Три сестры. Диана

Глава 25

Дорога из госпиталя домой прошла в напряжённом молчании. Я немного успокоившись о судьбе Миши, переживала о сорвавшихся в сердцах злых словах. И проснулась непонятная тревога о Косте.

— Думаешь, не просто так сын озаботился большим размером заработка? — спросил меня прямо у порога Генка.

— Тоже подозреваешь? — вздохнула я.

— Одно с другим не складывается. Слишком резкий разворот. Можно на сноху списать, но Костя у нас молчаливый, но сильно себе на уме парень. — Снял китель муж. — И деньги у него есть уже сейчас. Иначе, как бы он брату отдельную палату пробил? Простой заводской электрик в военном госпитале это даже не таракан. А тут и врач сама любезность, и вокруг Мишки медсестра крутится. Может конечно и сама по себе, парни на мордашку видные. Но сомнения есть.

— Там и всё остальное хорошо заметно, особенно стоя, — фыркнула я. — Перуновскую породу издалека видно, лбы под два метра, а то и выше.

— А ты про рост? — засмеялся муж. — А я-то уже подумал, что наконец-то можешь поддержать мой казарменный юмор.

Я хотела позвонить Тосе, но Генка только пальцем у виска покрутил.

— Дин, ты сразу тогда со своими догадками в прокуратуру иди. — Вздохнул он.

Рассказала я мужу и о своих словах. Генка меня успокаивал, ну слова, ну неприятные, нехорошие. Но не на самом же деле я подобного желаю. А через две недели мы были впервые в гостях в новом жилье сына. На удивление уютном и чистом. Хотя я ожидала что-то вроде того, что видела во время знакомства с будущими родственниками.

Совсем небольшой коридорчик вёл мимо туалета с раковиной, почти нависавшей над унитазом, в маленький закуток, служившей кухонкой. Иначе и не сказать. С одной стороны раковина и стол, на котором стоит электрическая плитка. С другой холодильник и впритык к нему стол. Под ним две табуретки, чтобы не мешали проходить к окну. В комнате вдоль стены стояла полированная стенка, перпендикулярно ей, напротив окна, двуспальный диван. У окна журнальный столик на колёсиках в комплект к стенке. На нём телевизор. На полу и на стене ковры. Не шерстяные туркменские конечно, но и эти пойди достань и купи. А сбоку от дивана, вдоль внутреннего угла и за дверью уже стояла кроватка. Деревянная, не из дсп, с регулируемыми бортами.

— Какая прелесть! — восхитилась я.

— Да, мама сказала, что примета плохая, заранее ребёнку всё покупать. Но боюсь сразу всё не купим. Вот поставили, это моя тётя Надя подарила. — Улыбалась сноха.

Вообще, то ли начало отдельной жизни, то ли беременность, ей пошли на пользу. Она веселилась, улыбалась и заметно похорошела. Выражение вечного недовольства исчезло с лица. Похвасталась она и целой полкой пелёнок и других детских вещей.

— Ну, хоть вы за это не ругаетесь, — с заметным облегчением сказала она.

— Мама у тебя суеверная? — спросила я.

— Даже через край. Это выбрасывать нельзя, это пригодится, с этого угла подметать нельзя начинать, на угол не садись, чай пить нельзя, если ложку не вынул. — Перечисляла скривившись Ольга. — Всего не вспомнишь даже. Я от всех её суеверий вон, вышиванку ношу. Прабабушка сама вышивала.

— Красивая вещь, — похвалила я явно сшитую и украшенную ручной вышивкой рубашку.

— И удобная, нигде не натирает. — Кивнула сноха.

В гости мы принесли торт «Маска». Именно его любила Ольга. Разговор шёл легко, может потому, что крутился вокруг беременности и будущего малыша.

— А как назовёте? Или не думали ещё? — спросил Генка.

— Если мальчик, будет Руслан, а девочка Ядвига, — счастливо улыбалась сноха. — Мальчику Костя имя выбирал, а я девочке.

Мы с отцом только переглянулись.

— Необычное имя, — отмерла я. — А ласково её как?

— Ядя, Ядочка, — подсказала сноха. — Зато точно повторяться не будет. У нас вон по поселку уже четыре Юли гуляют в колясках.

— Ядвига, Ядвига Константиновна, — повторял вслух Генка, пока мы шли через лес домой. — Что-то… Дело конечно родительское, но по мне уж больно имя какое-то…

— Да, это ещё додуматься надо было, — покачала головой я. — Я только одну Ядвигу знаю, которая Ядвига Киевна.

— А я её знаю? Что-то не припомню. — Нахмурился Генка.

— Её все знают. Правда не по имени и отчеству, а как Бабу Ягу, — засмеялась я.

— А разве не Ягнида? — спросил муж.

— Ты только давай при снохе без озвучивания вариантов, — махнула на него я.

Вроде бури между мной и снохой затихли. Мы ждали рождения ребёнка. Новость о том, что беременность многоплодная и чётко слышно два сердца, стала огромной радостью. Выписался из госпиталя Миша. И я уже решила, что можно выдохнуть. Ну какая ему война после такого ранения?

Поэтому усиленные тренировки сына, чтобы вернуть себе прежнюю форму, меня не просто насторожили, но и напугали.

— Я должен вернуться, — прямо сказал он в ответ на вопрос. — Мам, мне покоя не даёт… Мой отряд плотно засел. Без серьёзной подмоги не вырвались бы. Ранение помню и темнота. Потом уже наш полевой госпиталь. А остальные? Безвозвратные и плен. А я как спасся? Меня почему оставили?

— Может, видели, что серьёзно ранен и решили бросить и не связываться. Тебе же ответили, что ещё двое тяжёлых было, но те мальчики… — закончить не смогла.

— Или они и не были тяжёлыми, а просто сначала в раненые, потом в безвозвратные. — Смотрел в окно Миша. — Мам, не оставляют душманы раненых. Лёгкие, средние, тяжёлые, им всё равно. Так даже лучше. Наши… Если отход, если вообще, даже шанса нет вытащить, хоть кого-то, уже давно… Лучше сдохнуть, чем в плен к ним.

— Ты матери это зачем рассказываешь? — осадил его Генка. — Может и решили, что ты труп, потому и не тронули, оставили. А наши поняли, что жив ещё и вытащили.

— Да, а душманы на всякий случай добивать не стали, в отличии от обычного своего порядка? — мрачно ответил Мишка.

Пройдя медкомиссию, он отказался от увольнения в запас. И настаивал, что причин для того, что бы его комиссовали, нет никаких.

— Хорошо, что хоть военкоматы сейчас не печами топятся, — устало рассказывал мне Генка. — А то ещё бы один с бревном на плечах бегал.

Первого сентября мы проводили Мишу. С подмосковного военного аэродрома, в составе пополнения, он возвращался в Афганистан.

Ольга уже донашивала, срок родов стоял примерно на конец сентября. Поэтому новость, что сноху увезли в роддом по скорой вечером семнадцатого, была неожиданной.

— Бывает, Дина Тимофеевна, тем более, что и беременность многоплодная. — Успокаивала меня та самая знакомая, что когда-то и сообщила о беременности снохи.

Сын пришёл вечером восемнадцатого сентября. Я решила, что он просто не спал больше суток.

— Кто родился? — с порога спросил его отец.

— Мальчик и… Девочка, — глухо ответил Костя.

— Значит оба имени пригодились, — отмахнулась от дурного предчувствия я. — А какого цвета у Ядочки глазки? Мы к знакомству серёжки купим.

— Нет Яды, мам, — опустил голову сын.

— Как? — закрыла я рот рукой, в памяти огнём вспыхнули собственные слова.

— Нежизнеспособна, — скривил губы Костя. — Сердце не работает как надо. Шумы, хрипы. Начинает плакать и задыхается, синеет. Незрелые кожные покровы, слабые сосуды. Её за ножки держали, когда горло прочищали, так синяк получился. Просто от сжатия. Врачи сказали, что она проживет от нескольких часов до нескольких суток, не больше. Нет смысла даже регистрировать рождение. Мы подписали отказ.

— Что вы сделали? — медленно уточнила я.

— Врачи принесли документы… — начал объяснять Костя. — Она всё равно уже почти…

— Ген, — непонимающе уставилась я на мужа, по давней привычке ища в нём опору в самых страшных и сложных ситуациях.

— Отказались? И хорошо. Наша будет. Дин, одевайся, я водителя вызову, — всё уже решил Генка.

— Пап, ты хоть слышал, что я сказал? Там сердце не работает! Ей врачи максимум срок дали пару дней, — произнёс в спину отцу сын.

— Даже пару дней, она будет дома, в своей семье! — отрезал Генка. — И это ваше Ядвига мне никогда не нравилось. А раз отказались, сами назовём. Алёнкой будет.