Угрюмый роман

ГЛАВА 5

ФЛИРТУЮЩАЯ ОБЕЗЬЯНКА

Санни

Быть горячим и быть придурком должно быть взаимоисключающими понятиями. Придурки вроде Даррела должны ходить с огромной табличкой на лбу, которая гласит: "Осторожно. Кусается.”

Вместо этого у этого красавчика с каменным лицом квадратная челюсть и глаза, способные извергать адское пламя, хотя они больше напоминают бирюзу Карибского моря, чем серу.

Он. Придурок.

Но регулярно ли придурки берут к себе детей-сирот после смерти их бабушки?

Я думаю об очаровательных маленьких мальчиках, которых встретила вчера. Майкл и Бейли заставили меня до полуночи что-то писать в блокноте, разглядывать комнаты в стиле Бэтмена и переживать из-за каждой детали, потому что я эмоционально вложена в то, чтобы эти комнаты были идеальными.

Достаточно легко притворяться, что я выполняю здесь всю тяжелую работу, но только благодаря Даррелу я получила эту работу. Он прилагает усилия. И дети могут это видеть. Я никогда не забуду, как они подбежали к Даррелу, как будто он был спасателем, который бросился в воду, чтобы спасти их от утопления.

В этом нет никакого смысла.

В моем мире людей можно разделить на группы.

Ублюдки вроде Даррела должны отойти в сторону.

Доброжелательный мистер Скрудж принадлежит другому.

Тот факт, что Даррел переступает черту, раздражает еще больше. Почему он не может просто выбрать сторону? Почему он продолжает сбивать меня с толку? Он придурок или сварливый папаша Уорбакс, только без лысины и трубок, который может выдать "Мне ничего не нужно, кроме тебя" в тональности G?

Я барабаню пальцами по столу, прислушиваясь к возне с ямайскими пирожками, в то время как на меня смотрит тарелка с хрустящими золотистыми фри-джеками. От миски с обжаренной фасолью и измельченными куриными грудками, приправленными до совершенства, поднимается пар.

— Ты, должно быть, действительно расстроена, если не можешь есть. — Темная рука ложится на мою. Огромное обручальное кольцо настолько яркое, что вокруг него вращается собственная луна. — Мне так жаль насчет той инвестиционной фирмы, Санни. Генеральный директор действительно обошелся с тобой грязно. — Кения хватает картошку для жарки и рвет ее на куски. — Он заслуживает того, чтобы заплатить за то, что сделал с тобой и всеми этими бедными работниками.

— А? — Я поднимаю взгляд. — О, да. — Я определенно была одержима потерянными деньгами, а не великовозрастным брюзгой, который открывает свой дом для двух замечательных мальчиков и делает все, что в его силах, чтобы в этом доме чувствовался уют. — Да, это отстой.

— Я так разозлилась на тебя, когда узнала. — Кения — миниатюрная оптимистка с блестящими глазами, пока не разозлится. И тогда она превращается в питбуля в красной зоне. — Я уже говорила с Алистером. Мы собираемся разыскать этого парня и заставить его принести тебе извинения.

— Ого, это не так уж серьезно.

— Почему это несерьезно? — Ее ноздри раздуваются. — Мы сидим здесь в "Ямайских пирожках", а ты не притронулась к ни к одному, — она поднимает темный палец. — Ни к одному. Это чрезвычайное положение в стране.

Я беру слоеный фри-джек и отправляю его в рот. Снаружи он хрустящий, а внутри мягкий и воздушный. Он восхитительный. — Мм. Видишь? Я просто отлично ем.

Кения наклоняется вперед, ее темные кудри рассыпаются по плечам. — Алистер сказал, что этот генеральный директор известен своими сомнительными поступками. Он вроде как паршивая овца в своей семье, но Алистер нанял кого-то, чтобы следить за ним. Как только мы во всем разберемся, я тебе скажу.

— Кения, правда, все в порядке. — Поскольку мой рот в данный момент набит жареным картофелем, это больше похоже на "ммфа, мммф, мммф, ммфй, ммфф".

Моя лучшая подруга продолжает свой монолог одной женщины. — Ты была так взволнована этим контрактом. Ты неделями планировала, что будешь делать с офисами. Ты даже наняла дополнительных работников, чтобы сделать это вовремя. — Ее глаза поднимаются к потолку, и она поджимает нижнюю губу. — Я была рядом с тобой, когда ты покупала офисное оборудование. Я не спала с тобой, пока ты мучалась над дизайном. Я потеряла сон из-за этого проекта, а этот придурок даже не потрудился тебе заплатить? Это такой же удар для меня, как и для тебя. Я не смогу спать по ночам, пока это не разрешится.

Я вздрагиваю. Кения всегда была полна решимости, но, имея за спиной деньги Холланда Алистера и социальную сеть, она, вероятно, могла бы запускать собственные ракеты и командовать армией хакеров Алистера.

— Ты не должна принимать это так близко к сердцу.

— Конечно, должна. Ты моя лучшая подруга. Любое нападение на тебя — это нападение на меня.

Волна благодарности переполняет меня, и я перепрыгиваю через стол. Обвивая руками шею Кении, я крепко прижимаю ее к себе. Она — единственное ощущение нормальности в моей жизни прямо сейчас, и я хочу держаться за это изо всех сил.

— Спасибо тебе. Ты потрясающая.

— Это само собой разумеющееся.

Ладно, самоуверенность Алистера передается и ей. Я похлопываю ее по руке. — Тебе не нужно беспокоиться. У меня есть и другие задания.

— Какие еще задания?

Я отстраняюсь от нее. — То-то и то-то.

— Это работа, связанная с дизайном?

— Угу.

— И ты получаешь деньги авансом?

— Ага.

— Тогда почему ты все еще выглядишь такой напряженной?

— Я в порядке. — Перевод: угрюмый нейропсихолог с мускулами как у бога постоянно крутится у меня в голове и сводит с ума. Мне постоянно хочется придушить его и раздеть догола. Пожалуйста, помоги.

— Ты краснеешь. — Она указывает на мои щеки. Я обиженно прижимаю руку к лицу. Черный цвет со стороны моего отца придал мне смуглую кожу, но гены майя, бегущие по моим венам, дают понять, когда я взволнована.

— Просто… жареный домкрат горячий.

Кения кивает и, кажется, верит моему объяснению. — Тебе нужна помощь с новыми проектами? Деньги или…

— Мне не нужны деньги, — быстро говорю я. Кения чрезмерно щедра, и я не хочу, чтобы наши отношения превратились в такие, при которых мы постоянно превосходим друг друга в области подарков. В отличие от моей лучшей подруги, у меня нет миллиардера, готового исполнить любое мое желание. Я бы опустошила свой банковский счет, пытаясь угнаться за ней.

— Ну что, ты хочешь, чтобы я переехала обратно? — Спрашивает Кения.

Я смеюсь. — Ты хочешь переехать обратно?

Хотя у Кении хорошая работа и целое издательство на ее имя, она по-прежнему называет мою тесную квартирку ‘домом’. В основном потому, что ей было бы неудобно снимать собственное жилье, когда она проводит все свое время с Белль и Алистером в их особняке-пентхаусе.

Поскольку я люблю компанию и свою лучшую подругу, у меня нет проблем с тем, чтобы она случайно заглянула ко мне с ночевкой. Еще веселее, когда она приводит Белль, мою маленькую сообщницу по оружию.

— Не совсем. — Кения морщит нос.

Я смеюсь над ее выходками. Тот факт, что она не скрывает своего обожания Алистера, очень мил. — Я в порядке, но спасибо, что спросила.

Мой мобильный телефон начинает танцевать на столе. Мы с Кенией обращаем на это внимание. На экране мелькает имя Даррела. Я в панике вздыхаю и бросаюсь к устройству, но слишком поздно.

— Почему Даррел звонит тебе? — Ее брови взлетают на макушку.

— Даррел? — Я открываю рот и задыхаюсь. — Почему он мне звонит?

— Я только что спросила тебя об этом.

— Я так же потрясена, как и ты. — Итак… лгать своей лучшей подруге — это не та привычка, в которую я верю. Это заставляет меня чувствовать себя ужасным человеком, но Даррел попросил меня сохранить в тайне информацию о его опекунстве, пока он не сможет поговорить с Алистером. При обычных обстоятельствах я бы полностью проигнорировала его просьбу и рассказала все Кении. Но дело не только во мне и моих разногласиях с сексуальным психотерапевтом.

В этом замешаны двое невинных детей, и я не знаю, почему Даррел хочет держать это в секрете, но я уверена, что у него есть веская причина. Может быть, дети в опасности или их нужно от чего-то спрятать. Я не позволю своему болтливому рту втянуть меня в неприятности с этим.

Она прищуривает глаза. — Ты ужасная лгунья, Санни.

— Я не лгу.

Кения одаривает меня безумным карибским взглядом я завязала с тобой и твоими глупостями, сунь свою задницу в кресло прямо сейчас, тебе нужно так много объяснить, жест обреченности. — Что происходит между тобой и Даррелом?

— Ничего. Клянусь. — Я беру свою сумочку со стула и отступаю назад, быстро говоря. — Мне нужно идти. Я тебе позвоню.

— Санни! — выкрикивает она мое имя.

Я врываюсь в двери "Ямайских пирожков" и запрыгиваю в свою машину. Отъехав на пару миль, я перезваниваю Даррелу.

— Санни, — он рычит мое имя.

Мой мозг взбивается, как треснувшие яйца на сковороде. Я все еще не привыкла к тому, что Даррел Хастингс говорит со мной. Настоящими словами, которые имеют реальное значение. И то, как он грубо называет мое имя…

— Я оставил ключ от дома у Дины. Ты можешь забрать его у нее.

— Ты доверяешь мне ключи от своего дома? Что, если я все вычищу в твоем доме?

Он ворчит. — Ты не производишь впечатления человека, которому понравится еда в тюрьме.

Я фыркаю от смеха. Всемогущий Ворчун только что… пошутил надо мной?

— Это была не шутка, — ворчит он, как будто может читать мои мысли и хочет убедиться, что у него не отберут карточку ворчуна.

Я кашляю, чтобы скрыть смех. — В доме пусто?

— Ты спрашиваешь как дизайнер интерьера или как вор?

Еще одна шутка? Это альтернативное измерение? Даррела поменяли местами с инопланетянином? — Это имеет значение? — Я ухмыляюсь. — К тому времени, как ты узнаешь, меня уже не будет дома.

Он прочищает горло. — У меня встречи все утро, а мальчики пошли в школу.

При упоминании о мальчиках я трезвею. — Как они?

Наступает долгая пауза, как будто Даррел раздумывает, мое ли это дело.

Я задерживаю дыхание.

— Полагаю, настолько хорошо, насколько можно было ожидать. Они больше не упоминали свою бабушку, но это не значит, что они не скорбят по-своему.

Мое сердце подпрыгивает в груди. — Я знаю, что это немного, но я сделаю все возможное, чтобы сделать эти комнаты идеальными для них.

— Я тебе верю.

Это всего лишь три слова. Всего три простых слова. Но это самый близкий к комплименту комплимент, который когда-либо делал мне Даррел Хастингс. На самом деле, это самый близкий к взаимоуважительному разговору разговор, который у нас когда-либо был.

Он прочищает горло. — Еще кое-что. Я запер все двери на ферме, кроме комнаты мальчиков и кабинета. В остальные спальни вход воспрещен.

Мое любопытство обостряется. Почему Даррел зашел так далеко, чтобы отгородиться от меня? Есть ли что-то в одной из комнат, чего я не должна видеть?

— Только не говори мне, что ты прячешь труп в своем доме?

На том конце провода замолкает.

Моя улыбка увядает. — Ты… нет, верно?

— Прощай, Санни.

Гудок набора номера звенит у меня в ушах с жуткой окончательностью. Я проглатываю свое беспокойство. Тайны и Даррел Хастингс идут рука об руку. Кения давным-давно сказала мне, что никто не знает, почему Даррел внезапно бросил свою работу, зарабатывая кучу денег, и поступил в школу изучать мозг. Он даже не рассказал об этом своей покойной сестре Клэр. Что, если правда более болезненна, чем кто-либо из нас ожидает? Что, если одержимость Даррела мозгами возникла… после его первого убийства?

Я представляю себе бесчувственного киборга серийным убийцей. В руке коса. Стальные глаза. Линия подбородка острая, как нож. Тогда я смеюсь над собственным воображением. Я веду себя нелепо. Не то чтобы я ничего не знала о Дарреле. Он дружит с Алистером и хороший дядя для Белль. Он не представляет опасности ни для детей, ни для меня. Кроме того, это работа с высокой ценой. Та, которая мне нужна сейчас, когда мои деньги развеяны по ветру вместе с генеральным директором Stinton Investments.

Нравится это Даррелу или нет, я собираюсь полностью посвятить себя его дому. И я, возможно, даже наткнусь на тот секрет, который он пытается скрыть.

Моя машина притормаживает перед великолепным фермерским домом с раскидистым садом перед ним. Высокие деревья машут мне своими ветвями, как танцоры хула, приветствующие туристов, только что сошедших с самолета. Солнечный свет танцует на цинковой крыше и разливается по крыльцу, пробегая мимо вьющегося плюща, обвивающего очаровательные белые шпалеры.

Этот дом совершенно не подходит импозантному Даррелу Хастингсу. Это одна из главных причин, по которой я понятия не имела, что дом, который я спроектировала, предназначался для него.

— Клиент хочет найти убежище. Где он мог бы прийти домой и расслабиться, забыть о своем дне, побыть наедине с природой. Ты знаешь, в чем фишка.

— Вау. Он готов выложить столько денег, чтобы приукрасить фермерский дом? На все эти деньги он мог бы построить замок.

— Это то, чего он хочет, и он готов заплатить, чтобы мы сделали все правильно с первого раза. Не подведи меня.

Я люблю проекты, где деньги не являются целью. Это позволяет моему творчеству развиваться беспрепятственно из-за надоедливого бюджета, который загоняет меня в угол и вынуждает искать более креативные способы воплотить мое видение в жизнь. Я никогда не думала, что вернусь сюда и буду проектировать еще две комнаты.

Я вставляю ключ в замок. Он поворачивается со щелчком. Дверь громко скрипит, когда я вхожу внутрь. Я толкаю его взад-вперед и слушаю, как скрип усиливается. Позже я найду немного масла и нанесу его на суставы, чтобы избавиться от этого шума.

Я позволяю двери с грохотом встать на место и осматриваю остальную часть дома Даррела. Фермерский дом имеет открытую планировку с множеством окон, пропускающих солнечный свет и открывающих вид на великолепные леса, окружающие дом. Подушки, ковры и картины приглушенных тонов объединяют комнаты. Дизайн столь же красиво сочетается с гостиной и кухней.

Я бросаю взгляд на винную полку, аккуратно стоящую на стойке, и отворачиваюсь. То, что я лично знаю клиента, не означает, что я должна чувствовать себя как дома.

Перво-наперво. Мне нужны замеры.

Возвращаясь к машине, я хватаю свой набор инструментов и тащу его в дом Даррела. Требуется пара попыток, прежде чем я нахожу дверь в спальню, которая открывается — Даррел не шутил, когда сказал, что все запер.

Наконец, я натыкаюсь на нужное место. Комната находится на втором этаже. Третья дверь справа. Заглянув внутрь, можно увидеть два чемодана, открытых так небрежно, как это делают дети. Одежда разбросана по полу.

Двухъярусная кровать прижата к стене. Я морщу нос. Что, черт возьми? Если бы не комод, стенной шкаф и черно-белая картина с изображением случайного старика на стенах, эта комната могла бы быть тюремной камерой.

— Где цвет, Гастингс? — Я медленно поворачиваюсь по кругу. — Где жизнь?

К счастью, комната выглядит приличных размеров и в ней много окон. Я просто присматриваюсь к нему, но не думаю, что мне придется слишком сильно переделывать свой дизайн.

Я замечаю дверь, которая выглядит неуместно в стене. Осторожно приближаясь к ней, я поворачиваю ручку и толкаю. Мои глаза расширяются, когда я замечаю ванную в комнате.

— Теперь мы разговариваем! — Я разражаюсь лающим смехом и потираю руки, изображая злобного злодея во время его вступительного монолога. Идеи так и сыплются из меня, как в игре "бей крота". Было бы идеально, если бы офис находился по соседству с комнатой для гостей. Я могла бы соединить комнаты мальчиков через ванную.

О, как это мило.

Волнение от нового вызова начинает бурлить у меня в животе. Я всегда немного схожу с ума, когда начинаю дизайн. Что-то в том, что я беру чистый холст и превращаю его во что-то новое, заставляет меня чувствовать себя живой.

— Кровать поставят сюда. — Я медленно поворачиваюсь по кругу и указываю на пустое место размашистым жестом. — А она поместится? — Я потираю подбородок, разговаривая сама с собой. — Комната кажется меньше из-за этой огромной двухъярусной кровати.

Я поднимаю руки и напрягаю мышцы в тишине. Хватит ли у меня сил, чтобы сдвинуть этот тяжелый предмет мебели? Решив пока не обращать на это внимания, я достаю из набора инструментов рулетку и измеряю стены.

Когда я подхожу к стене, где в угол втиснута двухъярусная кровать, я прищуриваюсь. Эта койка — бельмо на глазу. Где Даррел ее подобрал? В военном учебном лагере? Я хихикаю. Меня бы не удивило, если бы он это сделал.

Что-то яркое на верхней койке привлекает мое внимание. Я подхожу ближе к кровати и нажимаю на кончики пальцев ног. Черт. Это высокая двухъярусная кровать. Я не могу хорошенько разглядеть. Несколько судорожных прыжков — моя следующая попытка. Когда это не срабатывает, я тянусь к стремянке для двухъярусной кровати.

Мне нужно посмотреть, что лежит на этой кровати. Особенно, если это связано с Бейли. Оформить комнату Майкла намного проще, потому что у него есть четкие интересы и более серьезная личность, но я все еще ищу ключевую деталь, которую я могла бы воплотить в комнате Бейли.

Бейли-Кролик-Энерджайзер, подсевший на крэк. Вчера он перескакивал с одной темы на другую, что делало невозможным извлечь из него четкую идею дизайна.

Я ставлю свои теннисные туфли на первую ступеньку, понимаю, что мне, вероятно, не следовало забираться на их кровати в своих пыльных кроссовках, и снимаю их. Готовая попробовать еще раз, я хватаюсь пальцами за лестницу и подтягиваюсь наверх.

Ярко-красный, который я видела на кровати, принадлежит мягкой игрушке. Это костлявый орангутанг с вымученной улыбкой и большими глазами. Игрушка потертая и местами грязная. Швы для глаз разваливаются, из-за чего кажется, что обезьянка неряшливо подмигивает.

— Интересно, — размышляю я. — Бейли любит животных? — Я подношу обезьянку к лицу. — Эй, ты со мной флиртуешь? — Легкое усиление давления моей руки заставляет обезьяну пищать, как радио.

Спокойной ночи, сынок. Папа любит тебя.

Мои глаза расширяются. Я снова сжимаю плюшевого мишку, и звучит то же самое записанное сообщение. Голос кажется незнакомым. Принадлежит ли он покойному отцу Майкла и Бейли?

У меня сжимается сердце. Эти бедные мальчики. Я хочу заключить их в свои объятия и обнимать по-настоящему, пока мир не перестанет причинять им боль.

— Что ты делаешь?

Этот голос исходил не от обезьяны.

Потрясенная, я обеими руками швыряю обезьянку обратно на кровать, не понимая, что мне нужны эти руки, чтобы предотвратить столкновение с землей. К тому времени, как я вспоминаю, что нужно держаться за лестницу, гравитация уже решила, что я стану ее следующей жертвой.

Дерьмо.

Дерьмо, дерьмо, дерьмо.

Я ворчу, пытаясь зацепиться пальцами ног за ступеньки, чтобы не рухнуть на землю. Это не работает и только переворачивает меня еще больше, ускоряя мое падение.

Я падаю с лестницы и ничего не могу с этим поделать.

Сердце колотится у меня в горле, я зажмуриваю глаза.

Готовлюсь к жесткому приземлению.

Может быть, сломана рука.

Сломанная шея?

Я не так уж далеко от земли, не так ли?

Даррел подхватывает меня в воздухе, прежде чем я выясню, могут ли шеи треснуть при падении с двухъярусных кроватей. Я не уверена, чего он добивался, но если он хотел ловко поймать супермена, то это зрелищно провалилось. Мой локоть врезается ему в челюсть, и он чертыхается, разворачивая нас.

Упс… — Прости, — шиплю я.

Его тело отшатывается назад, движимое желанием поймать меня и тем фактом, что теперь ему, возможно, понадобится операция на челюстной кости. Еще один шаг назад, и он падает, как боксер, которого уничтожает Тайсон.

Моя голова ударяется о его грудь, заставляя задуматься, было бы мягче, если бы я просто приземлилась на землю. Из чего сделан этот человек? Из скалы?

— Ах. — я потираю подбородок.

Даррел поднимает голову и бросает на меня взгляд, достаточно темный, чтобы сравнять города с землей. Неужели у него нет другого выражения, кроме мягкого взгляда и сердитого? Боже. Не то чтобы я оттолкнула его. Почему он так зол на меня?

Я немного расслабляюсь. — Когда ты здесь появился? Я не слышала, как ты вошел.

Он пытается сесть, но останавливается на полпути и плюхается обратно.

Он серьезно ранен?

Начинается паника. Даррел относится к тому типу клиентов, которые подадут в суд о возмещении ущерба. У меня нет денег на оплату медицинских услуг. Я едва могу покрыть страховку своего автомобиля после погашения всех своих долгов.

Отбросив свое раздражение, я сосредотачиваюсь на том, чтобы убедиться, что ему не придется посещать больницу. — Ты в порядке? — Я хватаю его за лицо и приподнимаю, проверяя нижнюю часть челюсти. Сегодня он чисто выбрит, что полезно. Там, где мой локоть соприкоснулся с его подбородком, уже образовался небольшой синяк. — О. — Я съеживаюсь. — Похоже, это больно.

Его дыхание учащается, а от его ледяного взгляда мне хочется нырнуть под одеяло.

— Я не могу сесть, потому что ты прижимаешь меня к земле, — рычит он.

О. — Виновата. — Я с трудом принимаю сидячее положение, но от такого быстрого движения у меня кружится голова. Странное давление нарастает в затылке. Мои ноги подкашиваются, и я знаю, что снова уткнусь лицом, если попытаюсь встать. Прижимая руку к виску, я выдыхаю. — Просто дай мне секунду.

Мое сердце бешено колотится в груди, руки становятся липкими, а горло стягивается тугим бантиком. Что, черт возьми, это такое? Почему я чувствую себя так странно?

Легкое прикосновение к моему подбородку, и глубокий, рычащий голос говорит: — Дыши, Санни. Просто дыши.

— Я дышу, — выдыхаю я одновременно. — Проблема сейчас не в дыхании. Это то, как у меня сжимается горло, и я чувствую, что задыхаюсь.

— Ты не задыхаешься. Секунду назад твоя симпатическая нервная система запустила реакцию "дерись или убегай", наполнив твое тело приливом энергии, чтобы оно могло отреагировать на опасность. Теперь ты ощущаешь последствия ломки, поскольку твоя лобная доля…

— Прекрати. Разговаривть, — задыхаюсь я.

Я дышу.

Я в порядке. Разбитых черепов не видно.

И Даррел все еще раздражает. Так что с ним, очевидно, тоже все в порядке.

За исключением того, что он, вероятно, был бы раздражающим даже с закрытой челюстью, так что… это не гарантия, что ему все равно не стоит обратиться в больницу.

Представить Даррела Хастингса в гипсе, пристально смотрящего на медсестер и врачей, — самый странный мысленный образ, который когда-либо возникал в моей голове, но он настолько забавен, что мое дыхание становится ровнее, а комок в горле проходит.

Мой разум прояснился, я прижимаю пальцы к подбородку, чтобы проверить, нет ли синяков. Он немного чувствителен к прикосновению. Неужели я порвала кожу, когда врезалась лицом в великолепные грудные мышцы Даррела?

— Тебе не понадобится накладывать швы. — Даррел ворчит. — Ты в порядке.

— А ты?

Он издает страдальческий звук и прижимает руку к челюсти. Не могу сказать, разыгрывает ли он свой дискомфорт из сочувствия или нет, но я довольно сильно ударила его по лицу. Эти удары локтями — не шутка. Я ‘кожа да кости’, по словам моей древней бабушки-майя, которая считает, что хорошие девушки майя должны быть немного полноватыми, чтобы быть привлекательными. Эти мои руки могут превратиться в оружие при нужном давлении.

Мои пальцы снова ощупывают его челюсть. — У тебя болит только лицо? — Я прикасаюсь к его плечам. К шее. Его грудь.

Вероятно, мне следует сосредоточиться на поиске травм, но вместо этого я наслаждаюсь возможностью быть так близко к не рычащему Даррелу Хастингсу. Его тело абсолютно великолепно. На что было бы похоже, если бы он избавился от яркого света и всей этой одежды?

Он резко садится, отталкивая меня в сторону. — Держись подальше от лестниц.

— Я бы не упала, если бы не ты.

Его бровь подпрыгивает. — Как тебе удается всегда отвечать?

— Теперь ты говоришь как моя мать.

Он закатывает глаза.

— Это твоя вина, Гастингс.

— В этом нет логического смысла.

— Это ты зашел сюда и застал меня врасплох.

Он качает головой, глядя на меня, отчего прядь его волос падает ему на лоб. Мое сердце замирает от напряжения. Великолепно.

Я вскакиваю на ноги, вытягиваю руки по швам и хмурю губы. Я не собираюсь обращать внимания на то, как потрясающе он выглядит прямо сейчас. И я собираюсь забыть, каким твердым и мужественным он себя чувствовал, когда я была на нем сверху. Я не могу должным образом сыпать оскорблениями, когда думаю о том, насколько он привлекателен.

— Тебя вообще не должно было быть дома. Что ты здесь делаешь?

Он поднимает взгляд к потолку. — Я… кое-что забыл.

— Да, точно. — Я недоверчиво смеюсь. — Ты сказал, что у тебя встречи все утро.

— Их… отменили.

— Чушь собачья. Ты пришел проведать меня, не так ли? Потому что не доверяешь мне оставаться в твоем доме одной.

— Это неправда.

— Я не собираюсь брать твои ценные научные книги, Даррел. — Я усмехаюсь. Я пошутила насчет очистки его дома ранее. Он действительно воспринимал меня всерьез? Смешно!

Я бы не выжила все эти годы в качестве дизайнера интерьеров, если бы у меня были липкие пальцы. Одна из основ моей работы — доверие. Люди допускают нас в свои священные пространства, позволяют нам прикасаться к их вещам и воспоминаниям, связанным с ними, потому что они верят, что мы дадим им что-то лучшее. Воровство у клиентов было бы крайне оскорбительным не только для них, но и для моего ремесла.

Он усмехается. — Я сказал тебе, почему я здесь.

Я изучаю его каменное выражение лица. — Ладно. Может быть, дело не в том, что ты боишься, что я что-то украду. Может быть, ты не хотела, чтобы я вламывалась в твою спальню.

Его чистые зеленые глаза отворачиваются, и я понимаю, что наткнулась на правду.

— Что именно ты не хочешь, чтобы я видела?

— Ты сняла мерки? — Он хватает меня за запястье и тащит из комнаты мальчиков. — Если тебе больше ничего не нужно, можешь идти.

— Почему ты всегда выгоняешь меня с места на место?

— Я не понимаю, о чем ты говоришь, — ворчит он, продолжая тащить меня по коридору, как будто его главная мечта в жизни — стать телохранителем Мори.

— Ты пытался выгнать меня из центра, когда я увидела Бейли и Майкла. Еще до этого, ты пытался выгнать меня с мальчишника Алистера.

Он ворчит. — Я думал, ты срываешь мероприятие.

— Ты думал, я стриптизерша.

— Я думал, ты была там, где тебе не место. — Его глаза прищуриваются, глядя на меня. Солнечный свет обжигает их, и они оживают золотистыми и коричневыми искорками. — Потому что ты всегда таковой являешься.

— Это неправда.

— Убирайся, Санни.

— Есть более приятные способы сказать это.

— У меня нет на это времени. — Он продолжает тянуть меня.

Теперь мы в гостиной. Я хватаюсь за ручку дивана и пытаюсь опустить ноги на пол.

— Я еще не измерила офис, — кричу я.

Раздраженно вздохнув, Даррел придвигается ко мне вплотную и отрывает мои пальцы от дивана. — Я тебе это измерю.

— Я тебе не доверяю. Я должна сделать это сам.

— Не повезло, — рычит он мне в ухо.

Клянусь, я не собираюсь издавать тихий скулящий звук, когда он нависает надо мной. Это просто… происходит. Даррел Хастингс стоит прямо у меня за спиной, расставив ноги и изогнувшись всем телом, он рычит мне в ухо, пока я тяжело и учащенно дышу. Если это не будет подпиткой для каждой моей грязной мечты в будущем, то я не знаю, что это такое.

Мои пальцы разжимаются на диване, и он пользуется случаем, потому что он бессердечный супер-ворчун, в его точеном теле нет ни грамма человеческих эмоций.

Даррел разворачивает меня, поднимает, как мешок с картошкой, и перекидывает через плечо. Мои губы должным образом знакомятся с его довольно милой попкой, когда он направляется к двери.

— Гастингс! — Я кричу, сжимая руки в кулаки и колотя его по заднице. Твердо, но не суть. — Отпусти меня!

— Нет, — просто говорит он. Открывается и закрывается сетчатая дверь. Солнечный луч, льющийся мне в лицо, — единственный признак того, что мы сейчас на улице.

— Ты ведешь себя нелепо!

— Наверное, я провожу с тобой слишком много времени. Это начинает сказываться.

— Придурок.

Он только хмыкает.

— Ты невыносим.

— И тебе разрешается работать только тогда, когда у меня есть время быть дома и присматривать за тобой.

— Ты что, издеваешься? Это займет целую вечность.

Он сердито спускается по ступенькам. Моя голова ударяется о его спину при каждом сердитом спуске. От него пахнет мятой и сандаловым деревом.

Я бы нюхала его, как наркотик, если бы он не был таким невыносимым.

— Гастингс!

Ответа нет.

— Ты обещал, что я смогу делать с этим дизайном все, что захочу!

По-прежнему ничего.

Я открываю рот, чтобы снова наорать на него, когда Даррел внезапно замирает.

Поскольку единственный вид, который у меня есть, — это его задняя часть, что, опять же, на самом деле не так уж и сложно, я не знаю, на что он смотрит или что заставляет его мышцы напрягаться под моим телом.

Звук колес, переворачивающих гравий, — моя первая подсказка.

Второй звук — это хлопанье открывающейся и закрывающейся двери.

— Гастингс? — Женский голос, который я слышала раньше, но не могу разобрать, откуда доносятся гудки на слишком тихом крыльце.

Даррел стаскивает меня со своего плеча и ставит на ноги, как будто я радиоактивный паук, который превратит его в супергероя. Его брови сводятся вместе, а по шее разливается румянец.

Выражение его лица было бы забавным, если бы я не заметила два маленьких личика в машине.

Мои глаза расширяются. — Почему Майкл и Бейли здесь? Разве они не должны быть в школе?

Даррел поворачивает голову, чтобы тоже осмотреть машину.

Серьезный социальный работник, с которым я познакомилась вчера, натянуто кивает мне, а затем сосредотачивается на Дарреле. — Гастингс, нам нужно поговорить.