Угрюмый роман

ГЛАВА 20

НЕСЧАСТЬ НИКОГО НЕ ЛЮБИТ

ДАРРЕЛ

Мне следовало сразу после свадьбы затащить Санни в какое-нибудь тихое место. Она все время смотрела на меня, но я тоже не мог отвести от нее глаз.

Она выглядела сногсшибательно в своем платье подружки невесты. Ее волосы падали на лицо водопадом, волнистые и пышные. Ее губы были знойно-красными, а тело было облачено в элегантное платье до пола.

Каждая частичка меня хотела обнять ее, поцеловать, пообещать ей, что кольца и предложения могут подождать, пока она будет рядом со мной.

Но я этого не сделал. Она продолжала хмуро смотреть на меня. Продолжала хмуриться. Она убрала руку, как только мы закончили играть свадебный марш. Она напряглась в моих объятиях во время танца на приеме.

Несмотря на это, я мог бы загнать ее в тень. Я мог бы прижать ее там. Сказал бы ей все, что было у меня на уме. Это не то, что ты думаешь. Я не хочу жениться на тебе, потому что хочу сохранить детей. Я люблю тебя. Я влюблен в тебя, ты сумасшедшая женщина.

Слова. Решат ли это слова? У меня не было возможности выяснить. Санни сорвалась с места за долю секунды. К тому времени, как я понял, что она направляется к парковке, было слишком поздно. Она уже исчезла.

Я расхаживаю взад-вперед по своему кабинету. Прошло два часа с тех пор, как Алистер и Кения помахали на прощание под морем пузырьков и сели в лимузин, который увезет их в свадебное путешествие.

Прежде чем сесть в машину, Алистер схватил меня за руку и прошептал. — Я дозвонился до друга. Он согласился сделать несколько звонков и как можно скорее передать твое дело судье по семейным делам.

— Значит, мне не придется ссориться с мисс Беннет?

— Мисс Беннет все равно будет давать показания, — сказал Алистер, — но она не лишит тебя этой возможности. Тебе решать, как изложить свое дело перед судьей. Проблема в том, что… если судья откажет в опеке, ты можешь никогда не получить законную опеку над мальчиками.

Я должен воспользоваться этим шансом. Измученный социальный работник ни за что не позволит мальчикам остаться со мной, если я пройду через нее. Я готов бороться выше нее, если это означает, что я могу добиться другого результата.

Я сую руку в карман и достаю телефон. На обоях — фотография Санни и мальчиков в магазине мороженого. Я понятия не имею, когда они сделали этот снимок. Санни отправила его Бейли и Майклу несколько дней назад, и я попросил их переслать его мне. Лучшим решением, которое я когда-либо принимал, было купить этим ребятам новые телефоны.

Мои пальцы касаются улыбающегося лица Санни. Ее глаза достаточно теплые, чтобы согреть мою кожу. Чем больше я смотрю на нее, тем сильнее бьется мое сердце, словно я стукнул им о кофейный столик.

Это пытка.

Черт. Сколько времени прошло с тех пор, как мы в последний раз ссорились?

Я скучаю по ней.

Пространство. Она попросила пространства. Я ненавижу это слово. Я хочу скомкать его в комок и выкинуть из английского языка. Сегодняшний вечер был достаточно мучительным. Быть так близко к Санни на свадьбе и не иметь возможности поговорить с ней было больнее, чем в тот раз, когда я выпил восемь рюмок неразбавленной водки на вечеринке в колледже.

Лампочка на моем столе мигает.

Часы показывают неприличную цифру.

Мне, наверное, пора спать. Или, по крайней мере, готовиться к слушанию.

Вместо этого я сижу здесь, расхаживая взад-вперед по своему офису. Скучаю по Санни. Хочу, чтобы Санни была здесь. Думаю, как загладить свою вину перед Санни.

Я касаюсь значка своего сообщения.

Затем я выхожу из него.

Затем я открываю его снова.

Даррел: Через две недели я предстану перед судьей по семейным делам.

Ответа нет.

Мне следовало этого ожидать.

Она сказала мне не беспокоить ее. Сказала с огнем в глазах и поджатыми губами, что я не должен даже произносить ее имя, пока она меня не позовет. Использовать ситуацию мальчиков это обман, но я также хочу, чтобы она знала об этом отчаянном шансе, которым я пользуюсь. Санни так же заинтересована в их благополучии, как и я.

Мое сердце бешено колотится, когда появляются точки.

Санни отвечает на сообщение.

Санни: Хорошо.

Я жду, когда поступит еще одно сообщение. Мои ноги стучат по полу, когда я прохаживаюсь в один конец комнаты и обратно.

Мой телефон остается пустым.

Я стискиваю зубы и борюсь с желанием швырнуть его в стену.

Говорят, время летит незаметно, когда ты несчастен. Кем бы ни были "они", я бы хотел, чтобы они выпрыгнули из окна.

Время замедлилось до ползания.

Нет, оно ползет в данный момент.

По ржавым гвоздям.

И горячему сло. углей.

Не в силах выносить тишину, я снова достаю телефон.

Я не хочу ставить тебя в неловкое положение, поэтому я не собираюсь снова протягивать тебе руку помощи, но я хочу, чтобы ты знала, что я слишком сильно люблю тебя, чтобы сдаваться. Я знаю только, как бороться за то, что для меня важно. Это включает тебя и детей.

Мой большой палец зависает над кнопкой отправки. В конце концов, я стираю все это и бросаю телефон на стол. Она попросила меня не беспокоить ее. Уже поздно. Я хочу показать ей, что я вырос с тех пор, как был парнем в толстовке, который шпионил за ней в коридоре.

Я направляюсь в постель. Матрас принимает меня с распростертыми объятиями, но сон не так уж приятен. Я ворочаюсь. Лицо Санни продолжает всплывать у меня в голове. Ее сладкие поцелуи. Ее горячие ласки. Звук, который она издавала, когда я доводил ее до грани.

Я закрываю лицо руками и издаю сдавленный стон разочарования. Сажусь и вглядываюсь в темноту. Тени смеются надо мной. Пустая сторона кровати принадлежит Санни, и я остро ощущаю эту истину. Как мне вернуть ее?

В голове у меня становится пусто.

Каким-то образом я засыпаю, но когда просыпаюсь, меня охватывает то же беспокойство. Те части меня, которые остались в квартире Санни, взывают ко мне. У меня внутри пустота. Я хожу с ощущением, что мне не хватает чего-то жизненно важного. И никакие поездки мальчиков в школу и обратно, перегрузка моего списка пациентов, собеседования с сертифицированными нянями или бешеные тренировки в моем домашнем спортзале не избавят меня от пустоты.

Изучение того, как приготовить фрай-джеки, не помогает. Бездумное пролистывание блога Санни, который она давно не обновляла, тоже не помогает. Сон, конечно, остался в прошлом.

Однажды ночью я не сплю, очки на носу, ноутбук открыт, и передо мной открываются косточки моей речи, которую я менял уже пятьдесят раз, когда раздается стук в дверь.

— Бейли. — Я приветствую его кивком головы. — Почему ты не спишь, приятель?

Он входит в комнату, прижимая к себе плюшевого орангутанга. На нем пижама с обезьяньей тематикой, которую Санни купила ему, когда разводила костер. Лампа на моем столе отбрасывает желтый отблеск на его бледную веснушчатую кожу.

— Я не мог уснуть.

— Тебе завтра в школу. — Я прочищаю горло и разворачиваю стул, собираясь встать. — Но если ты действительно не можешь уснуть, тогда я могу подогреть немного молока.

К моему удивлению, Бейли проходит мимо дивана, мимо моего стола и забирается ко мне на колени. Мои глаза округляются, и я помогаю ему, просовывая пальцы ему под мышки и подсаживая его к себе на ногу.

Я удивлен, что ему так комфортно со мной. Оба мальчика, казалось, замкнулись в себе после свадьбы. Я мягко дал им понять, что я рядом, чтобы выслушать и быть рядом с ними, но я не настаивал, и они не приняли мое предложение.

Последние несколько дней Майкл почти ничего не говорил мне. Он по-прежнему смотрит на меня так, словно ненавидит мир и тот факт, что я в нем нахожусь. Он тащится мимо меня, когда возвращается домой вечером, и едва пробормотал приветствие, когда я утром отвозил его в школу.

Бейли не был таким вспыльчивым, но он определенно решил последовать примеру своего брата. Он был очень тих за обеденным столом и наблюдал за всеми встревоженными голубыми глазами.

Я смотрю на него. — Что случилось?

Он крепко прижимает к себе орангутанга. Его кудри развеваются еще больше, он кладет подбородок на голову плюшевого мишки. — Я скучаю по Санни.

— Я тоже, приятель. — Я испускаю вздох, который мог бы посоперничать с лопнувшим воздушным шариком. — Но ты же знаешь, что ее отсутствие рядом не имеет никакого отношения к тебе и Майклу. Она без ума от вас двоих.

— Я знаю.

— Хорошо.

— Я имею в виду, я знаю, почему она ушла. — Бейли дергает обезьянку за ухо.

— Правда? — Мои брови поднимаются. Санни не обсуждала это предложение руки и сердца с мальчиками, не так ли?

— Да. — Бейли выпячивает нижнюю губу. — Она уехала в Белиз.

Я замираю на своем месте. — Прости. Что?

— Санни в Белизе. Она нашла работу. Она рассказала нам.

— Что она вам сказала?

— Белиз, мистер Даррел. — Бейли вздыхает, как будто разочарован, что я такой тупой. — Это страна в Центральной Америке. Санни родом оттуда. Она говорит, что ее народ построил храмы майя и…

— Бейли, подожди. Подожди. Когда Санни уехала в Белиз?

Он пожимает плечами.

Мой взгляд пробегает по комнате. Я делаю глубокий вдох, чтобы подавить панику.

— Вот. Я могу это доказать. — Бейли переворачивает телефон. — Мы создали групповой чат.

— Ты и Санни?

— Я, Санни и Майкл. — Он показывает мне. Есть фотография Санни, улыбающейся в камеру. Позади нее огромный строящийся дом. Мужчины в касках заполняют здание. На заднем плане тоже есть кое-что. Кокосовые пальмы. Много песка.

Черт. Санни сбежала в Белиз и не сказала мне? Это ее способ порвать со мной?

Вдохи, которые я втягиваю в легкие, становятся все более и более сбивчивыми.

— Мистер Даррел?

— Бейли, тебе пора ложиться. Ты не можешь спать на уроках.

— Хорошо. — Он спрыгивает с моей ноги, машет рукой и выбегает за дверь.

Я провожу пальцами по волосам и пытаюсь осмыслить откровение Бейли.

Санни уехала из страны.

Санни уехала из страны и ничего мне не сказала.

Санни уехала из страны, проделала весь путь до Белиза бог знает на сколько и ничего мне не сказала.

Я беру трубку, чтобы набрать номер Алистера, прежде чем вспоминаю, что у них с Кенией медовый месяц. Насколько я знаю своего шурина, последнее, чего он хочет, это чтобы я беспокоил его, если только это не чрезвычайная ситуация или не из-за Белль.

Мои плечи становятся напряженными. Бедра тоже. Даже колени. Я не знал, что колени могут напрягаться, но вот мы здесь.

Я листаю свой телефон.

Совет. Мне нужен…

Мне больше некому позвонить.

Мой круг общения настолько мал. Или, может быть, я просто настолько замкнут.

Скряга. Я слышу Санни в своей голове. Я практически вижу ее озорную улыбку, от которой у меня всегда замирает сердце. Ты не знаешь, как расслабиться, Гастингс. У мужчины должно быть более пяти выражений лица.

Я зажмуриваю глаза и бью кулаком по столу.

Скряга означает веселая полиция. Это как… противоположность веселью.

К черту все это.

Если я никому не позвоню, я позвоню Санни и буду умолять ее, как влюбленный дурак, вернуться ко мне. Или, может быть, я смогу перевезти детей в Белиз после слушания. Или, может быть…

Нет. Неуравновешенный Даррелл намного хуже, чем Санни С Мозгами Даррелла.

Я выбираю номер Дины и звоню.

— Алло? — Хрипит Дина.

Я открываю рот, но никакие слова не могут преодолеть комок в горле.

— Алло? Даррел?

— Дина. — Мой голос срывается.

— Ах ты, бедняжка. — Она замолкает, прежде чем я успеваю произнести еще хоть слово. — Тебе нужно поговорить, не так ли?

— Да.

— Встретимся в терапевтическом центре. Мы собираемся провести сеанс сами.

Дина варит ужасный кофе. Совершенно отвратительный. Мне стыдно за то, что такой напиток существует и что его приготовили из нашей кофемашины.

Но, по крайней мере, горького привкуса достаточно, чтобы успокоить мои мысли и заставить меня сосредоточиться на чем-то одном. Это трюк, используемый в нейропсихологии. Мы пытаемся задействовать аналитическую часть мозга, чтобы эмоциональная сторона взяла паузу и позволила рационально мыслить.

Прямо сейчас я раздумываю, не выбросить ли мне все смешанные кофейные порошки и заменить их чаем.

— Это странно, не так ли?

Мой взгляд скользит к Дине.

Она улыбается. В комнате полумрак, и ее глаза скрыты тенями, но я все еще вижу морщинки, собирающиеся крошечными скобками на ее щеках. — Странно быть тем, кто сидит в кресле.

Я прочищаю горло. — Это неудобно.

— Потому что ты так привык контролировать каждую ситуацию, в которую попадаешь.

— Нет, потому что диван изношен. Я должен купить новый.

— Даррел Хастингс, ты только что пошутил?

— Я совершенно серьезен.

— Давай не будем менять тему. Тебе неприятно терять контроль над сессией?

— Я бы не сказал, что у меня проблемы с контролем…

— Пытаться разобраться в каждой эмоции, запихивая ее в аккуратную коробочку — это подпадает под необходимость контроля.

— Обычно я даю своим пациентам немного выговориться, прежде чем анализировать их. — Мои глаза сужаются.

Она смеется. — Врачу получить лечение сложнее, чем обычному человеку. Я бы предпочла не тратить время.

Мой взгляд падает на телефон. Я попросил мисс Хэнсли присмотреть за мальчиками для меня. Что она с радостью и сделала. Но мне действительно жаль, что ей пришлось разбудить Белль. Если бы я знал, я бы вообще ее не беспокоил.

— Ты встревожен.

— Я беспокоюсь за мальчиков.

Она сцепляет пальцы на колене и изучает меня с кривой усмешкой. — Ты был в таком смятении оттого, что оставил их, чтобы быть здесь. — Она поправляет очки пальцем. То, как они сползают обратно на ее нос, напоминает мне Бейли. — Почему?

— Я… — я облизываю губы. — Иногда узнать мнение со стороны — лучший способ решить проблему.

— Это ответ из учебника.

— Это правильный ответ.

— Зачем ты позвонил мне, Даррел?

Я сжимаю губы. — Этот центр, — я смотрю на стену, — это моя жизнь. Я потратил больше времени на построение своей профессиональной карьеры, чем на налаживание близких отношений.

— Твой самый близкий друг — твой шурин, и это только потому, что ты чувствуешь, что обязан ради Клэр присматривать за ним. — Она наклоняет голову. — Твои вторые самые близкие отношения связаны со мной, потому что мы работаем вместе.

Мои губы поджимаются. — Предполагается, что я должен открывать все сам.

— Если бы ты был способен на это, ты бы не сидел в этом кресле.

Я хмурюсь.

Она указывает на меня. — Ты описал семейные и платонические отношения. Это означает, что твоя проблема в твоих романтических отношениях. — Она наклоняется вперед. — Санни.

— Я хотел бы получить свои деньги обратно. Этот сеанс не помогает.

— Садись, Даррел. Перестань убегать от трудных разговоров и бояться вещей, которые ты не можешь объяснить с твоей причудливой степенью и твоим чрезмерно логичным умом.

— Теперь ты откровенно оскорбляешь меня.

— Я излагаю факты. — Она плотно прижимает туфли к земле. — Что ты сделал?

Я хмурюсь. Затем отвожу взгляд. — Я попросил ее выйти за меня замуж.

Глаза Дины чуть не вылезают из орбит и ударяются о ее очки. — Я не ожидала, что ты это скажешь.

Я ворчу.

— И ее ответ был…

— Она сказала “нет”.

— Почему?

— Я… — я выдыхаю. — Думаю, у нее сложилось впечатление, что я хотел жениться на ней из-за детей.

Дина выгибает бровь. — И почему у нее сложилось такое впечатление?

Я втягиваю губы в свой рот.

— Может быть, потому, что ты сделал ей предложение, чтобы вы могли оставить детей?

Я отдергиваю воротник от шеи. — Следующий вопрос.

— Мы так не поступаем.

— Твой стиль слишком агрессивен.

— Ну, тогда хорошо, что я всего лишь медсестра, а не психолог, не так ли?

Я тяжело сглатываю. Мои глаза опускаются в пол. — Я люблю ее.

— Данность.

— Я хочу провести с ней остаток своей жизни.

— Ты был бы дураком, если бы этого не сделал.

Я свирепо смотрю на Дину.

Она безмятежно улыбается и жестами продолжает.

— Я облажался.

— И почему ты ей об этом не сказал?

— Она попросила оставить ее в покое.

— И что?

— И я не собираюсь причинять ей неудобства. — Я потираю затылок. — У меня есть… опыт подобных действий.

— Я не предлагаю тебе проявлять к ней неуважение и преследовать ее после того, как она попросила уединения. Я спрашиваю, что ты делал, пока ждал.

У меня перехватывает горло. — Что?

— Санни любит тебя. Любой, у кого есть глаза и мозги, может это увидеть. Но ты обманул ее доверие. У нее создалось впечатление, что она нужна тебе только ради детей. Ты задаешь ей вопрос, которого там быть не должно.

— Она неправильно поняла. Я действительно люблю ее. Я действительно хочу жениться на ней.

— Недопонимания. — Она барабанит пальцами по спинке стула. — Это все мелочи, которые растут как снежный ком. И ты это знаешь.

Я отвожу взгляд.

— У вас с Санни два совершенно разных стиля общения. — Дина берет свой кофе, пробует его и с гримасой ставит обратно. “- ы мужчина, который видит вещи черно-белыми, а она женщина, которая видит в цвете. Для вас предложение руки и сердца совершенно логично, потому что это решает все ваши проблемы. Вы любите друг друга. Вы хотите быть вместе. И это удерживает детей с вами. Беспроигрышный вариант.

— Верно. — Наконец кто-то это понимает.

— Но, — Дина упирается ладонями в колени, — для нее ты видишь в ней только средство достижения цели. Ты думаешь о ней только как о деловой сделке. Что-то, что тебе нужно, чтобы получить желаемое. Ты принизил ее ценность.

Я открываю рот.

Она поднимает палец. — Ты здесь не терапевт, Даррел. Ты будешь слушать.

Я резко закрываю рот.

— Ты задаешь ей вопрос. Вопрос ‘действительно ли он любит меня?’ И вместо того, чтобы что-то делать, не разговаривать, не преследовать и не вести себя жутко, — она бросает на меня косой взгляд, — но что-то делать, чтобы ответить на этот вопрос, ты сидишь здесь и жалеешь себя. — Дина отодвигается на краешек стула. — Вот в чем дело, Даррел. Ты не жертва. И если ты просишь молодую леди изменить всю свою жизнь, чтобы приспособиться к тебе и двум детям, о которых ты подписался заботиться, тебе нужно быть намного более чувствительным и намного более скромным, чем вы сейчас.

Я сглатываю и избегаю свирепого взгляда Дины.

— Она должна увидеть, что ты способен любить ее. На это потребуется время, и да, я согласна, потребуется пространство. Вот хорошие новости. — В глазах Дины вспыхивает огонек. — У тебя есть возможность доказать свою любовь Санни таким образом, что она больше никогда не задаст этот вопрос. Так что ту же энергию, которую ты вкладываешь в то, чтобы доказать судье, что ты заслуживаешь иметь этих мальчиков, — она делает паузу, — используй свой большой мозг и найди способ доказать, что ты заслуживаешь иметь эту женщину. — Дина смотрит на часы. Ее брови подпрыгивают. — Посмотри на это. Время вышло.

Она берет мою нетронутую чашку кофе и вразвалку идет к двери.

— Ты хороша в этом, — кричу я ей в спину. — Страшно, но хорошо.

— Некоторым людям нужна более профессиональная помощь. У меня нет для этого квалификации. — Она пожимает плечами. — Но некоторым людям просто нужна правда в одной дозе.

Я поднимаюсь во весь рост. — Я ценю это.

— Не благодари меня пока, Даррел. — Она вздергивает подбородок. — Просто покажи мне, как ты собираешься все исправить.

Я начну с матери Санни.

Почему?

Потому что, возможно, я и не смогу вернуть Санни, но я уверен, что смогу поработать над тем, чтобы расположить к себе ее родителей. Я собираюсь жениться на ней. Ее семья важна для нее. Так что для меня они тоже важны.

Кроме того, привлечь маму Кетцаль на мою сторону не повредит.

Кетцаль живут в красочном доме посреди унылого тупика. То, как они выделяются, вызывает у меня улыбку. Бьюсь об заклад, что их ярко раскрашенный дом стал причиной множества писем с жалобами в местное общество домовладельцев.

На их крыльце весело развеваются американский и белизский флаги. Цветы гибискуса в изобилии растут в небольшом саду перед домом.

Папа Санни — крупный, теплый мужчина со смуглой кожей, сияющими глазами и улыбкой, которая, учитывая морщинки вокруг рта, вероятно, никогда не уйдет далеко от его усатого лица.

Он сразу же впускает меня, как только я представляюсь. — Дорогая, разве это не парень Санни? Тот Даррел, о котором ты недавно кричала?

— Он посмел прийти сюда? У него есть желание умереть? — миссис Кетцаль сбегает по лестнице. Ее блестящие волосы собраны сзади в конский хвост. На ней красная юбка, и я вспоминаю разгром линейки.

Я съеживаюсь.

Она останавливается передо мной. — Как ты смеешь показываться здесь?

— Я пришел не для того, чтобы беспокоить вас, мэм.

— Если ты здесь, чтобы просить руки Санни, ты не можешь ее получить. — Она упрямо взмахивает запястьем, показывая, что уходит.

— Я здесь не для того, чтобы спрашивать об этом. — Я указываю на открытую дверь, за которой на улице стоит мой пикап. В задней части стоит моя новенькая газонокосилка. — Несколько месяцев назад Санни упомянула, что ее отец повредил спину, и стричь траву было тяжело. — Это был не тот разговор, который она вела со мной. Она разговаривала с Кенией, но я слушал каждое ее слово. — Я здесь, чтобы ухаживать за газоном.

— Ты нам не нужен. — Миссис Кетцаль толкает меня. — У нас есть кое-кто, кто приходит и подстригает двор каждый месяц.

— Ах, ах. — Ее муж хватает ее. — Без насилия, милая. Мы говорили об этом.

— Уходи, — фыркает миссис Кетцаль.

— Я уйду, когда двор будет подстрижен, мэм. Я обещаю.

Ее глаза темнеют от моего ответа.

Я приподнимаю подбородок в знак приветствия мистеру Кетцалю. — Было приятно познакомиться с вами, сэр.

— Мне тоже.

Я выхожу из дома и закрываю за собой дверь. Затем распаковываю газонокосилку и трачу пятнадцать минут на то, чтобы разобраться, как она работает. Наконец я слышу урчание двигателя и бросаюсь на траву.

Закончив, я собираю вещи и уезжаю. По пути домой я принимаю звонки для консультаций, обсуждаю случаи с другими терапевтами.

После разговора с Диной я решил внести дополнительные изменения в свою профессиональную жизнь. Я беру перерыв в консультациях с клиентами, потому что это слишком непредсказуемо, и мне трудно соблюдать границы, когда кому-то нужна помощь. Теперь мой график работы более гибкий, и я могу каждый вечер забирать мальчиков из школы.

Я возвращаюсь в город и паркуюсь перед средней школой как раз в тот момент, когда звонит звонок. Несколько минут спустя Майкл и Бейли подходят к моей машине.

Бейли взволнованно машет рукой. — Мистер Даррел!

— Привет, Бейли. — Я улыбаюсь ему, когда он запрыгивает в машину. — Майкл.

Он только хмыкает.

— Пока, Бет! — Бейли прижимается лицом к окну и машет маленькой девочке со смуглой кожей, жесткими кудряшками и карими глазами. Бет поднимает руку в вялом приветствии, а затем направляется к эвакуатору.

Мои глаза расширяются, когда я вижу, как она умело цепляется за ручку и запрыгивает в гигантскую платформу. Это безопасно?

— Мама Бет — механик, — взволнованно говорит Бейли. — Разве это не круто.

— Угу.

Бейли продолжает болтать о своей лучшей подруге Бет, пока я везу их домой.

Когда мы входим в дом, нас встречает сладкий запах. Мисс Хэнсли на кухне готовит что-то восхитительное. Я впервые вижу, чтобы Майкл так оживился с тех пор, как Беннет познакомил их с другой приемной семьей.

— Привет, мальчики. Я испекла яблочный пирог. — Она одаривает нас румяной улыбкой.

Майкл и Бейли врываются на кухню.

— Сначала умойтесь, — кричу я им.

— Да! — Бейли кричит в ответ.

Добрые глаза мисс Хэнсли встречаются с моими. — Они так сильно напоминают мне вас с Клэр, когда вы были моложе.

— Понятия не имею, о чем ты говоришь.

Ее улыбка становится шире. Она вытирает ладони о фартук. — Ты уже нашел няню?

Я выдыхаю, мое веселье улетучивается. — Нет. Я брал интервью почти у каждого кандидата, присланного агентством. Никто не почувствовал… верно.

— Трудно доверять кому-то своих детей.

Дети мои. Я делаю глубокий вдох и выдыхаю. — Вы правы.

— Даррел. — Она прочищает горло. — Что ты думаешь о том, что я позабочусь о детях?

Мои глаза расширяются.

— Я знаю, что подхожу по возрасту, но, честно говоря, мальчики уже не малыши. Я не буду гоняться за ними повсюду, пытаясь помешать им съесть что-нибудь на виду или засунуть пальцы в электрические розетки.

— Разве ты не заботишься о Белль?…

— Это только до тех пор, пока Алистер и Кения не вернутся из свадебного путешествия. — Она заламывает руки. На ее лбу появляется морщинка. — Белль сейчас ходит в школу и посещает все эти клубы, так что большую часть дня мне нечего делать. Даже когда она дома, Кения — ее новая мамочка. Они проводят много времени вместе. — Ее глаза расширяются, и она машет пухлыми руками. — Не то чтобы я этому не рада, но я… я им больше не нужна так сильно.

— Кения отличается от моей мамы, — соглашаюсь я. — Ее заботливая сторона доведена до десяти. Но это не значит, что вы им не нужны, мисс Хэнсли.

— Я слишком стара, чтобы не видеть правды перед собой. Кения справилась с этой семьей. О, я все еще буду рядом, помогу с Белль и прочим. Они моя семья. Но ты, ну, такое чувство, что я нужна тебе немного больше.

Я смотрю на нее, и волнение растет у меня в животе. Это кажется правильным. Мисс Хэнсли была той, кто заботился о Клэр большую часть ее детства. Она как член семьи. Я бы никому другому не доверял так, как доверяю ей.

— Мне бы это понравилось.

— Правда? — Ее глаза мерцают.

— Да.

— Мистер Даррел, вы должны попробовать этот яблочный пирог. — Бейли врывается в комнату с тарелкой в руках. — Что она положила в него?

— Слишком много сахара. — Я ерошу его волосы.

Майкл прислоняется к стене. Его спокойный взгляд устремлен на меня. — Это действительно вкусно, — нерешительно говорит он.

Я улыбаюсь ему, подхожу и тоже взъерошиваю его кудри. — Рад, что тебе нравится.

— Ты ведешь себя так, будто это ты все сделал, — бормочет он, но его губы изгибаются, когда он отворачивается.

Вечером мы едим пирог, а потом я приказываю Бейли сделать домашнее задание. Он причитает о том, как сильно он ненавидит домашнее задание, а я говорю ему, что он все равно должен это делать. Затем я проверяю Майкла и угрожаю спрятать все его комиксы, если он не закончит свой проект для школы. Он что-то бормочет себе под нос — у него получается говорить достаточно тихо, чтобы я едва мог разобрать, — но он встает с кровати, чтобы приступить к своей работе.

Я провожаю мисс Хэнсли до ее машины и смотрю, как она уезжает, чтобы забрать Белль из балетной школы, прежде чем вернуться в дом и поработать над своей речью.

Слушание состоится на следующей неделе. Завтра мне нужно проконсультироваться со своим адвокатом, оформить иск для Майкла, который уже достаточно взрослый, чтобы присутствовать при рассмотрении дела об опеке, и доработать то, что я скажу судье.

Так много нужно сделать, но все мои мысли обращены к Санни. Интересно, что она делает. Тяжело ли ей в Белизе. Высыпается ли она. Флиртует ли с ней кто-нибудь из строителей. Эта последняя мысль заставляет меня раздраженно сжать кулаки.

Отсутствие не делает сердце более любящим.

В этом случае это заставляет сердце зацикливаться, выть и закатывать истерику. Я беру свой телефон, а затем бросаю его обратно.

Пространство. Дай ей пространство и докажи, что она может тебе доверять.

После выходных я снова еду к родителям Санни.

— Ты вернулся? — У двери меня встречает миссис Кетцаль.

— Я увидел, что крыльцо выглядит немного обветшалым, поэтому принес краску.

У нее отвисает челюсть.

Я киваю. — Идите в дом, мэм. Я не буду вам мешать.

Миссис Кетцаль остается внутри, пока я не закончу рисовать. Я стучу костяшками пальцев в дверь, говорю ей, чтобы она была осторожна, пока краска сохнет, и возвращаюсь домой.

Я как раз вовремя, чтобы забрать Майкла и Бейли. Как обычно, Бейли хочет сказать миллион вещей, но Майкл вмешивается в болтовню своего брата, чтобы объявить, что получил пятерку за свой проект.

Мы празднуем это с мороженым, которое без Санни кажется совсем другим, а затем отправляемся домой.

Там мисс Хэнсли с Белль на буксире. Бейли загорается, когда видит ее, и даже Майкл ошивается поблизости, спрашивая, привела ли она UNO.

— Нет, не будет UNO, — говорю я, качая головой. — Ты становишься слишком шумным.

— Мы не будем, мистер Даррел. Пожалуйста! — Бейли умоляет.

Я вздыхаю и позволяю этому случиться.

Игра становится настолько накаленной, что Бейли начинает плакать, а Майкл дуется всю дорогу до своей комнаты.

— Белль, — ругаю я ее, заходя в гостиную и видя ее в окружении карточек.

— Проигрыш — это часть честной игры. — Она дует на ногти. — Так всегда говорит Кения.

Я пристально смотрю на нее. Маленькая манчкин так похожа на Клэр, но она постепенно превращается в дочь Кении.

— О, дядя Даррел, Бейли сказала мне, что тетя Санни в Белизе. Ты знал это? Они сказали, что она пробудет там месяцы.

— Я знаю. — Знакомая боль снова пронзает мое сердце. Я успокаиваю это, отправляясь к Кетцаль на несколько дней раньше, чем планировал.

Мистер Кетцаль распахивает дверь. — Даррел. — Он приветствует меня. — Ты вернулся.

— Так и есть.

— Что случилось, — мистер Кетцаль нервно облизывает губы, — что ты пришел исправить на этот раз?

Я поднимаю свой ящик с инструментами. — Когда я был здесь в последний раз, я увидел, что ваша крыша была…

— Нет, нет, нет, нет! — миссис Кетцаль вылетает из кухни, размахивая загорелыми руками и наклонив голову. — Ты не пойдешь на крышу. Ты хочешь, чтобы тебя убили?

Я ошеломленно моргаю.

— Почему ты продолжаешь это делать? — Она упирает руки в бедра. В этот момент, с широко раскрытыми глазами и раздувающимися ноздрями, она так похожа на Санни, что мне хочется ее обнять.

— Э-э-э…

— Разве ты не миллиардер? Разве не так сказал Google? Почему бы тебе не позволить кому-нибудь другому сделать это?

— Милая. — Мистер Кетцаль успокаивающе кладет руку ей на плечо.

Борьба не покидает ее глаз, но она делает шаг назад.

— Я мог бы нанять кого-нибудь, — соглашаюсь я. — Но есть некоторые вещи, которые нельзя купить за деньги. — Я переставляю пальцы на панели инструментов. — Я хочу, чтобы вы увидели, что я готов платить за это своим временем, своей энергией и своей искренностью.

— О боже… — Она хлопает себя по лбу. — Я бы предпочла, чтобы ты кому-нибудь заплатил.

Я отдергиваюсь. — Что?

— Посмотри на наш двор. — Она показывает рукой на открытую дверь. — Он неровный. В некоторых местах ниже. В других выше. Ты никогда в жизни не стриг газон, не так ли?

— Э-э-э…

Мистер Кетцаль похлопывает ее по руке. — Милая.

Она отмахивается от него. — И крыльцо. Я все еще вижу следы от щетки. И краска, которую ты выбрал, предназначалась для внешней отделки, а не для работы по дереву.

— О. — Я быстро моргаю. — Простите. Я сделаю это снова.

— Нет! Нет, нет, нет. Ты больше ничего не будешь делать. И ты совершенно определенно не полезешь на крышу, чтобы потом сломать себе шею. Мне придется объяснить Санни, почему ее парень больше не с нами, и она наверняка обвинит меня.

Мои губы приподнимаются. Она впервые признает меня парнем Санни.

Она хмуро смотрит на меня. — Не улыбайся.

— Извините. — Я меняю выражение лица.

Она оглядывает меня с ног до головы. — Знаешь, чего я до сих пор не могу понять? Почему ты взял к себе этих двух мальчиков?

— Я дал обещание их отцу.

— Ты действительно любишь давать обещания, не так ли?

— Я не люблю их делать, но я делаю все, чтобы сохранить их, — признаюсь я.

Она поджимает губы. — Ты думаешь, моя Санни заслуживает того, чтобы потерять молодость, будучи матерью двух случайных детей?

Я тщательно подбираю слова. — Я думаю, что в конечном счете это выбор Санни. Но я знаю, что мальчики любят ее и разговаривают с ней каждый день. — Не то чтобы они пустили меня в групповой чат. Как бы я ни умолял. — Она будет потрясающей матерью.

— А ты? Ты думаешь, что готов стать отцом?

Моя улыбка исчезает. Я с трудом сглатываю. — Нет, даже близко.

Ее глаза сужаются.

— У меня не было хорошего отца, — признаю я. Мои слова дрожат. Как и мои руки. — Мне все еще трудно называть себя отцом даже сейчас.

Она фыркает. — Как ты можешь воспитывать детей, если не можешь произнести даже одного слова?

— Вы правы. — Я выдохнул. — Вот почему я решил поработать над этим. Сделать другой выбор. Я борюсь за то, чтобы быть хорошим отцом для этих мальчиков, потому что меньшее означает, что я их не заслуживаю.

Ее взгляд немного смягчается. — Ты напряженный, не так ли?

Я не знаю, комплимент это или нет.

— Но и Санни тоже. — Она еще раз оглядывает меня и вздыхает. — Положи ящик с инструментами на место. Ты когда нибудь пробовал фрай-джеки?

Я бросаю на нее озадаченный взгляд.

— Следуй за ней, — одними губами говорит мне мистер Кетцаль.

— Ах, да, мэм. Санни готовила их для меня и мальчиков.

— О, Санни научилась готовить их у меня. Позволь мне показать тебе, каков на вкус настоящий белизский завтрак.

Я иду за мамой Санни на кухню, сажусь за ее стол и ем лучшие фрай-джеки в своей жизни.