Следующий день принес Мазаю немало огорчений.
Первым уроком была технология металлов. Преподавал ее пожилой инженер Соколовский, человек, влюбленный в свой предмет, требовательный до придирчивости. Знаток технологии, хороший педагог, он давал учащимся много знаний, но много и спрашивал с них. Его нельзя было обмануть ни многословием, ни бойкостью. Он требовал точных ответов и точных формулировок.
Соколовский вызвал первым Мазая. Васька всегда держал себя самоуверенно. Сейчас он хоть и волновался, но вышел к доске не спеша и с достоинством.
Соколовский задал вопрос. Мазай подумал и коротко, не совсем уверенно ответил. Последовал второй вопрос, потом третий. Мазай немного путал, но отвечал.
— Довольно. Идите на место, — сказал Соколовский. — Вы сегодня, как обычно, знаете на «удовлетворительно». Но и только. А этого маловато. Мне, например, всегда хочется услышать от вас настоящий, хороший ответ. Поработайте еще — вы сможете добиться лучшего результата.
Он отыскал в журнале фамилию Мазая и поставил тройку.
Васька, слегка раскачиваясь, пошел на место. На лице его было полное безразличие. Но все, кто хорошо знал Мазая, за этой маской видели плохо скрытую радость. Соколовский спросил еще двоих; они отвечали слабее Мазая, но тоже получили тройки. Мазай что-то шепнул Сереже, и тот поднял руку:
— Товарищ преподаватель!
— Что вы хотите сказать? — спросил Соколовский.
— У нас есть новый ученик.
— Новый? Кто такой?
— Жутаев.
— Жутаев? Спасибо. Я знаю. Рудаков, я уже давно не вызывал вас, пойдите, пожалуйста, к доске.
Спросив Сергея, Соколовский похвалил его:
— Сегодня вы отвечали лучше. Видимо, больше позанимались?
— Я всегда занимаюсь, товарищ преподаватель.
— Нет, нет, сегодня вы гораздо лучше подготовлены. Это очень заметно. Садитесь… Кто Жутаев?
Борис поднялся за партой:
— Я — Жутаев.
— Вы у нас в училище недавно, и я не особенно тороплюсь вызывать вас. Скажите, вы можете сегодня отвечать или возьмете еще несколько дней для разбега?
— Я могу… могу отвечать сейчас, — немного смущаясь, ответил Борис.
— Коли так, прошу к доске.
Жутаев, идя через класс, чувствовал на себе взгляды ребят и смущался еще больше. Встав у доски, он не знал, куда деть руки, и вытянул их по швам, как по команде «смирно».
Соколовский задал вопрос. Борис подумал и начал отвечать. По классу прокатился легкий шумок: всем показалось, что Жутаев не знает урока и отвечает совсем не по теме. Но Соколовский сразу понял, что ученик не просто отделывается стандартным ответом, а хочет рассказать подробно, используя дополнительный материал.
— Правильно… Очень правильно… — изредка бросал преподаватель, как бы поддерживая Жутаева.
А Борис уже преодолел смущение и говорил все увереннее и спокойнее. Соколовский не сводил с него глаз.
— Прекрасно. Об этом достаточно, — прервал он Жутаева и задал новый вопрос. — Не спешите, подумайте.
Снова недолгое молчание, потом подробный ответ. И снова Соколовский, взглянув на часы, прервал Жутаева:
— Урок вы знаете превосходно. В материале разбираетесь хорошо. Интересно, вся ли пройденная программа по технологии вами усвоена так же глубоко? Что вы скажете? А? Только откровенно.
Жутаев неопределенно пожал плечами:
— Не знаю. Учить я учил одинаково. И здесь, и когда был еще в Сергеевке.
— А какая у вас там отметка по технологии?
— Пять.
— Давайте решим задачу. Пишите на доске, а всех остальных прошу записать условия в тетради. Советую решать самостоятельно, не глядя на доску. Задача очень интересная. Кто решит первым, пусть поднимет руку.
Не спеша Соколовский продиктовал условия задачи. Жутаев записал их на доске, вдумчиво прочел и увидел, что задача относится к только что пройденному разделу. Соколовский внимательно следил за Жутаевым и, заметив на его лице что-то вроде замешательства, спросил:
— Ну как, понимаете задачу?
— Понимаю.
— Всё понимаете?
— Кажется, да.
— Вопросов ко мне нет?.
— Нет. Все ясно.
— Хорошо, решайте.
В классе ни звука, только частый и дробный стук мела о доску, шуршание бумаги, чье-то усердное пыхтенье да еле слышные шаги Соколовского.
Сначала Жутаев писал медленно, то и дело поглядывал на Соколовского, точно советуясь с ним, а потом разошелся, увлекся решением задачи и забыл обо всем: и о Соколовском, и о товарищах, и о том, что стоит у классной доски. Он исписал всю доску и, перевернув ее, начал писать на другой стороне. На лице Соколовского появилась довольная улыбка, он следил за каждым ходом решения и одобрительно покачивал головой.
Ученики сидели, склонившись над партами, и старались разобраться в заданном Соколовским лабиринте. Потом они стали поглядывать на доску. Многие в классе прекратили попытки самостоятельно решить задачу и стали следить за Жутаевым.
Мазай толкнул сидевшего рядом Сергея.
— Получается? — прошептал он.
— Кажется, получается. А у тебя?
— Никак.
— Ну? А ты смотри ко мне. Или на доску. Жутаев правильно решает.
— Нужен он мне, твой Жутай! И без него как-нибудь обойдусь. Здесь не успею — решу дома.
Впереди, через парту, сидела Оля. Взглянув на нее, Мазай увидел, что Оля не решает, а, подперев голову ладонями, внимательно следит за доской. «Наверно, тоже не решила и присматривается, как решает Жутаев. Ну, смотри, смотри, твое дело». Мазай наклонил голову над листком, чтобы его не заподозрили в списывании у Жутаева.
Жутаев написал последнюю цифру, бегло просмотрел заключительные строчки решения, подправил нечетко выведенную запятую и объявил преподавателю:
— Решил.
Хотя Соколовский внимательно следил за ходом решения, он еще раз проверил на доске каждое действие.
— Решение задачи верное. — И, обратившись к группе, спросил: — Кто решил задачу самостоятельно? Прошу поднять руку.
Руку поднял Сергей.
— Поднимите руки, кто совсем не справился с задачей.
Таких оказалось большинство, в том числе и Мазай.
— Многие не решили. Жутаев, объясните решение задачи. Подробнее и не спеша. Времени у нас хватит.
Жутаев снова подошел к доске и взялся за мел. Сейчас, зная, что задача решена правильно, ом говорил уверенно.
— Не торопитесь, не торопитесь, — сдерживал его Соколовский, когда видел, что Жутаев начинает спешить, стремясь скорее раскрыть сущность задачи.
Наконец Жутаев закончил объяснение.
— Кто не понял? — спросил Соколовский. — Всем понятно? Вопросов нет?
— Все понятно, товарищ преподаватель, — сказала Оля.
— Сотрите, Жутаев, решение с доски. Кто здесь, в классе, не решил задачу, решите дома. Садитесь, Жутаев. За сегодняшний ответ я ставлю вам пять. Законная пятерка. Приятно преподавателю ставить такие отметки. Скажите, Жутаев, а как у вас с производственной работой?
— Вообще — успеваю.
Резко поднялась за партой Оля:
— Разрешите мне сказать, товарищ преподаватель.
— Пожалуйста, я вас слушаю.
— Жутаев говорит неправду, товарищ преподаватель. Он прибедняется, а зачем это нужно — не знаю. Он — лучший формовщик, и не только в нашей группе, но и в училище. Он на первом месте, — сказала, словно выпалила, и села.
Мазай взглянул на нее, и на лице его отразилось неудовольствие, хотя он и старался его скрыть.
Словно сговорившись, еще два преподавателя вызвали в этот день и Мазая и Жутаева. Мазай получил тройки, а по истории вообще еле выкарабкался, Жутаев же получил пятерки и похвалы преподавателей. Особенно хорошо он отвечал по истории.
После урока истории, выходя из класса, Жутаев услышал девичий голос:
— Молодец, Жутаев, вот это называется отличник! Знает назубок всё! Не то что мы, губошлепы. Никто еще в нашей группе так не отвечал. Никогда! Даже Сережка. Вот это знания! Не хочешь, да позавидуешь!
Мазай тоже завидовал, но не знаниям Жутаева, а тому, что тот и здесь оказался впереди и что догнать его — Мазай это понимал — был не в силах. Выйдя из класса, Васька взял Сергея под руку:
— Как ты думаешь, Сережка, почему белобрысый сегодня отвечал так здорово? Или он умнее всех нас, или действительно учит подходяще? А?
— Он учит хорошо. Над уроками сидит много. Да дело не только в этом — он просто хочет больше знать, понимаешь? Желание у человека такое. Он много читает, а потому, конечно, развитее и тебя, и меня, да и других наших ребят.
— Ну, и пускай, дьявол с ним и со всеми его знаниями! Ума у него все равно не пойдем занимать. Мы какие есть, такими и будем. Правда?
Сергей взглянул на него и отрицательно качнул головой:
— Нет, не очень-то правда. И ни за что теперь я не хочу оставаться таким, как сейчас. Вот слушаю ответы Жутаева и ругаю себя: почему я тоже не учусь как следует? Почему? Ведь чувствую — могу. Тут, Васька, обижайся или нет, а ты много подпакостил.
— А чем это я тебе подпакостил?
— Да все тем же. Сам не хотел учиться по-настоящему и нас, дураков, тянул за собой.
— Это кого я тянул? А? Кого? Говори!
— Не кричи, я ведь не из трусливых. Будто ты сам не понимаешь, кого тянул? Всю группу тянул. И меня в том числе. В общем, Васька, хватит. Друзья мы с тобой, сам знаешь, закадычные. Я тебя во всем поддерживал и буду поддерживать, а вот насчет уроков — ты как хочешь, а я нажму на учебу. Ты понимаешь, Васька, — стыдно. Будто мы хуже его соображаем.
Мазай выдернул руку из-под руки Сергея и остановился. Встал и Сергей.
— Значит, говоришь, друзья? — насмешливо спросил Мазай.
— А ты разве против?
— Не против. Я не против…
— А почему же начинаешь придираться?
— Да просто так говорю, а не придираюсь.
— Кто-кто, а я тебя хорошо знаю.
— Ну и знай! Значит, решил тянуться за Жутаевым?
— Васька, ты неправильно смотришь на дело.
— Неправильно? Значит, только вы с Жутаевым правильно смотрите? Двое правильных, да? Ну, и смотрите! А ты ко мне больше и не подходи! Никакие мы не друзья! Крест я поставил на нашей дружбе. Понял?
Мазай оттолкнул Сергея и пошел один.
Сергей хотел было броситься вслед, но безнадежно махнул рукой и пошел в другую сторону.