Тень рыцаря

Эпилог

Я смотрел на Швею сквозь железные решетки – она сидела на стуле тюремной камеры.

– Вы хотели видеть меня – я пришел.

Король не любил тюрьмы, поскольку большую часть жизни и сам провел под замком, поэтому он распорядился, чтобы в темнице замка Арамор солнечный свет мог проникать внутрь камер через маленькие окошки под потолком: дотянуться до них было невозможно, но весь день заключенные могли видеть небо.

– Вижу, что вы неплохо тут устроились, – добавил я.

– Пойдет, – сказала она и улыбнулась. – Это ненадолго.

– Сомневаюсь, что вам удастся отсюда выйти. Слишком много людей из-за вас погибло.

– Они бы и так умерли. Полагаю, что все вышло как нельзя лучше, на такое мы даже надеяться не могли. Герцоги бы никогда не приняли законную королеву, если бы им не пришлось. Они бы никогда не позволили тебе и твоим плащеносцам захватить власть, если бы не боялись чего-то более страшного. Это я и устроила, Фалькио. Я показала им призрак гражданской войны и хаоса. Показала армию убийц, на фоне которых плащеносцы стали казаться не более опасными, чем легкий дождь в теплую летнюю ночь.

– Вы превратились в чудовище, такое же… нет, даже хуже Патрианы.

– Нет. Я стала именно такой, какая нужна была миру, не более и не менее. – Она протянула руку и схватила меня за подбородок. – Так же как и ты, Фалькио.

Я оттолкнул ее руку.

– Я остался верен своим клятвам.

– Клятвы, – презрительно вымолвила она. – И что породило эту великую клятву? Гибель твоей жены, долгое безумное путешествие, которое началось кровью и закончилось сталью. Твоя клятва, Фалькио валь Монд, первый кантор плащеносцев, – это порождение того зла, что свершилось в твоей жизни. Миру требовался человек отваги, и он наградил тебя болью и страданиями, чтобы ты стал таким, как ему нужно. – Она улыбнулась и снова попыталась до меня дотянуться, но я отстранился. – Мир нуждался в храбрости и порядочности. В герое. А ты был глиной, из которой мир его слепил.

– Жаль, что Неры здесь нет, – заметил я. – Возможно, она бы и подобрала нужное слово, чтобы обозначить, кем вы стали. Между нами все кончено, – сказал я и собрался уходить.

– Ты умирал.

Я остановился. Заранее знал, что она может сказать то, что собиралась, и пообещал себе, что уйду, прежде чем она это сделает, но остался – хотя бы потому, что ее парадоксы заслуживали слушателя.

– Нита убивала тебя, – продолжила Швея. – Ни я, ни лекари не смогли бы помешать ей проникнуть в твое сердце. То, что сделали дашини… это нейтрализовало яд. Спасло тебе жизнь.

Я обернулся, стараясь выглядеть удивленным.

– И вы об этом знали?

Не знаю, убедил ли я ее своим притворством, или она просто отнеслась к нему снисходительно ради самообмана.

– Подозревала. Я же говорила тебе, парень, что жизнь – это боль. Те страдания, которые причинили тебе Необагренные… Даже представлять их не хочу, но твердо знаю одно: без этого ты уже лежал бы в могиле.

Я мрачно улыбнулся, не в силах больше притворяться.

– Значит, вы сдали меня дашини для того, чтобы спасти мне жизнь.

Она не дрогнула лицом.

– В таком случае, Швея, в следующий раз вы окажете мне огромную услугу, если оставите умирать.

Она фыркнула.

– В самом деле? Думаешь, мне все еще есть дело до твоей гордыни? Или боли? Я уже говорила тебе и повторю снова и снова: я ни перед чем не остановлюсь, чтобы защитить Алину. Ни перед чем. Все это я сделала лишь для того, чтобы возвести ее на престол.

– Вы принесли в нашу жизнь разруху и смерть.

– Да. Принесла и еще принесу, если понадобится. Пусть потекут по стране кровавые реки, если так нужно, но Алина станет королевой.

Я знал, что ей ответить, но замешкался. Представил, как святая Биргида шепчет мне в ухо: «Я взывала к тебе каждый раз в тот миг, когда ты уже одержал победу, но еще не нанес последний удар». Я всегда верил в милосердие и сострадание – и теперь больше чем когда-либо я верил, что они жизненно необходимы.

Но также существует и справедливость, Биргида. И, кроме того, я не какой-то там чертов святой.

– Ваш сын возненавидел бы вас за то, кем вы стали, – сказал я.

Сначала я думал, что Швея разозлится и изойдет яростью или, может, сломается и начнет рыдать, но она, конечно же, не сделала ни того ни другого. Лишь сказала:

– Конечно, он бы возненавидел меня за это, Фалькио. И через тысячу лет не смог бы простить меня, даже несмотря на то что я возвела его дочь на престол. Но ведь именно поэтому мы с тобой так сильно любили его, не правда ли?

Позже той же ночью мы вшестером стояли на крепостном валу замка Арамор, и звезды сияли так ярко, что я готов был даже поверить, что нахожусь на Южных остравах. Как ни странно, но двух человек, которые лучше всего поняли бы меня в тот миг, с нами не было. Алина расположилась в покоях замка: больше ей ничего не грозило, лишь собственные страхи. Я пообещал ей, что вскоре и они развеются без следа. Эталия же осталась с ней, чтобы побыть рядом, пока девочка не заснет. Алина вновь перестала смотреть мне в глаза, то ли от чувства вины за то, что согласилась с замыслом Швеи, то ли из-за того, что я предал ее, так и не сделав королевой.

– Знаешь, а я бы согласился стать королем, – признался Брасти, поставив ногу на парапет и оглядывая просторы, словно они принадлежали ему.

– Из тебя получился бы ужасный король, – заметил Кест.

Ему сменили повязку на отрубленной кисти, и рана больше не кровила.

– Еще болит? – спросил Брасти.

– Смертельно. Такое ощущение, что ее медленно, очень медленно отпиливают.

– Тогда почему ты… ну, сам знаешь…

– Что?

– Не кричишь, – вымолвил Брасти. – Не плачешь. Не стонешь и не… в общем, не делаешь то, что делают нормальные люди, когда им отрубают руку!

Кест поглядел на него, слегка улыбнувшись, то ли озадаченный, то ли искренне удивленный.

– А что, это помогает?

Брасти всплеснул руками.

– Ты безнадежен.

Валиана рассмеялась, а с ней и Нера, которая перебирала струны, наигрывая нежную мелодию, которая так соответствовала звездной ночи.

Я повернулся к Дариане, которая стояла немного в стороне.

– Что ты там делаешь? – спросил я.

Она оглянулась.

– Что? Нера сказала, что я должна тут находиться. Вот я и нахожусь.

– Если отодвинешься еще дальше, то свалишься со стены.

– Я не одна из вас, – сказала она, – и никогда не была.

– И каково это? – спросил Брасти.

Она поглядела на него сквозь щели прищуренных глаз, но затем на губах ее расцвела ухмылка.

– Ты же понимаешь, что я переспала с тобой лишь потому, что собиралась отрезать тебе яйца и сохранить их в виде трофея?

– Дариана, если так уж хочешь ранить меня, то переспи со мной еще раз. Честно говоря, милосердней было бы отрезать мне яйца.

– Хватит, – оборвал я. – Кое-кто здесь едва не испытал это на собственной шкуре.

Брасти ужаснулся.

– Тысяча чертей, Фалькио. Прости… Я не имел в виду…

– Пора, – перебила Нера.

– Что пора? – спросил я. – Может, уже расскажешь, почему мы сюда забрались? Чертовски холодно.

– Наверное, тебе следовало надеть плащ, – сказал Кест, и хоть никто этого не заметил, в голосе его прозвучала грусть, смешанная с обреченностью.

Я не надел плащ, потому что предыдущим вечером обнаружил старый деревянный ящик, из которого король доставал наши плащи в тот день, когда вручил их нам. Мой плащ лежал теперь внутри, запертый на замок. Я с ним распрощался. Послужил своему королю так, как крестьянский мальчишка из Пертина и надеяться не мог. После встречи на крепостном валу я собирался спуститься вниз и найти Эталию, которая меня ждала. В самый последний раз она улыбнется мне и спросит, не хочу ли я оставить всё в прошлом. В последний раз расскажет о том островке неподалеку от Бэрна, где нет ни герцогов, ни рыцарей, ни плащеносцев. И предложит поехать с ней.

И я соглашусь.

Голос Неры отвлек меня от размышлений.

– Эту историю будут рассказывать на протяжении многих дней и лет. И я собираюсь передать всё правильно.

Брасти ухмыльнулся.

– Все началось с юного браконьера, храброго и твердого духом, который родился в нищете, но ему была уготована…

– Я не имею в виду историю о том, что произошло, – перебила Нера. – И уж тем более не нуждаюсь в твоем варианте. Я о том, что случится потом.

– Я не…

Валиана заговорила:

– Кажется, я понимаю.

Нера улыбнулась и посмотрела на меня.

– Видишь, Фалькио? Хоть что-то ты сделал правильно.

– Не уверен, что в этом есть моя заслуга.

– Значит, ты все такой же болван. – Она повернулась к Валиане. – Продолжайте, госпожа регент. Вернее, начинайте.

Валиана расправила плечи.

Святые угодники, подумал я, а ведь я когда-то считал, что она похожа на тех принцесс, которых спасают герои, – их еще потом изображают на гобеленах. Но теперь она выглядела по-другому. Как героиня.

– Герцоги не покончили со своими заговорами, – сказала она. – У них есть целый год, чтобы разработать новый коварный план, который позволит им захватить власть. Джиллард, Гадьермо – да все они обладают деньгами и влиянием. А еще есть Трин, которая никогда не остановится. Она выждет время, залижет раны и снова начнет кусаться, медленно, но верно, она снова начнет строить планы. Трин считает, что знает меня, – все они так думают. Они полагают, что я всё то же тщеславное и глупое дитя, девчонка, которая умеет улыбаться и приседать в нужное время. Все они верят в то, что смогут уничтожит Алину, потому что считают, что гораздо хитрее меня. – Она обернулась к нам. – Но они совсем не знают меня.

Я подумал, что мне следует что-то сказать, но прежде, чем я успел вымолвить хоть слово, Брасти запрыгнул на парапет.

– А еще там остались рыцари, – добавил он. – Люди в доспехах, которые из-за своих искаженных понятий о чести считают, что боги и святые на их стороне и они стоят выше закона. И я собираюсь доказать, что они неправы.

– Боги на их стороне, – отозвался Кест. – По крайней мере, так кажется.

Я улыбнулся.

– Собираешься сразиться с другими святыми? Не заметил, как всё обернулось в прошлый раз?

– Нет, – ответил он. – Думал в следующий раз попробовать себя в бою с богом.

И Кест тоже заулыбался.

– Нет! – воскликнул Брасти. – Ни в коем случае.

– А в чем дело? – с невинным видом спросил Кест.

Брасти спрыгнул с парапета и погрозил ему пальцем.

– Ты не станешь богом прежде, чем я стану святым! Мне надоело, что я делаю за вас всю работу, а вы становитесь легендами! Кто-нибудь вообще заметил, что это я расправился с тысячной армией рыцарей? Святой Загев, Вызывающий слезы песней! В этом чертовом мире не добьешься справедливости.

Мы с Кестом и Валианой засмеялись, а спустя мгновение и Брасти не сдержался и, забыв о праведном гневе, захохотал. Я наслаждался этим мигом в кругу таких странных и храбрых мужчин и женщин, но помнил, что у меня тоже есть несколько слов для них.

– Я должна кое-что вам сказать, – произнесла Дариана, – если вы, конечно, не против.

Мы ждали, что она заговорит, но она молчала, а затем Нера посмотрела на меня, и по ее губам я прочитал слово «идиот».

Ладно, подумал я.

– Ты должна быть здесь, – уверенно сказал я. – Вряд ли я когда-либо пойму, почему так случилось, но твердо знаю, что здесь твое место. Среди нас.

Валиана подошла в ней и обняла.

– Скажи то, что ты хотела.

Дари глубоко вздохнула и мягко оттолкнула Валиану.

– Я ненавидела дашини. Это страшные садисты, чудовища, они… Я так сильно их ненавидела, что сама стала такой.

– Теперь ты свободна.

– Знаю, но… Но кое-что я так и не понимаю. Помните старика, с которым вы встретились в монастыре? Он рассказывал, что когда-то дашини были… нет, не хорошими, но они были необходимы. В те самые времена, когда преступления совершали люди настолько могущественные, что не было другого способа остановить их. Тогда дашини поступали правильно, а потом и они извратились. – Она обернулась к нам. – Что произойдет, если лорд, герцог или, черт побери, даже сам король станет настолько могущественным, что его никто не сможет остановить? Трин пользуется магией, которую никто из нас прежде даже не видел.

– Ты хочешь сказать…

– Да. Кто-то должен понять, кем раньше были дашини, для чего предназначались, и, может… может, нужно даже возродить их. Простите, я знаю, что вы бы предпочли, чтобы я надела красивое платье и стала вести себя как добродетельная девица…

Брасти захохотал.

– Ради всего святого, – умоляющим голосом сказал он. – Прошу, не надевай красивое платье и не начинай вести себя как добродетельная девица! В мире и так слишком много хаоса.

Она улыбнулась, впервые за долгое время стерев с лица злобную ухмылку.

– Можешь об этом не беспокоиться, Брасти Гудбоу.

Я бы хотел, чтобы этот момент длился вечно, но Нера продолжала играть одну и ту же мелодию, словно ждала, когда же я заговорю.

Я только начал понимать, как сильно люблю их, и понимал, что мои слова разобьют их горячие сердца. Я собирался разорвать последнюю нить, связывавшую нас. Я не откажусь от Эталии, больше ее не отвергну.

– Я не… Мне нужно… Тысяча чертей! Мне тоже нужно кое-что сказать, черт побери, хотя не думаю, что вам…

– Пообещай мне, что будешь рассказывать историю совсем не так, как это делает Фалькио, – обратился Брасти к Нере.

– Помалкивай, – ответила она. – Тут всё только начинается.

Я почувствовал, что кто-то коснулся моей руки. Я настолько погрузился в собственные мысли, что даже не заметил, как ко мне кто-то подошел. Оглянувшись, увидел Эталию, лицо ее было так близко. Она создана для лунного света, подумал я. Но, к сожалению, сказал совсем другое:

– Ты хорошо выглядишь во тьме.

Брасти и Дариана прыснули практически одновременно, но Эталия улыбнулась, не обратив внимания на мою глупость – как она делала все время с момента нашей встречи, если быть уж совсем честным.

– Я принесла тебе это, – сказала она и передала мне узелок.

Я поглядел на кожу, ремешки и защелки, пятна и царапины, которые знал так же хорошо, как свои пять пальцев.

– Не понял.

Эталия молча ждала, пока я надену плащ, а когда я закончил, она взяла меня за отвороты и притянула к себе. Крепко поцеловала меня и стряхнула воображаемую пыль с плеч.

– Так-то лучше, – промолвила она. – Ночь холодная – мне будет спокойнее, если я знаю, что ты в тепле.

Она отпустила меня и пошла к лестнице, но прежде, чем начать спускаться, снова обернулась и сказала:

– Не стой тут слишком долго. Внизу так же холодно, как и здесь, и я заслужила немного тепла.

Я слушал, как стихают ее шаги на лестнице, ведущей вниз.

– Может кто-нибудь объяснит, что все это значит? – спросил Брасти.

Это значит, что любовь не клетка, подумал я. Повернулся к остальным и теперь точно знал, что им сказать.

– Что это с его лицом? – спросила Дариана.

– Он так улыбается, – объяснил Брасти. – Случается редко и выглядит просто ужасно…

– Помалкивай, Брасти, – велел Кест.

Я повернулся к Нере – несмотря на то что она не стала играть громче, ее мелодия гремела у меня в ушах. Казалось, что придется кричать, чтобы меня услышали. Но нет, кричать не пришлось. Я хотел, чтобы они услышали, чтобы весь мир услышал.

– Когда будешь рассказывать свою историю, Нера, рассказывай ее так, как захочешь. Даже можешь поведать всем, что я стоял на вершине горы и разгонял руками тучи, если хочешь. Но, когда дойдешь до конца, я хочу, чтобы ты кое-что сказала тем, кто будет слушать.

Нера перестала играть, и лишь последняя нота еще дрожала в ночном небе.

– Что же мне им сказать?

– Скажи им, что плащеносцы идут.