Тень рыцаря

Глава двадцать вторая Супруга герцога

– Фалькио, нужно выбираться отсюда, – сказал Брасти.

– Еще минуту. – Я провел ладонью по лицу Найла и закрыл ему глаза. – Нужно взять его с собой.

Кест посмотрел на меня сверху вниз.

– Нельзя. Вероятно, нам придется прорываться.

– Мы не можем оставить его здесь, – твердо произнес я. Найл не заслужил того, чтобы лежать в луже собственной крови в кладовке. Нужно похоронить его, как полагается, и не в чертовых блестящих доспехах, а в плаще. – Где Найл зарыл свой плащ? У озера? Отнесем его туда и…

Кест встал на колени, чтобы заглянуть мне в глаза.

– Нельзя, Фалькио, ты же знаешь. Они считают его рыцарем.

И похоронят его со всеми рыцарскими почестями.

Найлу бы это точно не понравилось.

– Но почему? – спросил я. – Почему король послал его охранять проклятого герцога? Неужели он и Уинноу послал? Она поэтому оказалась в Араморе? – Меня мутило от одной только мысли.

Может, он ей еще и приказал стать любовницей Исолта?

Кест сжал ладонями мои виски – странный жест, но он поступал так, лишь когда считал, что я теряю рассудок.

– Уинноу мертва, Найл тоже. Король умер, Фалькио, и тебе нужно принять решение, если не хочешь, чтобы и мы погибли, потому что скоро…

– Поздно, – отрезала Дариана, заняв свое место сбоку от двери и вынимая клинок.

– Сколько их? – спросил Кест.

– Более чем достаточно, – раздался глубокий баритон.

Дверь отворилась, и появился мужчина в сияющих доспехах со знаком рыцаря-капитана на мундире. Брасти прицелился ему в голову, защищенную шлемом, но рыцарь поднял руку.

– Выпусти стрелу, и вся мощь герцогской охраны падет на тебя, шкурник.

– А что случится, если не выпущу? – спросил Брасти.

Но рыцарь ткнул пальцем в меня.

– Ты. Леди Бейтина зовет тебя.

– А кто такая эта леди Бейтина?

– Леди Бейтина – супруга герцога Росета, а примерно три часа назад она стала новой правительницей Лута. И только она помешала мне – по крайней мере, на какое-то время – надеть на всех вас петлю и вздернуть посреди коридора.

– Почему она нас зовет? – спросил Брасти.

Рыцарь фыркнул.

– Не вас. – Он снова ткнул в меня рукой, закованной в перчатку. – Ей нужен лишь ты, Фалькио валь Монд, первый чего-то там драных шкур.

Клинок мой прошелестел, выползая из ножен.

Охрана, стоявшая в коридоре, напряглась, но рыцарь их остановил.

– Спокойно, – сказал он.

– Откуда ей известно, что я тут? – спросил я.

Рыцарь-капитан посмотрел на своих людей.

– Поняли, о чем я говорил? Эти шкурники считают себя чертовски умными. – Он повернулся ко мне. – Наши лазутчики еще несколько дней назад сообщили о том, что произошло в Араморе. Герцог Росет знал, что вы придете сюда, потрясая кулаком, и потребуете расплаты за его воображаемые преступления.

Я оценил, какие у нас есть варианты. Дверной проход узок – значит, рыцари не ввалятся сюда толпой и будут атаковать по одному; с другой стороны, у нас нет иной возможности уйти. В коридоре стоял арбалетчик, который сможет стрелять из-за спины капитана по нам, а кладовка маленькая, так что и не спрячешься.

– Могу ли я быть уверен в добрых намерениях леди Бейтины? – наконец спросил я.

– Герцогиня хочет поговорить с тобой наедине. Больше мне знать не положено, да и тебе тоже.

– А вы не боитесь, что я ее убью?

– Вообще-то нет. Убийца с ней уже расправился. Рыцарь-сержант Кайлен, – капитан показал на Найла, – попытался защитить ее, но герцогине проткнули клинком легкое. Она умирает.

Из открытой двери, ведущей в покои леди Бейтины, доносилось хриплое дыхание.

– Жидкость в легких, – сказал Кест.

Он всегда обладал поразительной способностью определять состояние, предшествующее мучительной смерти.

Два охранника в желтых камзолах заграждали нам дорогу, стараясь не слишком нервничать, но это лишь усиливало их страх перед нами.

– Стоять, шкурники, – приказал старший.

Из комнаты раздался тихий, прерывающийся голос:

– Пусти их, Растен. Они невиновны; кроме того, хуже мне уже не сделают.

Стражник посторонился, пропустив нас в покои герцогини. Просторная комната со стенами из мореного дуба и яркой отделкой голубого и серебряного цвета. Два больших зеркала висели на стенах, а третье в резной позолоченной раме, обильно украшенной цветами, стояло посреди комнаты. Небольшая дверь сбоку вела в гардеробную, где стояли платяные шкафы и висела одежда.

Теперь я вспомнил, что слышал о леди Бейтине. Она совсем недавно обвенчалась с герцогом Росетом, который был старше ее на три десятка лет. Совсем молоденькая, очень красивая, грациозная женщина, угодившая в ловушку богатства и власти.

– Я здесь, – прохрипела она. – Прошу, подойди ближе, шкурник.

Оставив друзей стоять у дверей, я подошел к ней. У постели госпожи стояли на коленях две девушки, которые держали ее за руки. Пожилая женщина с кудрявыми седыми волосами убрала со лба Бейтины компресс из светло-зеленой целебной травы и желтых цветов, завернутых в белое полотенце, и вместо него положила новый.

– Это называется «фейная сумка», – сказала Бетина. – Они говорят, что я скоро исцелюсь.

Она была не просто хороша, а потрясающе красива. С длинными белокурыми волосами, которые не свалялись от горячечного пота, но были аккуратно причесаны и уложены на подушки. Они обрамляли ее бледное, искаженное болью лицо, белоснежное, словно алебастровое, еще не посеревшее от надвигающейся смерти. Шейку ее обнимал венок из маленьких синих цветов, которые в точности повторяли цвет ее глаз. Она походила на портрет святой Верты, Бегущей по волнам, который так часто украшает каюты богатых капитанов.

Все это выглядело просто жалко.

Вот так кончают свои дни богачи – не отважно и не трусливо, а «красивенько». Бейтина была настолько тщеславной, что даже на пороге смерти желала выглядеть так, словно могла в любой момент встать с одра и закружиться в танце с великими лордами и прекрасными дамами. Хотелось сказать ей, что она уже мертва, что какой-то человек пробрался в замок и убил ее, даже не задумываясь о ее красоте, грации и манерах, что она скоро покинет сей бренный мир и боги уже ожидают ее, но, скорее всего, врата рая для нее не откроют.

– О вашей красоте слагают легенды, миледи, – сказал я, склонившись к ней. – Но и они не в силах ее передать.

Она улыбнулась, и я увидел, как затуманились ее глаза, предвещая скорые слезы. Герцогиня моргнула, чтобы сдержать их.

– Благодарю тебя, шкурник.

Она разжала руки девушек и отослала и их, и травницу. Я посмотрел на Кеста с Брасти, ожидавших у входа, и они тоже вышли. Стражник закрыл дверь – мы остались одни.

– Вы хотели видеть меня, миледи, – продолжил я. – Могу ли я как-то облегчить ваши страдания?

Она усмехнулась, но затем ее скрутил жесточайший приступ кашля, от которого разметались волосы и полотенце сползло на лицо.

– Пожалуйста, – устало произнесла она, – не нужно шутить.

Я попытался поправить полотенце с травами.

– Нет, – сказала Бейтина. – Убери этот дурацкий компресс.

Я сделал, как она просила, а затем задумался, как это будет выглядеть, когда остальные вернутся.

– Вы уверены? Разве он не должен…

– Не будь идиотом. Невозможно остановить внутреннее кровотечение компрессом из сорных трав и цветов.

– Хотите, чтобы я приказал вашим людям поискать другого лекаря?

– Эта льстивая идиотка, которую я только что отослала, лучшая из всех, что тут есть. Старая дура даст тебе сколько хочешь сладеньких микстур и ароматных мазей, но она бы не знала, что делать с имбирным корнем, если бы он даже вырос у нее между пальцев.

– Вы разбираетесь в медицине?

– Я и сама училась знахарству, – ответила Бейтина. – Оставался последний год, когда со мной случайно познакомился герцог и изменил всю мою жизнь.

Она попыталась сесть на постели, но у нее не вышло. Глаза ее устремились на меня. Я помог ей сесть, стараясь не навредить.

– Хочешь, расскажу тебе кое-что смешное, плащеносец? – спросила она, пока я помогал ей. – Обычно знахарки из глухих селений, те, что перенимают знания от своих матерей и бабушек и готовят отвратительные на вкус отвары и вонючие мази, – они-то как раз и умеют лечить людей. А от тех, которых обучают в герцогских дворцах великие мастера, обычно нет никакого толка. Они могут задурить голову всякими заумными названиями, но лечить не умеют вообще.

– Удивительно, как дворяне умудряются оправиться от простуды, – заметил я.

Она слабо улыбнулась.

– Они, то есть мы хорошо питаемся и стараемся не выходить на мороз. Нас не слишком часто ранят, мы не страдаем от голода и жажды. Но когда нас одолевает болезнь, то у нас нет ни лекарств, чтобы исцелиться, ни выносливости, чтобы победить недуг. Мы похожи на прекрасные высокие стеклянные вазы: брось в них камнем – разлетятся на тысячи кусков. – Она беспечно раскинула руки. – Мы бесполезны и прекрасны.

Меня удивило, как хорошо она осознавала свое состояние. Дворяне так тщательно защищали свой мир от черни, что никогда бы не доверились деревенской знахарке или ведунье и не подпустили бы их к себе. Дворяне, как и сказала леди Бейтина, невероятно хрупкие.

– И все же, – возразил я, – похоже, что вы намерены отправиться в лучший мир, выглядя…

Она снова улыбнулась, но дернулся лишь один утолок ее рта.

– Красота, хотя ничего и не стоит, – это все мое богатство, на которое я могу положиться. Благодаря ей меня приняли в школу, хоть у меня не было денег; она завоевала сердце герцога, хоть я и не принадлежу к благородной семье. Полагаю, что боги так же мелки, как и все мы. Скажи, кому мне молиться перед смертью? Орросу или Лефее?

– Кто это, ваша светлость?

– Здесь, в Луте, мы зовем Орросом бога Монеты. А Лефея – это богиня Любви, но иногда она может быть ревнивой – так учат нас духовники. И Пургейзе, бог войны, не лучше, но уж он-то точно осыплет меня милостью, если я предстану перед ним такой красивой?

– Боюсь, я не слишком хорошо разбираюсь в богах, миледи.

Бейтина кивнула, словно я сказал какую-то мудрость.

– Истинно так. Боги не приходят к простолюдинам. Однажды муж сказал мне, что с ним разговаривал Оррос, но, может, Росет просто пошутил. – Она прикрыла глаза. – Думаю, это неважно. По крайней мере, благородные знахари знают толк в опиатах. Сейчас я совсем не чувствую боли.

Несмотря на бойкость в словах, глаза ее вновь начали наполняться слезами. Она держалась, но я видел, что герцогиня не просто испугана – ее охватывал ужас, и я устыдился, что так плохо думал о ней прежде. Неважно, как я относился к ее супругу, – эта молодая женщина умирала просто потому, что приняла предложение выйти замуж, которое вряд ли смогла бы отвергнуть.

– Если желаете, миледи, я постараюсь найти вам хорошую знахарку. Неподалеку отсюда есть деревня, я вернусь к вечеру.

Она долго смотрела на меня, а затем сказала:

– Дай мне руку.

Я полагал, что она хочет встать, но Бейтина просто сжала мою руку, поднесла к губам и поцеловала.

– Мне нравится, что ты пытаешься спасти меня, хотя в другой день пожелал бы мне смерти. Что изменило твое мнение – мое жалкое состояние или прекрасные цветы в волосах?

– Ни то ни другое, миледи.

– Только не говори мне о долге и чести, я все равно не поверю.

– Нет, миледи, я… – У меня не имелось причин утешать ее, а уж тем более говорить правду, но она была напугана и страдала от боли, поэтому заслуживала ответа. – Когда-то я был женат.

– Она была такая же хорошенькая, как и я? – спросила Бейтина.

Странный вопрос.

– Не настолько хорошенькая, как вы, миледи, но вдвое прекраснее.

Леди усмехнулась.

– Хороший ответ. Если я встречу твою жену в другом мире, то расскажу ей о твоей доброте и верности. Продолжай, расскажи мне о своей женщине. Наверное, она была святой?

Я подумал о своей жене Алине, о ее коварной улыбке и шутках – как она торговалась на рынке, пока несчастный не начинал трясти головой от отвращения, разглядывая свой лучший товар, который отдал ей за бесценок, а потом моя жена возвращалась к нему на другой день и дарила пирог, что сама испекла. Вспомнил, как Алина отказывалась пожертвовать черный грош попу и даже как-то раз украла деньги в церкви, чтобы купить еды голодным детям, ждавшим на улице. Вспомнил, как однажды она назвала меня трусом, когда я отказался связываться с задиристым соседом, а потом просила меня не ввязываться в драку, когда…

– Она была разумной женщиной, – сказал я, – и не любила пустые траты и подлость.

– И что?

– Когда я смотрю на вас, то думаю, о чем бы попросила меня Алина. Думаю, она бы сказала…

Бейтина фыркнула.

– Муженек, пойди-ка поищи для этой изнеженной богачки хорошую знахарку!

– Что-то вроде того.

– И что бы ты ей ответил?

Следующую фразу я произнес так мягко, как только смог:

– Я бы сказал ей, что вы не сможете прождать целый день или даже полдня. Что у вас в легких жидкость, и осталось лишь приготовиться к концу.

Дама вновь потянулась к моей руке. Я не хотел прикасаться к ней, но чувствовал, что ей это нужно. Это всего лишь рука, сказала бы Алина. И колотые раны не заразны. Я протянул руку – она ее сжала, я пожал в ответ.

– Ты еще немного посидишь со мной? – спросила она.

– Я…

Где-то там разгуливал убийца и, возможно, не один. Он что-то замышлял, а я понятия не имел что. Если это и впрямь дашини убивают герцогов, которые могли бы поддержать наследницу короля, то мы уже проиграли.

– Я посижу еще немного, – выговорил я.

– Даже несмотря на то что я жена твоего врага?

– Даже несмотря на это.

– И ты пообещаешь посидеть со мной еще час, даже если мне придется сказать тебе ужасные, обидные слова?

Я посмотрел на нее с искренним изумлением.

– Миледи?

Она медленно, со свистом вздохнула: казалось, что миг этот занял целую вечность и никогда не закончится.

– Мой супруг подписал очень плохое соглашение. Никто не должен заключать договоры из страха, – сказала она и поглядела мне прямо в глаза. – Я знаю, кто ты, Фалькио валь Монд. Ты – первый кантор плащеносцев и фаворит короля-тирана.

Я заметил, что слишком сильно сжимаю ее руку.

– Миледи, лучше нам не упоминать короля.

– Прости меня, – попросила она. – Я имела в виду… Полагаю, слишком поздно говорить, что я не хотела тебя обидеть. Тем не менее я хотела сказать, что, если верить трубадурам, ты пережил пытки и дрался со множеством убийц и врагов, чтобы спасти жизнь королевской наследнице.

– Они также рассказывают, что я отрубил голову Джилларду, герцогу Рижуйскому, миледи, но, полагаю, скоро вы узнаете, что он вернулся в свой замок и голова его все еще крепко сидит на шее. Трубадуры часто преувеличивают и приукрашивают.

– А то, что ты говорил на Валуне, они тоже приукрасили? Что благодаря тебе рижуйцы восстали? Они в самом деле сами придумали, что ты помешал герцогу продлить Ганат Калилу?

– Полагаю, что я только…

– Пытался спасти девчонку. – Дама покачала головой. – Ты и впрямь такой глупец?

– Миледи?

– Мы с тобой говорили о хрупкости знати, о том, как они укрыты от невзгод и всё же так беззащитны. Фалькио, ты поехал в Рижу и достучался до Валуна! Знаешь ли ты, что после этого бунт продолжался еще десять дней? Знаешь ли ты, что многие отказались отдавать не только повышенную плату за жилье, но и даже установленную законом подать?

Я вспомнил тот день. Когда это было? Наверное, месяца два тому назад? Я уже потерял счет времени, и всё как-то смазалось. Но я помнил толпу и то, как народ кричал: «Никто не сможет разбить Валун!» А я‑то считал, что на следующий день после попойки они успокоятся.

– Потом бунт стал разрастаться, – продолжила Бейтина, прервав мои воспоминания. – В городах достаточно стражи и рыцарей, чтобы подавить восстание, но в селениях и в глуши люди герцога не могли добраться до бунтовщиков. Начали распространяться слухи о твоих подвигах, и народ задумался: а стоит ли нести ярмо, возложенное на простых людей дворянами. Лишь вчера нам рассказали, что в какой-то деревне на окраине убили мытаря.

Карефаль, подумал я. Она говорит о Карефале. Неужели все это произошло из-за меня, из-за речи, которую я произнес, отчаянно ища способ сохранить жизнь Алине?

– Миледи, что вы хотите сказать?

– Я же говорила тебе, Фалькио-плащеносец, что дворяне не настолько защищены, как это кажется. Что должен делать слабый человек с клинком в руках, когда окружающие начинают сомневаться в его силе? Слабый должен убивать быстро и беспощадно, иначе кто-то другой решит отобрать его клинок. Мой супруг заключил сделку, Фалькио, ужасную сделку. Он должен был вернуть власть в свои руки и позволил рыцарю-командору самому решать, как это сделать. Карефаль находится на нашей границе. Если бы жителям этой деревни позволили пренебречь герцогским законом, то и другие последовали бы за ними – в герцогстве бы воцарился хаос. Они имели при себе оружие, стальное оружие. У герцога Росета не оставалось другого выбора, Фалькио. Ты не оставил ему выбора.

– Что вы имеете в виду?

– Рыцарь-командор послал в Карефаль солдат.

И тут словно пелена упала с моих глаз, и я понял, что она хотела сказать.

– Нет…

– Не торопись, – сказала она. – Уже слишком поздно. Наверное, Карефаль уже весь в огне.

Я отпустил ее руку и отошел назад.

Бейтина посмотрела на свою ладонь.

– Что ни говори, а эта старая кошелка варит прекрасные болеутоляющие снадобья. – Она протянула мне руку. – Кажется, ты ее сломал.

Меня охватил ужас и отвращение к тому, что я сделал с ней.

– Зачем? Зачем вы мне это рассказали?

– Прости. Ты казался мне порядочным и был добр ко мне – по крайней мере, до сих пор.

– Тогда зачем?

Бейтина грустно вздохнула.

– Потому что я стала женой герцога и верна ему. Росет разозлился из-за того, что ему пришлось сделать, – он бы хотел, чтобы я все это сказала тебе. Каждое тело, что ты найдешь в деревне, каждая жертва, погибшая по распоряжению герцога, которому пришлось подавить бунт железом и кровью, падет на твою голову, Фалькио валь Монд. Это ты принудил нас к убийству.

Она вновь начала кашлять и хрипеть, и, нарушив свое обещание, я бежал из покоев герцогини.