Три сестры. Диана

Глава 19

— Дин, да ты если уж на такое отважилась, приезжала бы сразу с двумя, никто б и не понял ничего, говорила бы что двойня, — говорила мне Рита, пока мы наводили порядок по части на первом летнем субботнике.

Такие у нас были почти каждый месяц. И солдаты, и жители части убирали мусор, а с учётом строительства его всегда хватало, белили бардюры, красили лавочки, где было необходимо. А потом всех ждал обед с полевой кухни и чай с пирогами.

Рита могла кому-то показаться резкой, но на самом деле она просто говорила всю правду в лицо и никогда не пыталась обойти острые углы.

— Да, Генка удивил, — вздохнула Полина. — Ты правда ещё больше! Я бы больше и разговаривать не стала бы.

— И осталась бы одна, не пойми где, и без мужа. А тут… Распространение продуктов жизнедеятельности в непредусмотренных для этого органах! — фыркнула Рита.

— Чего? — не поняла Полина.

— Моча в голову ударила. Это я перевожу на нормальный русский язык, — ответила я.

— Вот именно, — махнула рукой Рита. — Чего там за помутнение рассудка было, вы и сами разобрались. А Генка и так на тебя смотрел так, что бабы только вздыхали, а сейчас похоже готов самолично ноги мыть.

— Да уж, ну заодно и наши узнали, что Геннадий Михайлович не только может бесконечно выслушивать и вежливо объяснять что-то, а ещё и весьма доходчиво затыкать рот сплетникам, — поправляла косынку на волосах Полина.

— То есть? — уже я не понимала.

— Да бабам на технической территории Генка языки укоротил, — засмеялась Рита. — Да так, что они теперь прежде, чем рот открыть пять раз оглядываются. Часть же закрытая, а тут такое событие, да ещё и у командира. Вот бабы себе целый роман придумали. А Гена твой мимо шёл. Он же за день десять раз по части всё пройдёт, всё проверит. Ну и прямым текстом бабам выдал, что лечь под пьяного и злого мужика мозгов вообще не надо. И что кто бы и что бы не придумывал, но приказарменная девка, такой и останется, потому что эпизоды в жизни могут быть с кем угодно, а в ЗАГС ведут только тех, кого любят и кто останется особенной на всю жизнь. Вот так вот.

— Женщин очень напугало командирское предупреждение, — приглушила голос Полина. — Гена сказал, что он сам пережил момент, когда из-за вот этого чуть семью не потерял. И прекрасно помнит своё состояние, и насколько тяжело давалась служба. Фактически, мол, он был слабым звеном. И подобного в части не допустит. Так и сказал, что узнает, что кто-то решит залезть в семью или подобные выкрутасы устраивать, не важно в отношении офицера, или солдата, моментально вылетят из части с волчьим билетом за аморалку и без разговоров. А тут и снабжение военторга, и жильё, и зарплаты.

— А страх это всё потерять, даже сильнее желания посплетничать. — Засмеялась Рита. — Представляешь?

Так что обсуждать, наверняка обсуждали, но сильно тайком. Про Генку действительно говорили, что ему хоть напоминай, что он командир и в штабе должен сидеть. А его в его кабинете попробуй найди. То в казарме, то у складов, то на стройке, то на ооте, так, по сокращению, называли особо охраняемые территории.

Не поняли моего решения и сëстры, особенно, когда узнали, что приехавший погостить на лето ребёнок, остался и на зиму.

— Я бы ещё с трудом, но поняла бы, если бы ты ребёнка из детского дома взяла. — Хмурилась Анна. — Но именно этот ребёнок? Я вообще не понимаю, почему ты молчала, когда он деньги отправлял. Официально, он ребёнку никто! А если таких «сыночков» десяток по Союзу будет? Всех собирать будете?

— Дело ваше, — поджала губы Тося. — Но мне интересно, а если бы у тебя ребёнок от другого был? Генка бы тоже принял?

После такой реакции сестёр, я с опасением ждала приезда мамы. Она должна была приехать на время Генкиных учений, а потом помочь мне с мальчиками ехать в Лопатино. Но мама улыбалась всем мальчикам одинаково, привезла всем лично ею связанные носочки с двойной обвязкой ступни. Этакие мягкие тапочки.

— Так, давайте, сразу меряйте, а то могла и ошибиться, — раздавала она подарки.

Я заметила, как мама внимательно наблюдает за тем, как Игорь и Миша одновременно натянули по носку на Костю, а потом уже примерили сами. Игорь сидел и рассматривал свои ноги в носках. А Миша сразу залез на стул, спрыгнул вниз, пропрыгал по комнате.

— Тëпкие и не коляются! — заявил он и допрыгав до мамы звучно чмокнул её в щëку. — Спасибо!

Его действия и благодарность повторил Игорь, и оба мальчишки попрыгали с кухни в комнату. Костя посмотрел вслед братьям, поднялся и пошёл к бабушке.

— Давно пошёл? — спросила мама, наблюдая за внуком.

— В год и месяц. Сейчас уже прямо хорошо ходит, хоть и медленно. Но он упрямый, падает, встаёт и снова идёт. Хотя ползком на четвереньках за ним не угнаться. Но мы принципиально ходим! — смеялась я. — Соска может со злости в стену полететь, это да. Но обратно на четвереньки не встаёт.

— Смотрю, всё друг за другом повторяют, — подняла взгляд на меня мама.

— Это да, — кивнула я. — Тут в начале весны Гена учил их шнурки шнуровать и завязывать. Костя тоже полез учиться. Сидят в коридоре на полу все четверо, и главное, хмурятся все одинаково.

— Ты смотрю, не отделяешь, — сказала мама.

— Ну, как не отделяю, для Миши я тётя Дина. Да и документы пришлось оформлять. Вроде, как под опеку взяли, подшефный. Одно дело приехал бы на время, но осенью, когда стало понятно, что ребёнок всё-таки остаётся, мы были вынуждены заняться этими бумажками. — Села за стол я.

— А мать явится? — прямо спросила мама.

— К кому? От мальчика она отказалась в роддоме. Бабушка уже в возрасте, и сильно болеет. Трёхлетний ребёнок всю зиму дома просидел, ни разу не выйдя на улицу. С этой стороны вопросов не было. — Пожала плечами я. — Мам, ты мне лучше прямо скажи. Я мальчишек может зря собралась в Лопатино везти… Всех? Я ведь уеду, по саду остались мелкие доделки, с осени группы пойдут. Принимать надо, обеспечение продуктами надо, да всё надо. В августе дома сдают, переезд же. Всё собрать, там разобрать. А мальчики считай на тебе будут.

— Боишься обижать буду? — поняла меня мама. — Да мне дети не в тягость, ты так решила, поперёк тебя я не пойду. Да и пакостить тишком… Не той мы породы. У тебя если ладно, то и хорошо. Прибыло, это не убыло.

Мама часто говорила так, словно старательно подчёркивала, что она человек простой, деревенский. Я обычно в такие моменты просила её мне напомнить, кто нас с сёстрами учил латыни, и сам проводил кучу всяких реакций для получения нужного лекарства.

Ладно… Не так это всё было легко, как выглядело со стороны. И дело даже не в том, что этот ребёнок был живым напоминанием о Генкиной измене. К мальчику я не ревновала. Муж однозначно и недвусмысленно выбрал меня и наших детей. Как бы ему самому не было это сложно, но он даже не заикался о поездке в ту часть, для встречи с ребёнком. И я знала, что это было лишь моим решением, без намёков и уговоров. Но некую настороженность по отношению к мальчику и недоверие преодолеть было сложно. Этот лёд треснул не сразу. И тот момент я хорошо запомнила.

Костя, которому было восемь месяцев, спал. Игорь и Миша играли в своей комнате. Я выскочила на улицу развесить бельё. А когда вернулась, Игорь в комнате был один, а Костя плакал.

Я кинулась в нашу с Генкой комнату, где стояла детская кроватка. Рядом с ней, на низкой табуретке из коридора стоял Миша, держа на весу над кроваткой свою машинку.

— Чего ты ичишь? Хочешь бику? — услышала я и выдохнула.

Ребёнок не делал ничего плохого, просто пришёл на плач младшего. А мне стало стыдно, ведь первым желанием было просто отшвырнуть эту машинку, пока она не упала на Костю, и оттащить от кроватки Мишу.

— Миш, — осторожно придержала я машинку. — Он просто пока маленький, и по другому не может сказать, что что-то не так. А игрушки у него пока вон, погремушки всякие и неваляшки. А такую красивую машинку он просто может сломать.

— Низзя! — прижал игрушку к груди Мишка.

— Конечно нельзя, вот подрастёт, тогда и поиграете в машинки, — согласилась я с ним. — Спасибо, что присмотрел за Костей.

Довольный похвалой мальчишка убежал в общую с Игорем комнату, а я занялась притихшим Костей. Моя собственная реакция на этот момент, меня неприятно удивила. Я весь день вновь и вновь прокручивала в голове эту ситуацию.

— Что случилось? — спросил Гена вечером, когда после ужина я вернулась на кухню, оставив Костю в кроватке, а Гена мыл посуду за всей семьёй.

Я без утайки ему рассказала.

— Дин, я сейчас спрошу, а ты честно ответишь, про себя, не вслух. У тебя такая реакция была потому что у кроватки был именно Мишка, или ты просто среагировала на тяжёлую машинку над маленьким ребёнком? Просто представь ту же ситуацию, только поменяй Мишу на Игорька. И честно ответь, что ты бы сделала. — Предложил мне Генка. — Ну вот, ты уже и улыбаешься. Не так всё плохо, да?

Я действительно начала улыбаться, поняв, что закрутившись по дому, я уцепилась за факт участия в этой ситуации Миши, и не стала анализировать.

— Видишь? — улыбался Генка. — Ты слишком много от себя требуешь. И слишком жёсткие требования к себе выдвигаешь. И если Миша хулиганит, не слушается и прочее и заслуживает ремня и постановки на дежурство в угол, значит он должен получить ремня и встать в угол! Ровно как Игорь и Костя. Вот точно, чего ты не должна, так это делать какие-то уступки и послабления, опасаясь, что это воспримется через призму того, что это не ты родила этого ребёнка. Иначе он очень быстро начнёт на этом паразитировать.

— Это просто ребёнок! А ты ему приписываешь знания по психологии и манипулированию, — закатила глаза я. — Вроде как испортим мальчишку.

— Прежде чем говорить о том, что его чем-то там испортим, посмотри на Мишку сейчас, и вспомни каким я его привёз. — Не согласился со мной муж. — Мне кажется, что лучше всего он знал слово нельзя.

— Он рос с пожилой бабушкой, у которой проблемы с давлением. Естественно, что она учила, что нельзя шуметь, бегать, прыгать и остальное, — пожала плечами я.

— Твоя мама старше, как и Мария Борисовна. Что-то Игорь не такой зашуганый. — Ответил мне тогда Генка.

Поэтому и сомнений своих, примет ли мама Мишу наравне с Игорем и Костей, которому два должно было исполниться только в конце октября, я не скрывала. Как и реакцию сестёр.

— А ты говоришь, прибыло, не убыло. — Закончила я.

— Да, ситуация. — Покачала головой мама. — Только ведь знаешь, жизнь это не инструкция, не рецепт, как микстуру приготовить, и не Генкин устав, где на каждый шаг ответ расписан. Это только говорят, что жизнь дорога, а на самом деле, как нить в клубке, одни пересечения да узлы. Каждое решение всё меняет. И вроде решил, сделал от перекрёстка шаг, а смотришь, уже и на другом стоишь и снова решать надо. И решение это, каждый раз эхом вокруг расходится. По уму-то, по простому, по житейски, учудила ты конечно знатно. Нужен он тебе, мужев-то байстрюк? Тут бы зятю морду набить, да вожжами меж лопаток отходить. А нагуленное дитя, законным жёнам не приносят. И пусть хоть глиной ему лицо замазывают, то уже не твоя забота. А так… Чтобы на ребёнка безвинного суметь своей бабской обиды не переложить, и дитя не обездолить, тут ведь не разумом решать надо. Тут сердце должно быть больше разума и сильнее во много раз. Оттого и решение это как камень на воде, вон сколько кругов пошло, волной всколыхнуло. Разум он за себя, за свою шкуру думает, а не о других. Только знаешь, дочка, такие решения так просто не проходят, у судьбы они на особом счету. И когда она с тобой и чем расплатится, никто не скажет.

— Да я же не из-за этого, — вздохнула я. — Я и не думала.

— Взрослые вы у меня, сильные и упрямые. Как пальцы на руке, и похожие, и разные. Своему ребёнку быть матерью не просто, а чужого отогреть ещё сложнее. А у тебя вон мальчишки жеребчиками скачут, озорничать не боятся, людей не опасаются. Значит, всё хорошо, — гладила меня мама, когда я уткнулась головой ей в колени. — Ты себя, Дин, слушай. Если сердце потребовало вот так сделать, то супротив самой себя и идти не стоит. А на сердце если покой, то и всё остальное сладится. Уж на лишнюю пару портков и тарелку каши вместе с мужем заработаете, вы вроде не последние люди. С руководством всей страны здороваетесь. Это всё равно, как если бы моя свекровь чай с императрицей пила. Уж явно не в тягость мальчишка-то будет. Да и, Дин, бабская хитрость тоже быть должна. Мужик, когда себя перед женой виноватым считает, семье только на пользу.

— Да я же этим не попрекаю, не напоминаю, — ответила я.

— Оно и не надо. Главное, что он помнит. А Генка парень правильный, с понятием. От этого только благодарным будет. А это точно не во вред! — в который раз удивила мама сочетанием мудрости и какого-то… Прохиндейства!

В Лопатино нас встречала сестра Гены и его мама. Сначала она держалась очень скованно, явно не понимая, как себя вести с Мишей в моём присутствии. Да и больше наблюдала. Свекровь, даром, что знала меня с детства, относилась ко мне уважительно. Живи мы во времена царей, можно было бы сказать, что словно она считала меня выше по происхождению.

— Чего ты удивляешься? Она же дочь старосты с Шамаханских выселок, а там всё не по-людски. — Ответила мама, когда мы вечером это обсуждали. — Вроде обрусели давно, а порядки всё свои держат. Мужик в доме главный, у неё только один сын остался, Генка. Его жена всем бабам в семье и старшая, и начальник и всё на свете. А ты и рада стараться. И подарки выбрать, и помочь, и настоять, чтобы Рая училась. Вот и боится невестку обидеть.

Мама оказалась права. Перед моим отъездом, свекровь выставила Раю на улицу, за детьми присмотреть, а сама подсела рядом, словно кто-то мог нас подслушать в пустой избе.

— Диночка, ты мне скажи… Генка тебя заставил? — с сопереживанием в глазах спросила свекровь.

— Вы про Мишу? — поняла я о чём она спрашивает. — Это я его заставила мальчика забрать. Хочу себе всю коллекцию Перуновых.

— Ой, Дина, озорница ты! — с явным облегчением заулыбалась свекровь.

— Так что не переживайте, и внуков на таких и не таких не делите, — предупредила я.