Угрюмый роман

ГЛАВА 16

БОЛЬШИЕ ПЕРЕРЫВЫ

ДАРРЕЛ

В ту секунду, когда Рекс Коннорс узнал меня, я почувствовала, как рушатся стены вокруг моих секретов.

Правда начинает раскрываться, и она отличается от того, что я себе представлял.

Я подслушал часть разговора Рекса и Санни. Они говорили о запрещенных фотографиях. Санни выглядит сбитой с толку, и я так же ошеломлен. Кто положил эти фотографии в ее шкафчик и какое они имеют отношение к инциденту, который оставил шрамы у меня на всю жизнь? Самое главное, где окажемся мы с Санни, когда пыль осядет и мы будем стоять по обе стороны от правды?

Рекс снова смотрит на меня, и его глаза дрожат от страха. Он облизывает губы, засовывает руку в карман брюк и откидывается назад. Он застрял между мной и Санни. Он никуда не бежит.

— Фотографии, которые ты видела, — он быстро моргает, — Эрик их инсценировал.

Санни стискивает зубы. Раздувая ноздри, она резко спрашивает: — Зачем ему это делать?

Я складываю руки на груди. Я знаю ответ на этот вопрос, но держу рот на замке.

— Эрик застукал парня в толстовке, подкладывающего записку в твой шкафчик. Он попросил меня взломать твой замок, чтобы он мог проникнуть внутрь. Оказывается, парень оставил признание в любви.

Трудно удержаться от содрогания. Трудно продолжать дышать. Рекс вытаскивает сцену прямо из кошмарного периода моей жизни и показывает ее Санни для просмотра. Я мог бы сейчас прервать. Я мог бы сказать свое слово. Но я этого не делаю.

— Эрику это показалось забавным.

— Забавным? — Голос Санни становится пронзительным. — Он подумал, что было забавно заменить обычную любовную записку на… — Она бормочет. — Р-рекс, я… — Она захлопывает рот. Глаза горят, она рычит: — Ты знаешь, что я сделала после того, как нашла эти отвратительные фотографии. Ты знаешь, что мы… что мы сделали с тем мальчиком. Ты хочешь сказать, что Эрик все это время знал правду и наблюдал, как я мщу… за что? Забаву? Историю, которой можно поделиться с приятелями?

— Мне очень жаль, Санни.

Санни, похоже, не в себе. Ошеломленная, она поворачивается ко мне и бормочет: — Что я наделала, Даррел? Что я наделала?

Я знаю ответ.

Я был там.

На принимающей стороне.

Санни горбит плечи. Уверенность, которую она так естественно излучает, сменяется дрожащими руками и прерывистым дыханием. — Ты слышал, как я говорила, что я не была… лучшим человеком в старшей школе. Я наступила на многих людей, но худшее, что я когда-либо сделала, было с парнем в толстовке.

— Парень в толстовке? — Слова вырываются хрипло и сдавленно. Санни этого не замечает. Она слишком поглощена своим чувством вины, чтобы слышать это.

Ее глаза бегают взад-вперед. — Так все его называли. Никто не знает, когда он пошел в школу. Он просто как бы… появился однажды. Он ходил в этой толстовке и всегда крутился рядом со мной. Я видела его пару раз, как он наблюдал за мной, но он никогда не заговаривал.

Я вздрагиваю. Воспоминание о том дне всплывает в моей голове. Он такой урод. Зачем мне вообще с ним встречаться?

— Я думала, он безобидный. — Голос Санни становится все жестче и жестче. — Пока однажды я не нашла в своем шкафчике несколько действительно отвратительных фотографий. Там была записка. Там было написано ‘от парня в толстовке’. — Санни хлопает себя по лбу. — Я такая идиотка. Зачем ему так подписывать это? Он бы подписал это своим именем. С того момента я должна была догадаться, что что-то не так. — Ее глаза метают кинжалы в Рекса. — Кто-то должен был высказаться.

— Эй, никто не заставлял тебя делать то, что ты сделала дальше, — замечает Рекс.

— Я бы ничего не сделала, если бы… — Санни запинается. — Я подумала, что мне нужно преподать ему урок. Я не думала… — Она приседает и обхватывает колени. — Я подставлять его…

Пока она говорит, воспоминание возвращается ко мне с поразительной ясностью.

— Хэй.

— Я? — Я показываю пальцем на свой пиджак.

— Да, ты. — Санни Кетцаль манит к себе с улыбкой, от которой по моему телу пробегает фейерверк. Она получила мою записку? Собирается ли она ответить так скоро?

Я ковыляю к ней, опустив голову, потому что смотреть ей в глаза — это привилегия, которую я должен заслужить.

— Ты идешь завтра на митинг бодрости духа?

— Я и не планировал.

— Ты должен пойти. Посиди со мной.

— Неужели?

— Да, правда. — Ее голос нежен, как шелк. — Может быть, после я даже позволю тебе пригласить меня куда-нибудь на молочный коктейль.

— Даррел, я… — Голос Санни в настоящем хриплый от стыда, — Я публично опозорила его…

— Санни сказала, что тебе следует сесть здесь. — Рекс Коннорс широко улыбается и указывает на место на трибунах.

Я ковыляю к своему месту. У меня дрожат колени, а во рту пересохло. Не могу поверить, что Санни попросила меня посидеть с ней. Я не могу поверить, что она прочитала мою записку и хочет пойти со мной на свидание.

Аудитория заполнена до краев. Пришли все студенты, и все они громко болтают. Я нигде не вижу Санни. Когда она приедет?

Внезапно со стропил спускается гигантский экран проектора, и все замолкают. На экране появляется изображение футбольной команды. Эрик впереди, улыбающийся в своей униформе. Я усмехаюсь. Он придурок. Некоторое время я думал, что Санни должна бросить его.

Картинка на экране меняется.

Из динамиков доносится запись голоса Санни. — Кто этот парень в толстовке? — На экране появляется моя фотография. — Урод. — Воспроизводятся кадры, на которых я смотрю на Санни в коридоре.

Все вокруг меня смеются.

— Урод.

Воспроизводится еще одно изображение. На нем я в раздевалке для мальчиков после физкультуры. Кто-то украл мою одежду. Я топтался вокруг, пытаясь найти его, и колотил кулаком по шкафчикам, когда не мог.

Мое лицо вспыхивает. Я понятия не имел, что кто-то снимает меня. Я думал, что раздевалка пуста.

Теперь все студенты смеются над моим обнаженным телом, завернутым только в полотенце.

Еще больше пальцев указывают в мою сторону.

Снова смех.

Еще больше насмешек.

— Он действительно думал, что я буду встречаться с ним? — Заранее записанный смех Санни разрывает мне уши до крови. — Я бы никогда не была с кем-то вроде него. Никогда и через миллион лет. Так что проваливай, парень в толстовке. И даже не смотри на меня больше.

— Он ушел из школы из-за меня. — Санни едва может говорить между вздохами. — Он был в ужасе после той выходки на митинге бодрости духа. Он продержался, может быть, максимум три дня, прежде чем бросил школу. И теперь я узнаю… причина, по которой я это сделала, заключалась в том, что мой бывший манипулировал мной. Я уничтожила кого-то… — Она опускается на землю.

Я глубоко вдыхаю. Мои эмоции хаотичны. Перескакиваю с одного на другое. Колеблясь между гневом и болью и сочувствием и заботой.

Истина здесь.

И пришло время взглянуть этому в лицо.

Я бросаю взгляд на Рекса. — Ты. Выходи.

Его брови подпрыгивают. — Что?

— Мне нужна комната. — Указывая подбородком на его сумки, рычу я. — Забирай свои вещи и уходи.

Санни поднимает голову. В ее глазах блестят слезы. Она выглядит точь-в-точь как пчелиная матка Джон Херст. Девушка, которая заставила меня поверить, что у меня есть шанс быть с ней. Девушка, ради которой я был готов рискнуть публичным позором.

Да, я знал, что что-то подобное может случиться.

Я знала, что Санни Кетцаль, внезапно влюбившаяся в меня, была слишком хороша, чтобы быть правдой. Тем не менее, я присутствовал на митинге бодрости духа, потому что она мне так понравилась, что один только шанс побыть с ней стоил того.

— Прости, Санни. — Рекс бросает эти слова через плечо. Дверь с грохотом захлопывается, и он исчезает из комнаты. Я вижу, как его голова качается вдалеке, прежде чем он, наконец, сворачивает в коридор и исчезает из поля моего зрения.

— Санни, вставай, — натянуто говорю я.

Она качает головой. — Я не могу.

Я просовываю руку ей под локоть и поднимаю на ноги. Она спотыкается обо меня, и я обнимаю ее. — Есть кое-что, что тебе нужно знать.

Ее тело сотрясается рядом со мной. — Не сейчас, Даррел. Я не могу… Я не могу смотреть на тебя прямо сейчас. Мне слишком стыдно. — Все еще склонив голову к земле, она бормочет: — Думаю, мне лучше пойти домой.

— Нет. — Я крепче сжимаю ее в объятиях.

— Даррел, ты что, не слышал меня? — Санни взрывается. — Я громила. Я ужасна. Я не заслуживаю… — Она проглатывает остаток своих слов сдавленным криком. — Я не заслуживаю твоего утешения прямо сейчас. И я не могу принять это. Тебя там не было. Ясно? Ты не представляешь, какой ужасной я была с ним.

— Я был там, — шепчу я.

Она поворачивает ко мне голову, и я встречаю ее взгляд, не дрогнув. Пока длится молчание, я впитываю ее вину и сожаление. Я принимаю все. Затем я позволяю ей потихоньку рассеяться, потому что у меня было время смириться с тем, какой Санни была раньше и какой стала сейчас.

— Что? — Санни отчаянно ищет мои глаза.

Я должен был сказать ей с самого начала. Это было правильно. По-взрослому.

А я этого не сделал.

Но как я мог сказать ей, что я был тем парнем в коридоре, который пялился на нее, когда она скользила по школе со своей компанией, с ее очаровательной улыбкой и волосами, которые переливались при каждом шаге? Как я мог сказать ей, что в тот день, когда мы впервые заговорили, она показала мне самую жестокую часть себя?

Я не знаю, как это исправить. У меня куча практики по исправлению других людей, но я не знаю, с чего начать сегодня вечером.

Она в шоке прикрывает рот рукой, делая собственные выводы. — Так вот почему ты не хотел, чтобы я шарила по твоей комнате? На случай, если я найду твой школьный ежегодник?

— И фотоальбомы. — Я отвожу взгляд в сторону. Вдох, который я делаю, настолько болезненный, что сдавливает грудь. — Сегодня я выгляжу иначе, чем в старших классах. И я гораздо лучше понимаю, кто я сейчас и как быть уверенным в себе. Большинство детей Джон Херст не узнают меня, когда видят.

Она отшатывается. — Доказательства были прямо передо мной все это время. Я понятия не имела. — Страдальчески сдвинув брови, она шепчет: — Даррел, что?… как давно ты знаешь, кто я?

Мой пульс учащается до спринтерского.

Ее смуглые пальцы скользят по моей руке. Она наклоняется вперед, ее глаза умоляют меня.

— Я узнал тебя в тот момент, когда мы столкнулись в мебельном магазине в прошлом году. Ты выглядела… точно как в старших классах.

Ее глаза затуманиваются. — Так вот почему ты не захотел пожать мне руку.

Не неприязнь заставила меня проигнорировать ее руку. Это был шок. Майкл и Бейли впервые приехали погостить у меня, пока мисс Джин проводила свои процедуры. Я переживал из-за того, что пришлось их принять. Когда я увидел ее, девушку, которая украла мое сердце, а затем разбила его много лет назад, я поступил по-детски. Это не тот момент, которым я горжусь.

Она дрожит. — Я не могу в это поверить.

— Мне следовало сказать тебе раньше.

— Я не могу… — Она отходит от меня и опускается на скамейку.

— Я думал, ты тот же человек, каким была в прошлом. Я думал, что если просто буду хмуро смотреть на тебя и игнорировать, все будет хорошо.

Санни долго молчит.

Я бреду к скамейке и сажусь рядом с ней. Мое колено дрожит. Я сжимаю его пальцами, чтобы оно не двигалось. — Мне очень жаль.

— Жаль? — Она сглатывает. — За что ты извиняешься? Это я извиняюсь. Нет, я более чем сожалею. Я не могу даже смотреть на тебя, потому что мне так стыдно. — Она делает страдальческое лицо. — Должно быть, тебе было противно видеть меня. Я не знала, что сделала это с тобой, и намеренно затевала с тобой ссоры каждый раз, когда мы встречались.

— Ты никогда не вызывала у меня тошноты, Санни. На самом деле, все было наоборот. — Я выкладываю правду. Это изливается из меня, как горная волна, которая достаточно сильна, чтобы опрокидывать дома и фонарные столбы. — Мне не потребовалось много времени, чтобы понять, как сильно ты изменилась. Ты была доброй, искренней и решительной. Ты изо всех сил старалась ради своих друзей. Ты привлекла меня даже больше, чем когда мы были в старшей школе. Сначала я запаниковал. Я не хотел, чтобы меня снова тянуло к тебе, но у меня появились чувства к тебе, и они продолжали расти, хотя я боролся с этим.

Она вскакивает на ноги и начинает расхаживать по комнате. — Ты мог бы сказать мне.

Я качаю головой. — Я знаю. Я не пыталась тебе лгать.

— Ты знал… — ее шаги замедляются. — О боже, ты знал и все равно нанял меня украсить комнату мальчиков.

Я быстро моргаю.

— Ты знал и все равно пошел против Стинтон Group, чтобы помочь мне. — Она смотрит на меня с таким свирепым выражением, что я задаюсь вопросом, не собирается ли она дать мне пощечину. — Ты знал и все равно говорил, что любишь меня.

Узлы в моем животе сжимаются так сильно, что я едва могу дышать. — Санни.

Она делает гигантские шаги ко мне, размахивая длинными руками. Без предупреждения она обвивает руками мою шею. Я чуть не падаю со скамейки.

Санни крепко обнимает меня, не заботясь о том, что мы оба чуть не упали на землю. — Я не заслуживаю твоего прощения. — Ее глаза зажмуриваются. — Но я все равно собираюсь попросить об этом. — Она отстраняется и смотрит мне в глаза своими проникновенными карими глазами. — Мне так жаль, Даррел. Прости, что обманула тебя в тот день. Прости, что показала эту личную запись всей школе. Прости, что была так жестока с тобой. И мне жаль, что мне потребовалось так много времени, чтобы найти тебя и сказать эти слова тебе в лицо.

— Все в порядке.

— Это противоположно фразе ”в порядке".

Я беру ее за подбородок. — Санни, мы тогда были так молоды.

— Это не имеет значения. Я знала лучше.

Я замечаю вину в ее глазах и чувствую непреодолимое желание утешить ее. — Я не буду лгать. То, что произошло в тот день, произвело впечатление. — Она съеживается, и я разглаживаю ее хмурый взгляд. — Но это также научило меня быть сильнее. У меня был выбор: развалиться на части или быть более уверенным. Я решил изменить свою жизнь так, чтобы никто больше не мог надо мной издеваться.

— Это не тот урок, который должен усвоить любой ребенок, Даррел. Мне следовало быть добрее. Вместо этого я была чудовищем по отношению к тебе. Ты ушел из школы…

— Это было не из-за тебя.

— Даже не пытайся выставить меня порядочным человеком.

— Я ушел из школы не из-за акции поддержки, Санни. Я серьезно.

Она поднимает глаза, полные слез. — Нет?

— Нет. — Я успокаивающе глажу ее по спине. — Через несколько месяцев после начала учебного года мой папа получил другое задание. Я знал, что мы собираемся уехать. Вот почему я собрался с духом и написал тебе письмо.

— Мне так и не удалось его увидеть. Что там было написано? Она затаила дыхание.

— Что я любил тебя.

Ее глаза расширяются.

— Еще было сканирование мозга, — добавляю я застенчиво.

— Что-что?

— Я-подросток думал, что это круто.

— Серьезно? Сканирование мозга? — Ее губы подрагивают, как будто она не хочет давать себе разрешения улыбаться, но ей все равно весело. — Как реальное изображение твоего мозга?

— Да. — Я рад, что она смеется. Я рад, что те мрачные дни можно вытащить на свет и почувствовать себя забавным воспоминанием. Я не держу на нее зла за то, что произошло в прошлом. Санни здесь. Она держит меня за руку, извиняется и смотрит на меня так, словно хочет вернуться в прошлое и придушить себя в молодости. Я никогда не думал, что в конце концов снова встречу ее, влюблюсь в нее или узнаю причины ее жестокой выходки.

— Скажи мне почему, — настаивает она, ерзая у меня на коленях.

Мое тело вытягивается по стойке смирно, но я заставляю себя сосредоточиться на разговоре. — Я с детства интересовался наукой и нейропсихологией. Я пошел в больницу к одному из друзей моего отца и попросил сделать МРТ. Я не должен был это делать, но я заплатил за это деньгами своей мамы, и они были счастливы принять меня.

— Это все еще не "почему", Даррел. Почему ты решил, что сканирование мозга убедит меня обратить на тебя внимание?

— Я не хотел, чтобы ты меня замечала. Я хотел показать тебе доказательства.

— Доказательства чего?

— То, как ты заставила мой медиальный островок засветиться.

— Перевод.

— Мои… датчики удовольствия.

Она качает головой. — Вау.

— В то время это казалось хорошей идеей. И мне нечего было терять. В любом случае, через несколько дней я заканчивал школу. Я подсунул результаты сканирования мозга и записку в твой шкафчик. Я не думал, что кто-то заметил меня, но, очевидно, я ошибался.

— Не могу поверить, что Эрик подменил твое сообщение. — Ее губы становятся твердыми. Улыбка сползает с ее лица. — Я дам ему по шее, если когда-нибудь увижу его снова.

Потирая пальцами ее руки, чтобы успокоить, я добавляю: — Это было действительно давно.

— Он все равно должен извиниться. Я знаю, что у меня нет оправдания. Я была неправа в том, что сделала. Даже если бы ты прислал мне эти мерзкие фотографии, для этого не требовалось публично позорить тебя. Но, по крайней мере, у меня была причина.

— У Эрика тоже была причина. Я подкрадывался к его девушке.

Санни закатывает глаза. — Не будь смешным.

— Тот странный парень в толстовке, которого ты помнишь, он… я действительно тогда наблюдал за тобой. Я сменил класс только для того, чтобы заметить тебя, идущую по коридору. Я искал тебя, когда ты тусовалась со своими друзьями в кафетерии. Встреча с тобой была самым ярким событием моего дня. — Я провожу рукой по задней части шеи. Мое лицо горит, и мне не нужно смотреть в огромное зеркало, чтобы понять, что мои уши краснеют. — Произнося это вслух, я кажусь жутким сталкером.

— Нет, это не так.

— Будь честна.

— Ладно, немного. — Она переплетает наши пальцы, и это заставляет меня почувствовать себя немного лучше из-за ее мнения о подростке-Дарреле. — Может, и хорошо, что ты никогда не разговаривал со мной. Я была бы груба с тобой. Я бы не смогла оценить, какой ты удивительный парень.

— Или, может быть, мы были бы вместе раньше.

— Я была слишком поверхностна. Я… я бы все испортила. — Она пытается слезть с моих колен, но я крепко держу ее. Голос Санни срывается. — Даррел, как ты можешь даже смотреть на меня после того, что я сделала?

— Как я могу не смотреть на тебя?

— Я разрушила твою жизнь.

— Это слишком драматично. В твоих устах нет ничего необычного.

— Не надо шуток.

— Я не боюсь. — Я прижимаю ее к себе. — Я чувствую облегчение. — Она не злится на меня за то, что я скрывал от нее правду. Она не убегает. Я наконец-то могу вздохнуть спокойно. — Ты могла бы разозлиться на меня.

— Разозлиться?

— Из-за того, что я тебе этого не говорил.

— Как я могу злиться на жертву? — Она хмурится. — В этом нет смысла.

— Хм.

— Я уже не тот человек, каким была в старших классах.

— Я знаю.

— Это тебе причинили боль. Я должна провести остаток своей жизни, заглаживая вину перед тобой.

— Мм. Мне нравится, как это звучит. — Я прижимаюсь носом к ее щеке, наслаждаясь сиянием ее присутствия. Кто, черт возьми, знал, что честность так освежает?

— Почему ты всегда носил толстовку с капюшоном? — Спрашивает Санни, прижимая пальцы к моему лицу.

— В детстве мы с сестрой много переезжали. Я знал, что недолго буду посещать Джон Херст, поэтому моей единственной целью было стать незаметным. Я не хотел, чтобы кто-нибудь замечал меня, и я сам не хотел никого замечать. — Мои глаза обшаривают ее лицо. — Пока я не увидел тебя. Я не мог перестать смотреть на тебя.

— Даррел. — Ее вздох полон сожаления.

Я изучаю ее лицо. Вижу вспышку царственной силы на ее скулах. Чувство вины все еще застыло в ее глазах. Решимость, подчеркивающая ее пухлые губы. Она сильная и уязвимая, с недостатками и совершенная. Она — все.

— После того, как я встретил тебя, я не хотел расставаться с Джон Херст. Это был первый раз, когда я подрался со своим отцом.

— Вы поссорились?

— Нет. — Я прочищаю горло. — Мы подрались. Когда я сказал ему, что хочу остаться, он сказал, что я могу… если бы я победил его в рукопашной схватке.

Глаза Санни расширяются. — Ты серьезно? Это не похоже на здоровое взаимодействие родителей и сына.

Наступает минута молчания, пока Санни выжидающе смотрит на меня, и я набираюсь смелости быть честным с ней. У меня внутри все сжимается, и слова просто не выходят.

Санни обхватывает мое лицо своими теплыми загорелыми руками и шепчет: — Он ударил тебя, Даррел? Твой отец? Он… Это настоящая причина, по которой ты всегда носила толстовку с капюшоном?

— Нет. Все было не так.

— Тогда на что это было похоже?

— Мой отец планировал мою жизнь со дня моего рождения. Он хотел, чтобы я пошел по его стопам, поэтому с пяти лет заставлял меня выполнять учения.

— Какого рода учения?

— Армейские учения. — Я отвожу взгляд. Отогнав воспоминания о тренировках в детстве, когда мой отец смотрел на это и называл меня "жалким неудачником".

— Он все время заставлял тебя тренироваться?

— Да, — просто отвечаю я.

В ее глазах вспыхивает мрачное выражение. Как приближение грозы. — Почему?

Я сжимаю ее руку. — Он думал, что делает меня сильным. Он думал, что моя мама нянчится со мной.

— С твоей сестрой он тоже так поступал?

— Нет. — Я вытираю пот, выступивший у меня на затылке. — Девушек нужно защищать, а мужчины должны быть защитниками. Вот что он сказал. Я не смог бы никого защитить, если бы не умел драться.

— Как долго это продолжалось?

— Пока мне не исполнилось пятнадцать.

— Клэр знала, что он так с тобой обращался?

Я делаю паузу.

— Даррел, она знала?

— Она знала. — Я быстро моргаю. — Мы никогда не говорили об этом. До ночи, когда она умерла. Клэр позвонила и попросила меня пойти с ней на могилу отца. Я сказал ей, что не буду. Она спросила меня, почему я такой упрямый, когда папа так сильно нас любил.

Я ожидаю, что Санни сделает саркастическое замечание, но она этого не делает. Она просто смотрит на меня.

— Мы с Клэр не могли согласиться. Я назвал ее избалованной принцессой. Сказал ей, что она никогда этого не получит. Я повесил трубку. — У меня подкашивается кадык. — Я сожалею об этом с каждым вздохом.

Санни обвивает руками мою шею. — Прости меня.

— Это… не похоже, что сейчас что-то может измениться. — Я похлопываю ее по спине и невидящим взглядом смотрю в стену. — Возможно, отец и не получил сына-военного, которого хотел, но я знал, как нанести удар.

Она ахает. — Вот почему ты бросил меня на девичнике.

— Я сожалею об этом. Это было инстинктивно.

Она отмахивается от моих извинений. — Я никогда не знала твоей стороны этой истории. Я никогда не знала, что ‘парень в толстовке’ так много переживает. И все же я усугубила это, высмеяв тебя и обойдясь с тобой без всякой человеческой порядочности.

— Мы не можем это изменить, Санни. — Я закрываю глаза, внезапно почувствовав усталость. Побочным эффектом разгрузки накопившихся за десятилетия секретов, вины и стыда является чувство крайней усталости после.

Что-то касается костяшек моих пальцев, и, когда я снова сосредотачиваюсь на Санни, я понимаю, что она берет мою руку в свою. — Я не была готова к тебе, когда была моложе. И я думаю, Даррел, что, возможно, ты не был готов ко мне. Но я рада, что мы снова нашли друг друга. Я не могу представить… Я не могу представить себя с кем-то еще. Мне действительно жаль тебя. И я также благодарна за то, что ты можешь смотреть на меня без ненависти.

— Я пытался возненавидеть тебя. Я действительно пытался. И я действительно потерпел неудачу. — Я убираю прядь ее волос с ее щеки. Все пустые места заполняются ею. Клянусь солнечным светом, Санни и всем тем, чего я не знал, чего мне не хватало.

— Я люблю тебя, — шепчу я.

Санни быстро моргает. — Я…

Она издает удивленный вздох, когда я притягиваю ее ближе и завладеваю ее ртом. Мои губы настойчиво прикасаются к ее губам, заглушая звук моего бешеного сердцебиения и пульсацию внизу.

Мои руки прижимают ее ближе. Еще ближе. Как будто я не смогу дышать, не ощущая ее кожи. В голове ничего не остается, кроме Санни. Мягкость ее тела. Шелковистость ее волос. Аромат ее кожи.

Она отрывает рот, оставляя меня жаждать большего. Я слышу ее резкий вдох, вижу ошеломленный взгляд в ее глазах и тянусь к ее руке. Ее учащенный пульс легко совпадает с моим.

— Ты никогда не даешь мне закончить, черт возьми. — Ее губы кривятся. — Я бы хотела поговорить с парнем в толстовке.

Я заливисто смеюсь, хотя у меня кружится голова и она нужна мне вчера обнаженной.

— С парнем в толстовке?

— Мм-хм. — Она вскакивает на ноги.

— Э-э… — Я смотрю туда-сюда. Она прервала наш поцелуй, чтобы поиграть в ролевые игры? Я не знаю, хороший это знак или плохой.

— Привет. — Она протягивает руку.

Я пристально смотрю на это.

Она протягивает мне руку еще ближе, пока я не пожимаю ее. Затем она обхватывает мою ладонь своими длинными изящными пальцами и пожимает. — Я Санни. Я заметила, что ты наблюдаешь за мной в коридоре уже несколько месяцев.

Я облизываю губы. — Я Даррел.

— Даррел. — Она пробует мое имя на язык, и мне хочется немедленно сорвать с нее одежду. — Тебе идет. Гораздо больше, чем “парень в толстовке”.

— Милые прозвища приветствуются.

Она смеется. Ее глаза сверкают, глядя на меня. — Ты забавный.

— Не особо. Но если ты так думаешь…

— Я действительно так думаю. — Она наклоняется вперед. — Даррел, я хочу тебе кое-что сказать.

Я киваю. Жестом прошу ее продолжать.

— Я собираюсь сделать с тобой кое-что действительно ужасное. Из всех дерьмовых поступков, которые я когда-либо совершала, то, что я сделаю с тобой, — самое худшее. Когда я узнаю правду — что ты был невиновен, и я причинила тебе боль, когда ты был искренен со мной, — это разорвет меня изнутри. Я собираюсь жить с чувством вины, как с опухолью.

Я медленно моргаю.

— Но, — вздыхает она, — через много лет — я не собираюсь говорить, сколько именно, — ты столкнешься со мной в мебельном магазине…

Я хихикаю.

— … И ты собираешься грубо проигнорировать мое рукопожатие.

— Идиот. — Я ворчу.

Она взглядом заставляет меня замолчать. — А потом мы проведем следующий год, танцуя друг вокруг друга, либо споря, либо игнорируя друг друга, пока ты не решишь усыновить двух маленьких мальчиков.

Давление в моей груди усиливается.

— И я собираюсь сказать тебе кое-что еще, Даррел-не-парень-в-толстовке. Ты будешь потрясающим отцом для этих детей. Ты совсем не будешь похож на своего отца. На самом деле, этим детям будет так комфортно с тобой, что они будут бежать к тебе, когда им грустно, и они будут разговаривать с тобой, когда над ними будут издеваться.

Комок эмоций подкатывает к моему горлу.

— Я так сильно влюблюсь в тебя, когда увижу, как ты ведешь себя с этими парнями. И я никогда не отпущу тебя, потому что каким-то образом ты был достаточно безумен, чтобы влюбиться в подлую девчонку из средней школы. Снова. И я никогда не хочу, чтобы ты понимал, насколько это безумно.

— Это не безумие.

— Это еще одна вещь, о которой я забыла упомянуть. Ты прошел долгий путь к тому, чтобы стать умником. Поздравляю.

— Звучит как мечта.

— Это реальность. — Она наклоняется, пока не получается почти идеальный угол в девяносто градусов. — Хорошо. — Наклонившись ближе, Санни шепчет: — Можно мне вернуть Даррела нынешнего? Я не могу делать то, о чем думаю, с несовершеннолетним.

Я смеюсь, вскакиваю на ноги, а затем прижимаюсь губами к ее губам. Ее пальцы скользят по моим волосам, царапая кожу головы и заставляя все мои нервные окончания потрескивать, как будто их подключили к генератору.

Я не могу припомнить, чтобы когда-нибудь был так счастлив.

Я не могу припомнить, чтобы когда-нибудь чувствовал себя таким свободным.

Санни здесь.

Она прикасается ко мне.

Она целует меня.

Я не уверен, что я сделал, чтобы мне так повезло, но я не упущу этот шанс.

Я хочу ее.

Она нужна мне.

Поэтому я поднимаю ее за заднюю часть бедер, пока она не обхватывает меня за талию своими длинными, как у балерины, ногами. Сделав три шага по комнате, я прижимаю ее к ближайшей зеркальной стене и целую.

Я сошел с ума.

Это единственное объяснение.

О, но безумие никогда не было таким приятным.

Ее губы на вкус как шоколадные кексы и кофе. Я сосу сильнее. Глубже. Пожирая ее, пока она не сливается с моим телом, как будто мы всегда были созданы друг для друга. Ее пальцы скользят по моему лицу. То, как она касается моих ушей, кожи головы, шеи этим волшебным прикосновением, превращает мой мир в пламя.

Она дергает бедрами, и я прижимаю ее к стеклянной поверхности.

Плохая идея.

Зеркала дрожат.

Санни все равно. Из глубины ее горла вырывается тихий звук, когда она целует меня и гладит по спине.

Еще. Санни.

Мое тело вернулось к инстинктам пещерного человека, где единственными насущными потребностями являются выживание и теплая женщина.

Этого недостаточно.

Губы прижимаются к шее Санни, я просовываю руки под ее рубашку, касаюсь ее подтянутого живота и провожу пальцами по спине. Я чувствую, как все ее тело содрогается прямо напротив моей кожи, и я заглушаю свой стон в ее горле.

Я продолжаю поглаживать ее кожу, поднимая руки все выше и выше, пока…

Вот оно.

Ее бюстгальтер не кружевной. Это какой-то шелковистый материал, который ощущается гладкими кончиками пальцев. Я провожу по нему рукой, и пламя пробегает от моей ладони до самых пальцев ног. Она шипит, хрипит и издает хриплый стон, от которого у меня кружится голова.

Проводя по ней большими пальцами, я выдыхаю: — Здесь есть камеры?

— Понятия не имею, — выдыхает она.

— Может быть, нам стоит перенестись куда-нибудь еще.

Я не могу поверить, что у меня хватило наглости сказать это. Стоп? Зачем мне останавливаться, когда у меня наконец-то есть момент непрерывного блаженства с Санни Кетцаль?

Я не хочу, чтобы это заканчивалось. Я хочу стянуть ее брюки до лодыжек и провести языком по ней — с головы до кончиков пальцев ног. Я хочу сосать, покусывать и щипать, пока она не закричит так сильно, что вся танцевальная студия, нет, весь город, услышит, как хорошо я с ней работаю.

Я переживал этот момент только в своих снах, в видениях, которые редко позволяю себе, потому что единственное, что хуже тоски по Санни Кетцаль, — это мучить себя мыслями о том, чтобы быть с ней.

Ее бедра сжимаются вокруг моей талии, когда она грубо дергает меня за рубашку.

Черт. Ни одна часть моего воображения не была такой милой, как эта.

— Если мы уйдем и… — Она выдыхает, ее губы влажные и блестящие, — нам снова помешают…

— Хорошая мысль. — Я сильнее прижимаю к ней большие пальцы, и ее глаза опускаются до полуопущенных век.

Она приоткрывает губы, и ее голова откидывается назад. Ее шея обнажается во всем своем кремово-коричневом соблазнении. Я не могу устоять перед этим. Невозможно. Я кусаю ее за шею ровно настолько, чтобы заставить ее вскрикнуть, и она вознаграждает меня сладким-сладким покачиванием бедер, от которого между нами возникает волна раскаленной добела энергии.

Это хорошее начало, но этого недостаточно. Мне нужно снять с нее побольше одежды. Я хочу почувствовать ее. Всю ее. Кожа к коже. На пути слишком много слоев.

Я неловко пытаюсь стянуть с нее рубашку через голову, но она отталкивается от меня и атакует мой рот своим. Мой мозг полностью отключается, и все логические мысли дают осечку, пока я не слышу, как кто-то стучит в дверь.

Что за черт?

Я прихожу в себя и скольжу по Санни вниз по своему телу, не останавливаясь, пока ее ноги не касаются пола. Быстрый взгляд в зеркало заставляет меня съежиться. Наш пот оставил следы по всему стеклу. По крайней мере, мы его не разбили. Учитывая, как сильно мы брыкались друг о друга, это больше свидетельствует о прочности стекла, чем о чем-либо другом.

Дверь открывается, и в комнату врываются пожилые женщины в разноцветных банданах, футболках и трико. Они останавливаются, когда видят нас, и приветливые улыбки мелькают на морщинистых лицах.

— О, я не знала, что эта комната все еще занята. — Одна из бабулек направляется к нам. — Мы пришли немного пораньше, чтобы размяться.

Я вот-вот вылезу из джинсов, а лифчик Санни свисает с подола ее штанов, как хвост, но да, мы вполне можем приостановить наши занятия, чтобы угодить нескольким милым старушкам.

— Э-э… — Санни выходит из-за моей спины. — Мы как раз собирались уходить.

Бабушка улыбается и опускает взгляд. Затем ее лицо становится пунцовым, и она хихикает. — О боже. Думаю, нам следовало зайти чуть позже.

Я выхватываю лифчик Санни из кармана ее брюк, скатываю его в комок и засовываю к себе в карман.

— Удачной практики, — бормочу я, кивая пожилым леди.

— Вы, двое, развлекайтесь. — Она машет рукой, а затем озорно подмигивает.

Когда я провожаю Санни из комнаты, я слышу, как пожилая леди вздыхает: — Какая красивая пара. Но почему они не заперли дверь?

Мы, спотыкаясь, выходим в коридор. Мое лицо горит, и Санни выглядит такой же взволнованной. Я не был готов остановиться, и мое тело ежесекундно протестует. Моя походка — неуклюжая перевалка, когда мы проходим вестибюль танцевальной студии.

Женщины за стойкой регистрации улыбаются и кивают нам, прежде чем склонить головы друг к другу и громко зашептаться. Понятно. Возможно, там были камеры. Может быть, охранники лопали попкорн, чтобы насладиться шоу.

К счастью, мы не дали им слишком много.

Я качаю головой и смотрю на Санни, чья взволнованная улыбка говорит мне, что у нее все еще на исходе адреналин. Эта женщина. Она единственная, кто мог сделать что-то настолько нелогичное таким приятным.

Я хватаю ее за руку. — Я не хочу заканчивать.

— Я тоже. — Она следует за мной к выходу. — Но дети.

Правильно. Майкл и Бейли. Домашнее задание. Обязанности.

Мы выходим в благоухающую ночь, и я открываю перед ней дверцу машины. Она запрыгивает внутрь и ждет, пока я тоже сяду, прежде чем пробормотать: — В другой раз?

— Как насчет того, чтобы я провел тебя внутрь?

— И рискуешь, что тебя снова прервут? — Она проводит руками по моей груди. — Хотела бы я сказать ”да".

Я хочу сказать ей, что мы могли бы закончить ночь на заднем сиденье. Или поехать в отель. Или я мог бы зашвырнуть ее в ближайший куст и сделать так, чтобы это стоило того. Но момент прошел, и она права насчет мальчиков.

Мисс Хэнсли была бы не прочь присмотреть за ними ночью, но она на это не подписывалась. Она работала весь день и заслуживает того, чтобы побыть наедине с собой.

У тебя есть обязанности, Даррел.

Иногда я ненавижу себя за то, что так хорошо настроил свою логическую сторону.

Я подношу руку Санни к своим губам и целую ее. — Мы все переделаем.

— В танцевальной студии?

— Почему бы и нет? — Я чувствую, как учащается ее пульс, и это заставляет меня улыбнуться. — В следующий раз я запру дверь.

— Это свидание.

Я наклоняюсь и целую ее в висок. — Это свидание.

На следующее утро я встаю рано и снова принимаю холодный душ. Такое чувство, что мое тело не прикасалось к горячей воде с тех пор, как я снова встретил Санни.

Я действительно жалею, что мы не смогли продолжить вчера вечером, но, по крайней мере, я получил утешительный приз. Мой взгляд падает на гладкий черный бюстгальтер в ящике моей ванной.

Перед уходом прошлой ночью Санни поцеловала меня, сказала оставить лифчик и пообещала вторую часть комплекта. По дороге домой я почти ничего не видел. Просто чудо, что я не съехал прямо в канаву.

Сегодня совершенно новый день. Позже я собираюсь на свидание с Санни — настоящее свидание в хорошем отеле. Я собираюсь нанять кого-нибудь присмотреть за детьми, и у нас будет долгая, непрерывная ночь. Я позабочусь об этом.

Надев рубашку на пуговицах и брюки, я иду по коридору и бужу Бейли и Майкла. Гораздо сложнее вытащить их из постели, когда они играли со своей двоюродной сестрой, пока им не пришло время ложиться спать.

— Вперед, мальчики! — Кричу я с лестницы, посмотрев на часы, и намазываю два куска хлеба арахисовым маслом и джемом. — Вы опоздаете.

Майкл спускается по лестнице первым. Его волосы выглядят так, словно он встал с кровати и не потрудился провести по ним расческой. Но, по крайней мере, он полуулыбается. И порез на его губе хорошо заживает.

— PB & J!² Да. — Он хватает тарелку, стоящую передо мной.

Бейли спускается по лестнице следующим. — Да!

Я удивленно качаю головой. Эти дети приходят в восторг от самых простых вещей.

После завтрака я везу Майкла и Бейли в школу.

Бейли выскакивает первым, ослепительно улыбается мне и кричит: — Пока, мистер Даррел!

Я машу ему рукой.

Майкл берется за дверную ручку.

— Подожди, Майкл. — Я останавливаю его, прежде чем он выходит из машины.

Он смотрит на меня через плечо.

— Я договорился о встрече с директором.

Его плечи опускаются. Он кивает.

— Но я не собираюсь говорить об Эбенизере.

Глаза Майкла прыгают, и в них появляется надежда. — Ты этого не сделаешь?

— Я подумал о твоих опасениях и твоем дискомфорте из-за того, что тебя высмеивают. Хотя я не согласен с тем, чтобы все время хранить молчание, я думаю, что твои чувства справедливы. Я не собираюсь вовлекать в это школу. На этот раз. Но если Эбенезер не прислушается к предупреждению Санни, я собираюсь…

— Спасибо! — Майкл запрыгивает на переднее сиденье и обвивает руками мою шею. — Спасибо, мистер Даррел.

Мое сердце перестраивается в груди. Я пару раз моргаю, чтобы сохранить голос ровным. — Я все еще думаю, что донести это до властей — правильное решение, но я отступлю. Только на этот раз.

Майкл кивает с таким энтузиазмом, что его кудри падают ему на глаза.

Я киваю в сторону двери. Я задыхаюсь, сам не знаю почему. — Хорошего дня в школе.

— Так и будет. — Он выскакивает из машины.

Я еду в центр, чувствуя странную радость.

Мой телефон звонит по дороге.

Я дважды постукиваю по наушникам. — Алло?

— Мистер Гастингс.

— Мисс Беннет. — Я напрягаюсь. — Я собирался вам скоро позвонить. Я бы хотел начать оформление документов на законную опеку…

Голос социального работника звучит у меня в ушах ровно и холодно. — Мистер Гастингс, прежде чем вы продолжите, я звоню, чтобы сообщить вам, что сегодня вечером заберу мальчиков из школы.

— Зачем вам это делать? — Я щелкаю индикатором.

— Потому что я везу их навестить потенциальную приемную семью.

Моя нога нажимает на тормоза. — Что?

— Они были переданы вам на попечение лишь временно. Срок вашей срочной опеки почти истек.

Я стискиваю зубы. — Мальчики останутся со мной.

— Это буду решать я.

— Вы не можете просто забрать их из единственного стабильного дома, который у них был с тех пор, как умерла их бабушка.

— Стабильный? — В ее тоне слышится неодобрение. — Кто решил, что вы самый стабильный дом для них?

— Я…

— Сегодня вечером мальчики встретятся со своими потенциальными приемными родителями. Я верну их на ферму, когда мы закончим.

— Нет, вы не можете…

Линия обрывается.

Она повесила трубку.