархатных одеждах пурпурного цвета, отделанных золотом и серебром, он восседал на рижуйском троне, возвышаясь над всеми, как судья, собирающийся вынести приговор. Видимо, и впрямь на это надеялся.

– Наконец-то ты в моих руках, Фалькио валь Монд; что же мне с тобой делать? – Он беспокойно крутил золотое кольцо с огромным красным самоцветом на пальце. Довольно странный жест для человека, который мог убить нас мановением руки. – Ты никогда не приходишь один, всегда приносишь с собой проблемы. – Он подался вперед и поглядел на Валиану. – Вижу, привел с собой девчонку, которую Патриана пыталась выдать за мою дочь. Выглядишь неважно в этом потертом плаще, дорогуша. Хочешь, чтобы я приказал Шиваллю принести тебе хорошее платье?

Валиана вежливо присела.

– Так мне гораздо удобнее, ваша светлость.

– Плащ может стеснить тебя в будущем, – заметил Джиллард.

Пэррик заговорил прежде, чем я успел сказать хоть слово:

– Ваша светлость, прошу вас, выслушайте Фалькио. Он…

– Молчите, сэр Джайрн или как вас там… Пэррик? Кем бы ты ни был, ты не раз спасал мою жизнь, и теперь мне приходится думать, с какой целью. Ты все еще дышишь, а не захлебываешься кровью лишь потому, что я еще не решил, стоит ли мне отрубить тебе голову как предателю или повесить как лазутчика.

– При всем моем уважении, ваша светлость, – сказал я, – вряд ли вы можете обвинить Пэррика в том, что он лазутчик.

– Нет? Шивалль сказал мне, что он шнырял у меня дома под видом рыцаря около пяти лет.

– Да, ваша светлость, но по справедливости стоит добавить, что король умер прежде, чем Пэррик приехал сюда, так что для кого ему было шпионить? Вы понимаете, о чем я?

– Думаешь, сейчас время демонстрировать свои способности к дебатам? – улыбнулся Джиллард, и улыбка его была совсем не доброй. И все же под этой самоуверенной ухмылкой скрывалось кое-что еще – беспокойство, а может, даже страх.

Шивалль встал.

– Ваша светлость, позвольте, я позову свою охрану и прикажу им разобраться с изменником.

– На колени, – потребовал герцог. – Лучше тебе стоять на коленях, Шивалль. Не знаю, за что я вообще тебе плачу, раз ты до сих пор не смог выяснить, что один из моих рыцарей-капитанов на самом деле шкурник.

Червь-переросток тут же рухнул на колени, чем очень меня порадовал.

– А теперь ты, – сказал Джиллард, взглянув на Пэррика. – Ты был лучшим из рыцарей до сего часа. Но, несмотря на всё, что ты сделал для меня в прошлом, почему я должен верить тебе сейчас, если знаю, что ты – предатель?

Тень наползла на лицо Пэррика.

– Разве предатель спас вашу жизнь три года назад, когда посол из Авареса попытался воткнуть нож вам в горло? Или предатель не дал вам погибнуть, когда ваш конь сломал ногу и вы едва не свалились в каньон? – Пэррик повернулся ко мне с выражением вины на лице. – Или предатель стоял и смотрел, как вы…

Джиллард вскочил с трона.

– Все это ты делал по приказанию мертвого тирана, а не из преданности мне!

Воспоминания о последнем визите в Рижу внезапно пробудили во мне гнев, и только рука Кеста помешала мне обнажить рапиру. Как Пэррик мог служить такому негодяю, как Джиллард? Как он мог стоять рядом с ним каждый день и смотреть на все его зверства? Почему король Пэлис отдал Пэррику подобный приказ? И как он мог выполнить его?

И все-таки я понимал, что только прошлые заслуги Пэррика могут нас сейчас спасти.

– Ваша светлость, – сказал я, – думаю, я смогу назвать поразительную причину, почему вы можете доверять Пэррику.

Герцог сел, все еще глядя на Пэррика.

– Неужели? Считаешь, что тебе удастся убедить меня в верности шкурника?

Я выбирал слова очень осторожно.

– Когда я в последний раз оказался в вашем дворце, вы отправили меня в темницу. И подвергли меня избиениям. А затем позволили Патриане… позволили ей пытать меня и Алину. – Я повернулся к Пэррику, почти чувствуя вину за то, что собирался сказать. Почти. – Ты все это время был здесь: когда люди герцога притащили меня сюда в цепях, когда они бросили меня в темницу и истязали. Ты все это время находился здесь, во дворце.

Лицо Пэррик стало мертвенно-бледным.

– Святые угодники, Фалькио, прости. Я знаю, ты, должно быть, презираешь меня, и не виню тебя за это. Но ты должен мне поверить: король заставил меня поклясться… Он заставил меня поклясться: что бы я ни увидел, что бы ни сделал герцог… Фалькио, я бы никогда…

Я оборвал его взглядом, не будучи готов простить. Еще не готов.

– Если бы этот человек хотел предать вас, герцог Джиллард, то разве он бы не сделал этого давным-давно?

– Полагаю, что это так, – наконец выговорил он. – В конце концов, меня так часто предавали, даже мой палач, и тот… – Он наклонился вперед. – Знаешь, мы поймали его на следующий день.

– Он никак не связан с моим побегом, – сказал я чуть быстрее, чем нужно, чтобы мне поверили.

– Он открыл дверь и выпустил тебя! – бросил герцог. – Он признался в этом, а потом начал повторять королевские законы и твердил их снова и снова, хоть ни одного не произнес правильно. Он выкрикивал их мне в лицо, гордясь собой. Гордыня его поутихла, когда мы подвесили его на дыбу.

– Ближе к концу он начал звать тебя по имени, – сказал Шивалль из-за спины, надеясь вернуть себе расположение герцога. – Наверное, и другие тоже так делали в течение многих лет.

– Фалькио, – предупредил меня Кест.

– Всё в порядке, – ответил я, хотя рука моя то и дело тянулась к рапире. – Вы глупец, ваша светлость, если хотите играть в месть в то время, когда страна разваливается у вас на глазах.

– Мой палач предал меня, – повторил Джиллард, ударив кулаком по подлокотнику трона. Он быстро взял себя в руки, взглянув на Пэррика. – Но не ты. Ты бы мог освободить шкурника, если бы захотел, ты бы мог с легкостью сделать это и не попасться.

Пэррик выглядел так, словно его сейчас стошнит.

– Очень хорошо, – сказал герцог наконец, крутя кольцо на пальце. – Допускаю, что у меня есть причина доверять Пэррику. Но тебе, Фалькио валь Монд, почему я тебе должен верить? Ты даровал мне свободу, когда мои люди подвели меня в Пулнаме, но это был лишь политический маневр с твоей стороны. Мы с тобой стоим по разные стороны.

Я ждал этого. Оглянулся на моих плащеносцев, старых и новых, надеясь, что не приговариваю их к тому, чтобы их похоронили под тяжелыми каменными плитами дворца Джилларда.

– Я не на вашей стороне, ваша светлость. Да и как может быть иначе? Вы чудовище. Вы приказали уничтожить семью Тиаррен и многих других по вымышленным причинам. Послали за мной убийц, каких только нашли – нет, хуже, не за мной, а за наследницей короля. И, проиграв в Ганат Калиле, вы попытались нарушить свой собственный закон и прикончить Алину. Вы – ядовитая гадина, герцог Джиллард; у меня есть самые серьезные намерения когда-нибудь увидеть, как вы расстанетесь со своей головой.

Герцог насторожился.

– Что ж, это всё облегчает…

– Но не сегодня, не сейчас. Ваша смерть будет последней каплей, которая потопит страну. Если тот, кто убил герцога Исолта и герцога Росета, доберется до вас, то гражданская война и ваша милая дочурка Трин ввергнут нас в такой ад, который никому и не снился.

Джиллард засмеялся, и на этот раз смех его показался искренним.

– Трин? Это она поставила тебя на колени передо мной? Ты блефуешь, шкурник. Трин завладела армией своей матери, обладая лишь малой толикой ее коварства, – несомненно, она здорово повеселится, бегая по северу страны и играя в командора. – Он наклонился вперед и вкрадчиво добавил: – Но если она попробует пересечь границу Рижу, мои воины окажут ей все те почести, которые я должен был оказать ее матери много лет тому назад.

– Ваши речи чересчур смелы для человека, только что потерявшего рыцаря-командора и армию в двести человек, ваша светлость, – заметил Кест и с искренней заинтересованностью спросил: – Кто же теперь возглавит ваших воинов, когда нападет Трин?

– Жалкие предатели – это та цена, которую мне приходится платить за свое положение. – Герцог откинулся на спинку и махнул рукой. – Кроме того, ты и твой приятель-шкурник только что решили эту проблему.

– Каким образом? – спросил я.

– Разве Уинноу, одна из ваших плащеносцев, не убила герцога Араморского? Исолту никогда не нравилась моя идея охранять границы совместно, но теперь там новый регент – как его, сэр Шуран? Ему понадобится моя поддержка, если он надеется удержать Арамор от аристократов, которые хотят разорвать герцогство на куски, чтобы править самолично. Вообще-то я уже отправил послов, чтобы одолжить у Шурана тысячу его лучших рыцарей.

Но в надменном тоне Джилларда проскальзывала неуверенность: что-то еще таилось под напускным злорадством.

– Кажется, вы всё заранее продумали, – сказал я. – Так почему же вы напуганы, ваша светлость?

– Напуган? Думаешь, я боюсь, шкурник? – Он засмеялся. – Что меня убьют? Мои рыцари, включая сэра Джайрна – простите, конечно же, плащеносца Пэррика, – уже поймали преступника. Конечно, нужно признать, меня огорчило то, что мои отношения с дашини расстроились, после того как ты убил двоих.

Я посмотрел на Пэррика.

– Ты поймал дашини? Живьем? Но как?

– Благодаря удаче и ценой жизней десяти рыцарей. Он не смог выбраться из-под веса мертвых тел в доспехах, и мне удалось его вырубить. – Увидев мой скептический взгляд, он добавил: – Я ударил его рукоятью клинка в голову.

– И сейчас он сидит в темнице?

– Конечно, – ответил Шивалль. – В которой и ты вскоре окажешься. Вот я и поймал тебя, надменный ублюдок.

– Не думаю, – ответил я.

– Что ты имеешь в виду? – спросил Джиллард.

Даже то, что он задал сейчас вопрос, подтвердило мою правоту.

– Если убийца пойман и все нормально, то почему вы нас сразу не арестовали? Зачем нужно было играть в шарады? Потому что вы все еще боитесь, ваша светлость. Думаю, вы знаете, что будет еще одно нападение.

Джиллард спустился с трона и мельком взглянул на Шивалля, прежде чем обратиться ко мне:

– Тогда почему ты не рассказываешь, каким образом они собираются убить меня после того, как первая попытка провалилась? Оглянись, Фалькио валь Монд. Я правлю самым защищенным городом в мире. Мы находимся во дворце, который смог бы сдержать армию. Пять тысяч человек могли бы осаждать его ворота, но не получили бы ничего, кроме сведенных от голода животов.

Конечно же, он был прав. Из всех герцогов Тристии Джилларда убить сложнее всего. Но если они собирались ввергнуть страну в хаос, то именно Джиллард стал бы следующей целью, и если уж его решили уничтожить, то они будут продолжать подсылать к нему убийц. Всю дорогу от Гарниоля я спрашивал себя, каким образом они смогут подобраться к нему, и находил лишь один ответ.

– Ваш сын, – сказал я. – Томмер. Они найдут способ похитить его, заставят вас выйти ему на помощь и, когда вы это сделаете, вас убьют.

Лицо герцога вдруг вытянулось и застыло, я почти физически чувствовал исходящую от него тревогу. И что-то еще. Отчаянье.

Он что-то скрывает: видимо, это уже произошло.

– И что случится с Томмером, – сказал герцог, и я услышал, как он пытается придать голосу дерзости, – во время этого предполагаемого похищения, если я сдамся?

Я подумал о семье Исолта: его супруге, двух сыновьях и маленькой дочке, которая рисовала щенков в надежде, что отец подарит ей собаку.

– Мне жаль, ваша светлость. Они его тоже убьют. Если я прав… Понимаю, если вы не захотите мне поверить…

– Я тебе верю, – очень тихо сказал Джиллард. – Верю всему.

Плечи его вдруг поникли, и он весь словно сдулся. Как будто актер сошел со сцены не в силах больше продолжать представление.

– Они уже схватили Томмера, не так ли?

И снова Джиллард бросил взгляд на Шивалля, прежде чем повернуться ко мне.

– Да, будь ты проклят. Единственная причина, по которой я тебе поверил и тебя еще не вздернули на яблоне в моем саду, в том, что два дня назад мой сын, единственный человек на свете, которого я люблю, был похищен.

Кровь прилила к лицу Пэррика, и я подумал, что он тотчас же кинется на Джилларда.

– Почему рыцарям об этом не сообщили? – настойчиво спросил он. – Мы должны попытаться разыскать его! Ему, черт побери, всего лишь одиннадцать лет! Он не сможет…

– Вам не сообщили, – сказал Джиллард, – потому что мы точно знаем, где он.

– Где? Я соберу своих людей…

– В этот самый миг Томмер сидит в пятидесяти футах под нами, и убийца приставил клинок к его горлу.

– Он здесь? – спросил я. – В вашей темнице? Но как…

– Томмер сказал, что хочет своими глазами увидеть убийцу-дашини. Он слышал легенды… Увидеть живого дашини – это же такое приключение! Конечно же, я ему отказал. К нижнему уровню темницы есть лишь два ключа: один у охранника, второй в сейфе в моих покоях. Томмер пробрался туда и выкрал мой ключ.

– А как же рыцари, которые его охраняли? – рассвирепев, спросил Пэррик. – Они же должны были находиться с ним постоянно.

– Находились. Он убедил их сопровождать его в темницу, чтобы защитить. Он хороший мальчишка, но не всегда послушный. – Голос у герцога перехватило, и я понял, насколько ему больно. При всей моей нелюбви к герцогу я понимал, что Томмер единственный, о ком он на самом деле заботился.

А еще я вспомнил, чего стоило непослушание этого мальчишки Балу Армидору, трубадуру, которого он так любил. Неужели Томмер настолько бесчувственный, что готов рискнуть жизнью рыцарей, даже зная цену отцовского гнева?

– Проклятые болваны! – выругался Пэррик. – Я выбью из них всю дурь, когда… – Он осекся, поглядел на Джилларда, потом на меня, а затем уставился в пол, вдруг осознав, как неуместна его вспышка гнева в данной ситуации.

– Полагаю, они уже поняли свою ошибку, – сказал Джиллард.

– Что произошло? – спросил я.

– Дашини совладал с рыцарями, палачами и всеми стражниками на нижнем этаже темницы. Судя по запаху, который оттуда исходит, он убил немалое число людей. Раз в день он передает нам свои требования через раненого сэра Тужана, который не может сбежать, потому что к его горлу привязана веревка.

– Каковы его требования?

– Вернее сказать, требование, в единственном числе. Он желает, чтобы я сам предстал перед ним.

– И всё? Когда?

– В любое удобное для меня время, – раздраженно произнес Джиллард. – Он сказал, что Томмер… сказал, что мой сын протянет всего лишь несколько дней.

– Почему вы не заставили свои отряды пробиться на нижний этаж?

– Всё дело в том, шкурник, что, во-первых, он пообещал убить Томмера, если мы попытаемся, а во-вторых, мы просто не можем туда попасть. Помнится, в прошлый раз, когда ты очутился в этом дворце, я тебе говорил, что это самое защищенное место в Тристии. Подземелье… огромно. У него каменные стены толщиной в пять футов, туда ведет всего одна дверь в два фута толщиной, укрепленная железом, косяками же ей служат железные пруты, вбитые в камень. Существует лишь два ключа, и оба сейчас в руках убийцы. Нижний этаж построен так, чтобы оттуда нельзя было убежать. Но, похоже, и проникнуть туда тоже не получится.

Загрузка...