В пятницу раввин встал поздно

1

Они сидели в молельне и ждали. Их было только девять мужчин, и они ждали десятого, чтобы можно было приступить к утренней молитве. Пожилой президент конгрегации Джейкоб Вассерман уже надел филактерии, а молодой раввин Дэйвид Смолл, который только что пришел, как раз надевал их. Он освободил левую руку из рукава пиджака и засучил рукав рубашки до самой подмышки. Надев черную коробочку, содержащую стихи из Торы, выше локтя – поближе к сердцу, – он обмотал руку семь раз ремешком филактерии, затем три раза вокруг ладони, так чтобы получилось первая буква Господнего имени, и наконец вокруг среднего пальца в виде кольца, символизирующего неразрывное единение с Богом. Все это, вместе со второй филактерией, которую он теперь надевал на лоб, было буквальным исполнением библейского завета: "И НАВЯЖИ ИХ (слова Господа) В ЗНАК НА РУКУ ТВОЮ, И ДА БУДУТ ОНИ ПОВЯЗКОЮ НАД ГЛАЗАМИ ТВОИМИ".

Остальные, в молитвенных накидках, отороченных серебром, на плечах и в черных ермолках, сидели небольшими группами, вяло заглядывая в свои молитвенники и время от времени сверяя свои часы с висевшими на стене.

Раввин, теперь уже готовый к утренней молитве, прохаживался по средине молельни – не из нетерпения, а просто как пассажир, слишком рано явившийся на вокзал. До него доносились обрывки разговоров: о делах на работе, в семье, на стадионах. Такие разговоры вряд ли приличествуют людям, готовящимся приступить к молитве, – подумал он, – но тут же осадил себя. А разве не грех быть чересчур набожным? Разве не должны мы наслаждаться жизнью? Радостями семейной жизни? Трудом и отдыхом от трудов? Он был еще очень молод – еще и тридцати не было – и любил копаться в собственной душе, так что все время задавал себе вопросы и отвечал на них вопросами же. Мистер Вассерман вышел из помещения, но тут же вернулся.

– Я только что позвонил Эйбу Райху. Он обещал прийти минут через десять.

Бен Шварц, невысокий полный мужчина средних лет, внезапно поднялся.

– С меня хватит!– буркнул он. – Чем ждать здесь этого сукиного сына Райха для полноты минъяна, уж лучше я помолюсь дома один.

Вассерман бросился к нему и догнал уже у самого выхода.

– Никуда ты не пойдешь, Бен. Ведь тогда даже с Райхом у нас не будет минъяна.

– Очень жаль, Джейкоб, – сухо ответил Шварц, но у меня важное деловое свидание, и мне надо идти.

– Ты ведь пришел сказать Кадиш по отцу, – сказал Вассерман, разводя руками. – Какое же может быть деловое свидание? Неужели ты не подождешь еще несколько минут, чтобы отдать должное покойному родителю?

Вассерману шел уже седьмой десяток. Он был самый старший в конгрегации. Говорил он с легким акцентом, который, однако, выражался не столько в неправильном произношении слов, сколько в особой тщательности их произношения. Видя, что Шварц колеблется, он добавил:

– А кроме того, Бен, у меня у самого сегодня Кадиш.

– Ладно, Джейкоб. Не надо бить на мои эмоции, – улыбнулся Шварц. – Так и быть, подожду уж.

Однако Вассерман еще не кончил.

– И вообще, что у вас за распря с Райхом? Я все слышал, что ты себе там буркнул под нос. Ведь вас с ним было водой не разольешь.

Шварц не заставил себя просить.

– Извольте. На той неделе…

Вассерман поднял руку.

– О, ты про эту историю с машиной? Я уже слышал об этом. Если ты считаешь, что он тебе что-то должен, то подай на него иск, и дело с концом.

– Нет, по такому пустяку в суд не подашь.

– Тогда разберитесь как-нибудь иначе. Мы не можем допустить, чтобы два уважаемых члена нашей конгрегации не могли даже составить минъян. Это позор.

– Послушайте, Джейкоб…

– Ты когда-нибудь подумал об истинной функции синагоги в общине, подобной нашей? Она должна быть местом, где евреи улаживают свои споры. – Он подозвал раввина. – Я только что сказал Бену, что синагога – это святое место, и что все евреи, приходящие сюда, должны жить в мире друг с другом. –Если у них какие-нибудь распри, то именно здесь они и должны их уладить. Может быть, для синагоги это даже более важная функция, Чем служить местом для молитвы. Как вы думаете, рабби?

Молодой раввин нерешительно смотрел то на одного, то на второго. Он зарделся.

Боюсь, я с вами не совсем согласен, мистер Вассерман. Синагога сама по себе вовсе не святыня. Наш древний храм был ею, конечно, но общинная синагога вроде нашей – это обыкновенное здание. В нем молятся, изучают Танах и Талмуд; оно, конечно, свято, но не более любой группы людей, собравшихся с целью помолиться. Что же касается улаживания споров, то это, по традиции, функция не синагоги, а раввина.

Шварц молчал. Он считал неприличным, что молодой раввин открыто прекословил президенту конгрегации. Если разобраться, Вассерман – его непосредственный босс, а летами годится ему в отцы. Джейкоб, однако, не обиделся. В его глазах появился огонек, и казалось, что возражение раввина даже доставило ему удовольствие.

– Итак, если между членами общины возникает ссора, то что же надо делать по-вашему, рабби?

– Ну, в старое время я бы предложил "Дин-Тору", – робко улыбнулся молодой человек.

– А что это такое?– спросил Шварц.

– Слушание, судебное разбирательство, – ответил раввин. – Кстати, это как раз одна из главных функций раввина: разбирать дела и выносить решения. В старое время, то есть в европейских гетто, не синагога нанимала раввина, а все местечко. И его нанимали не для того, чтобы он руководил молитвой или опекал синагогу, а чтобы разбирать дела, которые ему представлялись на суд, и выносить решения в соответствии с законом.

– Как же мог он выносить решения?–спросил Шварц, невольно заинтересованный.

– Как и любой другой судья. Сначало дело слушалось – им одним, либо вместе с двумя учеными людьми, – допрашивали истца, ответчика, свидетелей, если было нужно, а затем, основываясь на Талмуде, выносили решение.

– Боюсь, что нам это бы ничего не дало, – сказал Шварц с улыбкой. – У нас речь идет об автомобиле.

Вряд ли вы найдете в Талмуде что-нибудь об автомобилях .

– В Талмуде вы найдете все, – убежденно ответил раввин.

– И об автомобилях?

– В Талмуде, конечно, автомобили не упоминаются, зато там речь идет о нанесенном ущербе и об ответственности за него. В деталях ситуации меняются из века в век, но общие принципы остаются одни и те же.

– Что же, Бен, – спросил Вассерман, – согласен ли ты вынести свое дело на суд?

– За мной дело не станет. Я хоть кому готов рассказать все как было. Чем больше людей будет знать, тем лучше. Пускай вся община знает, какая гнида этот Эйб Райх.

– Нет, я говорю серьезно, Бен. Вы оба состоите членами правления. Вы оба отдали синагоге массу своего времени. Почему бы вам не прибегнуть к традиционному еврейскому суду для улаживания спора?

– По мне… – пожал Шварц плечами. – Пожалуйста.

– А вы, рабби? Вы согласны?

– Если мистер Райх и мистер Шварц согласны, то отчего же – я с удовольствием устрою "Дин-Тора".

– Да Эйб Райх никогда в жизни не согласится, – бросил Шварц.

– Я ручаюсь, что Райх явится, – сказал Вассерман.

Шварц все более и более загорался.

– Тогда в чем же дело? Но когда? Когда состоится этот… как его "Дин-Тора"? И где?

– Да хоть сегодня вечером, – предложил раввин.

В моем кабинете. Как вы смотрите на это?

– Чудно, рабби. Понимаете, этот Эйб…

– Если мне предстоит разбирать это дело, – мягко перебил его раввин, – то лучше дождемся присутствия также противной стороны, вы не думаете?

– Конечно, конечно, рабби. Я вовсе не…

– Итак, сегодня вечером, мистер Шварц?

– Приду всенепременно.

Раввин кивнул и отошел прочь.

Шварц долго смотрел ему в спину, затем сказал:

– Знаете, Джейкоб, если хорошенько подумать, то я сморозил глупость, согласившись на это дело.

– Почему же глупость?

– Потому… потому что это ведь будет, пожалуй, настоящее разбирательство…

– Ну и что?

– А кто судья?– Он уныло кивнул в сторону раввина, намекая на дурно сидящий костюм молодого человека, на его всклокоченные волосы, пыльные ботинки. – Вы только посмотрите на него – юноша, ну студент… – Да ведь я ему, пожалуй, гожусь в отцы. И чтобы он меня судил! Понимаете, Джейкоб, если верно, что в функции раввина входит выступать, что ли, в роли судьи, то Эл Бекер и его бражка, пожалуй, не так уж неправы, говоря, что нам . нужен раввин постарше, посолиднее, что ли. Вы действительно думаете, что Эйб Райх согласится участвовать во всем этом?– Ему вдруг пришла мысль. – А скажите, Джейкоб, если Эйб не согласится, то есть не явится на это… на это состязание, что ли, то разве это не будет означать, что дело выиграл я?

– А вот и он сам, – сказал Вассерман. – Сейчас начнем. Что же касается вечера, то ни о чем не беспокойся, Бен: он придет. Я ведь поручился…

❖

Кабинет раввина находился на втором этаже. Его окна выходили на асфальтированную стоянку для машин. Вассерман как раз входил во двор, когда подъехал раввин, и они вместе поднялись по лестнице.

– Я не знал, что вы придете тоже, – сказал раввин.

– Шварц начал колебаться, вот я ему и пообещал, что приду тоже. Вы возражаете?

– Нисколько.

– Скажите, рабби, – продолжал Вассерман. – Вы когда-нибудь проводили что-нибудь в этом роде?

– Дин-Тору? Конечно, нет. Я ведь консервативный раввин, а в консервативном еврействе кто же станет проводить Дин-Тору. На что в ортодоксальных общинах, и там к раввину никто со своими спорами не обращается.

– Но в таком случае…

– Не беспокойтесь, все будет в порядке, – успокоительно улыбнулся раввин. – Не думайте, что мне ничего не известно о жизни нашей общины. Кое-какие слухи доходят и до меня. Я знаю, что эти двое были еще не так давно закадычными друзьями, а теперь из-за чего-то повздорили. Лично я считаю, что ни тот, ни другой не очень этой ссоре рады, а наоборот – им обоим ничего так не хочется, как положить ей конец. Может быть, мне и удастся найти какой-нибудь общий знаменатель.

– Вы правы, – облегченно кивнул Вассерман. – Признаться, я уже начал беспокоиться. Как вы только что сказали, они были близкими друзьями. И довольно долго. По всей вероятности, в конце концов окажется, что во всем виноваты жены. Жена Бена, Мира, настоящая язва. У нее тот еще язычок…

– Я знаю, – грустно кивнул раввин. – Еще даже лучше, чем хотелось бы…

– А Шварц – слабак, – продолжал Вассерман. – В их семействе всем заправляет она. Они и Райхи долго жили пр соседству и жили очень дружно. Недавно отец Шварца умер и оставил ему какие-то деньги. И вовсе не недавно, а прошло уже добрых несколько лет, потому что Бен ведь не первый раз пришел сказать по отцу Кадиш. Тогда-то Бен и переехал в Гров-Пойнт, стал дружить с Бекерами, Пирлстейнами, словом – со всей той бражкой. И вот мне кажется, что вся эта ссора оттого, в основном, и произошла, что Мире не терпится порвать окончательно со своими прежними друзьями.

– Что ж, скоро мы все доподлинно узнаем, – ответил раввин. – Кажется, они приехали.

Хлопнула входная дверь, и на лестнице послышались твердые шаги. Затем открылась и закрылась наружная дверь, и в кабинет вошел Шварц. Минуту спустя явился и Эйб Райх. Похоже было, что они поджидали друг друга, чтобы удостовериться, что придет и второй. Раввин усадил их по обоим бокам своего письменного стола.

Райх был рослый мужчина, довольно приютной наружности, с высоким лбом и гладко зачесанными назад волосами, в которых пробивалась уже седина. Одевался он несколько щеголевато. На нем был черный костюм с узкими лацканами и накладными карманами, по европейской моде. Брюки узкие, без единой морщинки. Он был начальником местного отделения сбыта большой компании по производству недорогой обуви и держал себя с подобающим его положению достоинством, к которому примешивалась некоторая начальническая решительность. Он всячески пытался скрыть свое смущение под маской равнодушия.

Шварц тоже испытывал смущение, но пытался свести все дело в шутку, в остроумную игру, которую придумал его добрый друг Джейкоб Вассерман, и которую он, 8

как свои парень, не станет портить.

Шварц и Райх не только не разговаривали друг с другом; они даже4 избегали смотреть друг на друга. Райх что-то сказал Вассерману, так что Шварцу ничего другого не осталось, как обратиться к раввину.

– Ну, – сказал он с ухмылкой, – что же теперь будет? Вы напялите на себя судейскую мантию, а мы все должны будем встать? А Джейкоб здесь в качестве служки или свидетеля?

Раввин улыбнулся. Затем он придвинул свой стул, показывая этим, что готов начать слушание.

– Надеюсь, вы оба понимаете, – начал он, – что нас здесь не связывают никакие формальности и процедурные правила. Вообще-то стороны должны, как правило, заявить, что они признают юрисдикцию этого суда и подчинятся решению раввина. В данном случае, однако, я на этом настаивать не буду.

– А я-вот не возражаю, – сказал Райх. – Я готов подчиниться вашему решению.

Чтобы не отстать, Шварц тоже поспешил заявить:

– А мне и подавно нечего бояться. Я тоже, конечно, подчинюсь.

– Прекрасно, – сказал раввин. – Поскольку вы, мистер Шварц, так сказать, потерпевшая сторона, то я предлагаю, чтобы мы начали с вас. Расскажите нам, пожалуйста, все, что вам известно по делу.

– Да тут и рассказывать-то нечего, – запальчиво начал Шварц. – Все очень просто. Вот Эйб одолжил машину моей Миры и по явной халатности угробил ее. Мне придется теперь купить новый мотор. Вот и все дело. .

– Ну, такими простыми дела обычно не бывают, – сказал раввин. – Расскажите нам лучше про обстоятельства, при которых он одолжил у вас машину. Кстати, это ваша машина или машина вашей жены? Я спрашиваю об этом просто для ясности. Вы только что сказали, что это машина жены, и тут же говорите, что мотор придется купить вам.

– Это моя машина в том смысле, что заплатил за нее я, – ответил Шварц, улыбаясь, – но она в то же время машина жены в том смысле, что ездит на ней обычно она. Это Форд выпуска бЗто года, с откидным верхом. Лично я езжу на Бьюике.

– Выпуска 63_го года?– Брови раввина взлетели вверх. – Выходит, новая машина. Гарантийный срок уже истек?

– Да вы что, рабби, смеетесь, что ли? Какая же фирма возместит, хотя бы гарантийный срок и не истек, ущерб, причиненный по халатности хозяина? Я приобрел машину в магазине Бекера, и по части гарантии на него можно так же положиться, как на любую другую фирму. Все же, когда я ему намекнул на гарантию, Эл Бекер в два счета доказал мне, что ни о каком гарантийном ремонте тут речи быть не может. Фирма тут решительно ни при чем.

– Я понимаю, – кивнул раввин, давая понять, что у него больше нет вопросов.

“ Ну, у нас тут сколотился в свое время кружок, и мы все делаем сообща: вместе ходим в театр, вместе выезжаем за город и так далее. Началось все как домашний, что ли, клуб: мы все жили по соседству, дружили, вот с этого оно и пошло. Потом некоторые переехали в другие районы. Но связь мы все-таки не теряли друг с другом и продолжали встречаться раз в месяц. На этот раз мы поехали покататься на лыжах в Белькнал в Нью-Хэмпшире. Поехали на двух машинах: Альбертсы поехали на своем лимузине, захватив с собой Райхов, а я взял свой Форд и посадил туда еще и Сару, Сару Вайнбаум. Она вдова. Вайнбаумы тоже входили в наш кружок, а с тех пор как она овдовела, мы все равно всюду берем ее с собой. Выехали мы в пятницу в полдень, чтобы успеть походить на лыжах еще в тот же день – тут всего три часа езды. В субботу мы тоже катались – все, кроме Эйба. Он схватил насморк и все время кашлял. Потом, в субботу вечером Саре позвонили дети – у нее два сына: одному семнадцать, а второму пятнадцать лет, – и сказали, что они попали в аварию. Они, правда, уверяли, что ничего страшного не случилось, что Бобби отделался царапиной, а Майрону – то есть старшему – пришлось наложить парочку швов, вот и все. Все же Сара ужасно расстроилась и захотела домой. Ну, ее можно было понять. Так как приехала-то она с нами, я ей предложил нашу машину. Но было уже поздно, стоял туман, так что Мира и слушать о том не хотела, чтобы отпустить ее одну. Тогда Эйб вызвался отвезти ее домой.

– Вы согласны со всем тем, что рассказал нам до сих пор мистер Шварц?– обратился раввин к Райху.

– Да, все так точно и было.

– Очень хорошо. Продолжайте, мистер Шварц.

– Когда мы потом вернулись домой в воскресение вечером, машины в гараже не оказалось. Мы не стали беспокоиться, так как подумали, что не стал же Эйб оставлять машину в гараже, чтобы потом пойти домой пешком, больной. Наутро я поехал в контору на своей машине, а жена позвонила ему, чтобы договориться, как нам забрать у него наш Форд. И тогда он ей сказал…

– Одну минуточку, мистер Шварц. До сих пор вы рассказали нам то, что было вам лично известно. Отсюда вы сможете рассказать только то, что вам сообщила жена, а не то, чему вы сами были свидетелем.

– Я думал, нас не связывают никакие кляузы…

– Это не кляузы, мистер Шварц. Просто . мы хотим узнать обо всем, так сказать, из первых уст. Поэтому я считаю, что будет правильнее, если дальше расскажет мистер Райх. Будем держаться хронологического порядка.

– Что ж, пускай так.

– Прошу вас, мистер Райх.

– Все было именно так, как рассказал Бен. Я выехал с миссис Вайнбаум. Стоял туман и было темно, конечно, но мы продвигались довольно хорошо. И вот, когда мы уже почти добрались, мотор вдруг заглох. К счастью, тут же подъехала полицейская машина, и дежурный спросил, в чем дело. Я ему сказал, что машина не заводится, и он обещал прислать за нами буксир. И действительно, не прошло и пяти минут, как подъехал буксирный грузовичок из гаража на окраине и оттащил нас в город. Было уже поздно – помнится, за полночь, – в гараже не было ни одного механика, так что я остановил такси и отвез миссис Вайнбаум домой. Когда же мы подъехали к ее дому, там нигде не горел свет, а она, как назло, забыла ключ.

– Как же вы вошли в дом?

– Она сказала, что всегда оставляет одно окно незапертым, и если взобраться на веранду, то до него можно достать. Однако для этого нужно было подняться по очень крутой лесенке, а я был в таком состоянии, что это было мне не под силу. Миссис Вайнбаум, разумеется, тоже не могла. Правда, таксист был молодой парень, но он сказал, что одна нога у него хромая и что он тоже не может. Может, он и хромал, а может, испугался, что мы пытаемся запутать его в кражу со взломом. Все же он нам сказал, что дежурный полицейский обычно заходит в это время на молочный завод неподалеку, чтобы покурить и выпить чашечку кофе. К этому времени миссис Вайнбаум была на грани истерии, так что пришлось попросить таксиста, чтобы он сходил за дежурным. И не успел он вернуться – с полицейским, конечно, – как к дому подъезжают – угадайте-ка кто? Дети миссис Вайнбаум! Они просто пошли в кино. Миссис Вайнбаум была так рада, что ее сыновья целы и невредимы, что кйнулась в дом, даже позабыв поблагодарить меня, так что мне самому пришлось объяснить полицейскому все.

Почувствовав в словах Райха скрытый укор, Шварц вмешался:

– Сара действительно была вне себя от страха и так далее. Вообще же она очень чуткая женщина.

Райх ничего не ответил и возобновил свой рассказ.

– Так вот, я рассказал полицейскому всю историю. Он мне ничего не сказал, а только бросил на меня обычный для полицейского подозрительный взгляд. Вы просто представить себе не можете, в каком я тогда был состоянии. Нос у меня совершенно распух, все кости ныли, и меня начало знобить. Все воскресение я пролежал в постели, а когда вернулась жена, я спал и даже не слышал, когда она вошла. Наутро я все еще чувствовал себя разбитым и решил не пойти в контору. Когда Мира позвонила, ей ответила Бетси, моя жена. Она меня разбудила, я коротко рассказал ей обо всем и назвал ей гараж, чтобы она передала Мире по телефону. Однако не прошло и десяти минут, как снова раздался звонок. Звонила, конечно же, Мира и потребовала к телефону меня. Я, конечно, подошел, и тут она мне сказала, что только что позвонила в гараж, что ей сказали оттуда, будто я совершенно угробил машину: дескать, гнал ее без единой капли масла в картере; что мотор сгорел, что виноват во всем я и так далее и тому подобное. Разговаривала она со мной довольно резко, я чувствовал себя неважно, вот я ей и сказал: – Делай что хочешь, чорт возьми, только оставь меня в покое, – повесил трубку и полез обратно в постель.

Раввин вопросительно посмотрел на Шварца.

– Судя по тому, что мне рассказала жена, он говорил еще и другое, но в общем и в целом все, пожалуй, так и было.

Раввин повернул свой вращающийся стул и подкатил на нем к стеклянной двери книжного шкафа, . стоявшего у стены. Некоторое время он рассматривал корешки книг, затем достал одну. Шварц улыбнулся и, поймав взгляд Вассермана, подмигнул ему. Райх тоже с трудом подавил улыбку. Раввин же принялся листать фолиант, забыв обо всем на свете. Время от времени он останавливался на какой-нибудь странице, кивая и потирая себе лоб, словно для того чтобы облегчить себе процесс мышления, затем он близоруко пошарил глазами по столу, нашел линейку и заложил ею страницу. Потом он достал еще один фолиант, но его он листал гораздо увереннее и быстро нашел нужное место. На этот раз он заложил страницу маленьким пресс-папье. Наконец он отодвинул оба тома в сторону и благожелательно взглянул сначала на истца, а затем и на ответчика.

– В этом деле имеются некоторые не совсем ясные аспекты. Я заметил, например, что вы, мистер Шварц, говорите просто о "Саре", тогда как вы, мистер Райх, называете ее миссис Вайнбаум. Объясняется ли это просто бесцеремонностью мистера Шварца, или тем, что миссис Вайнбаум состоит со Шварцами в более близких отношениях, чем с Райхами?

– Она была членом нашего кружка. Мы все были друзьями. Кто бы ни устраивал у себя вечёр или что-нибудь в этом роде, непременно пригласит и ее.

Раввин посмотрел в сторону Райха, и тот сказал:

– Я бы сказал, что с ними она была в более близких отношениях. Мы и познакомились с ней через Бена и Миру. С ними она была особенно близка.

– Да, это, пожалуй, так, – согласился Шварц. – Но что из этого?

– И поехала она тогда в вашей машине?– спросил раввин.

– Да, но это было просто случайно. Куда вы клоните, рабби.

– Я клоню к тому, что она практически была вашей гостьей, и что вы отвечали ва нее в несколько большей степени, чем мистер Райх.

Мистер Вассерман нагнулся вперед.

– Да, я полагаю, что вы правы, – согласился Шварц и на этот раз.

– – В таком случае, вызвавшись отвезти ее домой, мистер Райх, может быть, оказал вам услугу в какой-то мере?

– Он и самому себе оказал услугу. У него был сильнейший насморк и ему очень хотелось домой.

– Разве он намекнул вам на это до того, как миссис Вайнбаум позвонили из дому?

– Нет, но мы все и так знали, что он хочет домой.

– А если бы миссис Вайнбаум не позвонили, думаете ли вы, что он попросил бы у вас машину?

– Вряд ли.

– Тогда, я думаю, мы можем считать установленным, что, доставив миссис Вайнбаум домой, он оказал вам услугу, какой бы выгодной она ни была для него самого.

– Никакой разницы я тут не вижу. Что же из всего этого следует?

– А то, что в первом случае он был бы просителем, во втором же – вашим агентом. Это разные вещи, и законы, которые на них распространяются – тоже разные. В качестве просителя вся ответственность за сохранность машины лежала бы на мистера Райха. Чтобы сложить с себя ответственность, ему пришлось бы доказать, что налицо была течь, и что никакой халатности он не допустил. Мало того, он должен был бы проверить состояние машины, прежде чей сесть за руль. В качестве же агента он вправе был предположить, что машина в хорошем состоянии, и доказательства о том, что она была исправна, обязаны представить вы, мистер Шварц. И вы же обязаны доказать, что имела место халатность.

Вассерман улыбнулся.

– Никакой разницы я тут не вижу. В обоих случаях он допустил грубую халатность, и я могу это доказать. В картере не было ни капли масла. Это не я говорю, а механик гаража. Разве ж это не халатность – ездить на машине и не позаботиться о масле?

– А откуда мне было знать, что нехватало масла?– вскипел Райх.

До сих пор они обращались только к раввину, а если им нужно было что-то сказать друг другу, то тоже только через раввина. Но тут Шварц, резко повернулся к Райху и выпалил:

– Ты же заправил ее бензином?

– Ну заправил. – Райх тоже обернулся к Шварцу. Сев за руль, я заметил, что там меньше полубака. Проездив с час, я завернул на заправку и набрал полный бак.

– Но ты не велел проверить масло?

– Нет. Ни масло, ни воду-в радиаторе и в аккумуляторе, ни давление воздуха в шинах. Рядом со мной сидела нервная, чуть ли не истеричная женщина, которая даже заправки бензином никак дождаться не могла. Да и зачем было проверять все? Машина ведь новая, не какой-то там старый драндулет.

– А вот Сара сказала Мире, что она обратила твое внимание на масло.

– Точно. Но только после того, как мы отъехали от заправки километров десять или пятнадцать. Я еще удивился – зачем? И тут она мне рассказала, что по дороге туда ты велел проверить масло и даже долил несколько литров. "Тогда нам тем более не нужно" – сказал я, на том разговор о масле и кончился. Вскоре она задремала и проснулась только тогда, когда мотор заглох; ей показалось, что мы уже дома.

– Ну, знаешь, – настаивал Шварц, – когда отправляются в такую дорогу, то обычно проверяют масло и воду при каждой остановке.

– Минуточку, мистер Шварц, – перебил его раввин. – Я, правда, не механик, но все-таки мне непонятно, для чего нужно долить в новую машину несколько литров масла.

– Потому что где-то была небольшая течь. Ничего серьезного. Просто я как-то заметил в гараже несколько капель масла на полу и сказал об этом Элу Бекеру. Он сказал, что исправит и что беспокоиться мне не о чем: я могу ездить сколько угодно, а там пригоню ему как-нибудь машину, и он тут же все сделает, что-нужно.

Раввин взглянул на Райха – может, тот хочет что-то добавить в ответ, – затем откинулся в своем кресле и задумался. Наконец он снова выпрямился и положил руки на стол.

– Вот это, – показал он на лежавшие перед ним книги, – два из трех трактатов Талмуда, в которых речь идет о том, что мы назвали бы не связанным с нарушением контракта или договора правонарушением, дающим, однако, право на предъявление иска. Эта тема разработана в Талмуде весьма и весьма подробно. В первом томе речь идет об ущербе вообще: один лишь раздел, трактующий о бодливом быке, например, занимает целых сорок страниц. Разработан один общий принцип, который применялся раввинами очень широко при рассмотрении всевозможных дел, связанных с ущербом. Речь’ идет о фундаментальном различении между ТАМ и МУАД, то есть между обыкновенным быком и тем, который уже заслужил себе репутацию бодливого раньше. В случае увечия, на хозяина последнего возлагалась гораздо большая ответственность, чем на хозяина обыкновенного быка, так как тот знал о бодливости своего быка и, следовательно, должен был принять особые меры предосторожности. – Он взглянул на Вассермана, который кивнул в знак согласия.

Раввин встал еиз-за стола и начал прохаживаться взад и вперед по кабинету. Сам того не замечая, он впал в традиционную напевность талмудистов, когда принялся развивать свою мысль:

– В нашем же случае вы тоже знали, что налицо течь. Я полагаю, что речь идет не о нескольких каплях – по крайней мере во время езды, – а о гораздо большем количестве, коль скоро вы сочли нужным долить пару литров масла по дороге туда. Если бы мистер Райх выступал в роли просителя, – и тут мы переходим ко второму тому, в котором разрабатываются обе темы: как заимствование, так и действие агента, – если бы мистер Райх сказал, к примеру, что он чувствует себя неважно, что ему надо домой, и попросил бы у вас машину, то он был бы обязан – либо спросить вас, исправна ли машина, либо самому проверить ее исправность. И если бы он этого не сделал, то он был бы ответствен за причиненный ущерб, хотя бы обстоятельства были те же. Но ведь мы уже установили, что он действовал не как проситель, а скорее как ваш же агент, так что вы обязаны были сказать ему, что масло вытекает, и что нужно следить за его уровнем.

– Одну минуточку, рабби, – перебил его Шварц. Вовсе незачем было предупреждать: на щитке приборов вмонтирован специальный масляный сигнал. Когда человек правит машиной, он обязан посматривать изредка на щиток приборов, и если бы Эйб это сделал, он не мог бы не заметить красный свет, который ему и подсказал бы, что масла в картере очень мало.

– Это вы правильно подметили, мистер Шварц, – кивнул раввин. – Что вы на это скажете, мистер Райх?

– Сигнал, конечно, загорелся, и я его тут же'заметил, но загорелся он уже тогда, когда мы были на автостраде, станции техобслуживания либо заправки никакой не было поблизости, а вскоре мотор вовсе заглох.

– Я понимаю, – сказал раввин.

– Но механик сказал, что он должен был почувствовать запах гари задолго до этого, – упорствовал Шварц.

– Не при таком насморке. Миссис же Вайнбаум, как мы слышали, спала. – Раввин покачал головой. – Нет, мистер Шварц, мистер Райх вел себя так, как повел бы себя на его месте любой другой водитель в подобной ситуации. Поэтому у нас нет никакого основания приписать ему халатность. А коль скоро не было халатности, то нет и ответственности.

Решительность его тона указывала на то, что на этом слушание кончилось. Райх поднялся первым.

– Для меня это было целое откровение, рабби, – сказал он тихо.

Раввин живком головы принял к сведению его благодарность.

Райх нерешительно повернулся к Шварцу, надеясь, что тот выразит чем-то свою готовность к примирению. Шварц, однако, сидел, уставившись на пол, и в растерянности тер руку об руку.

– Что ж, в таком случае я пойду, – произнес Райх после неловкой паузы. У двери он остановился и сказал: – Я, кажется, не видел вашей машины на стоянке, Джейкоб. Может, подбросить вас?

– Да, я пришел пешком, – ответил Вассерман, – но с удовольствием поеду с вами домой.

– Тогда я подожду вас внизу.

Только когда дверь закрылась за ним, Шварц поднял голову. Он был явно задет.

– Боюсь, я не так понял задачу этого вашего слушания. Или вы поняли ее не так. Ведь я же сказал вам – или попытался сказать, – что я вовсе не собираюсь предъявить Эйбу иск. В конце концов мне гораздо легче заплатить за ремонт, чем ему. Если бы он мне и предложил деньги, я бы от них отказался. Но зато мы бы остались друзьями. Вместо этого он обругал мою жену, а муж должен, не так ли, заступиться за жену. Она, я знаю, тоже хороша, и я теперь вполне понимаю, почему он поступил так, как поступил.

– В таком случае…

– Нет, вы меня не поняли, рабби, – покачал Шварц головой. – Я надеялся, что это. слушание приведет нас к какому-то компромиссу, откроет путь к примирению. А что получилось на самом деле? Вы его полностью оправдали, а это значит, что вся вина лежит на мне. Но я не считаю, что во всем виноват я. В конце концов, что я такого сделал? Мои друзья захотели поехать домой, и я им одолжил свою машину. Что тут плохого? Мне кажется, что вы действовали не как беспристрастный судья, а, скорее, как его защитник. Все ваши вопросы и доводы были направлены против, меня. Я не юрист и, конечно, не заметил слабых мест в ваших рассуждениях, но если бы у меня был защитник, он непременно заметил бы. Так или иначе, а он, я уверен, нашел бы путь к какому-нибудь компромиссу.

– Но мы ведь нашли с вами что-то получше, – сказал раввин.

– Что вы имеете в виду? Вы сняли с него халатность, а меня облегчили на несколько сот долларов.

– Боюсь, вы не поняли все значение доказательств по делу, – улыбнулся раввин. – Правильно, мы сняли с мистера Райха упрек в халатности, но это вовсе не возлагает вину на вас.

– Я не понял.

– Давайте еще раз посмотрим, что у нас получилось. Вы купили машину с небольшим дефектом. Когда вы обнаружили этот дефект, вы сразу оповестили об этом завод через его представителя, мистера Бекера. Правда, дефект был ничтожный, и ни у вас, ни у мистера Бекера не было оснований для тревоги. Он, верно, не подумал о том, что длительное путешествие может усугубить дефект, не то он вас, конечно, бы предостерег, и вы не стали бы ехать на этой машине в Нью-Хэмпшир. Все же остается фактом, что в результате длительной езды, да еще на большой скорости, утечка масла усилилась, отчего вам и пришлось долить пару литров по дороге туда. Ну так вот. При создавшихся обстоятельствах завод может требовать только лишь нормальную осторожность. Я думаю, вы согласитесь со мной, что мистер Райх не допустил ничего такого, от чего на его месте воздержался бы другой осторожный водитель…

– Выходит, виноваты они, рабби?– Шварц мгновенно оживился, – Это вы хотите сказать?

Мистер Вассерман широко улыбнулся.

– Вы угадали, мистер Шварц. Я утверждаю, что вина лежит на заводе, и что, поскольку гарантийный срок еще не истек, он и должен понести убытки.

– Но это же прекрасно, рабби! Теперь, я уверен, Бекер брыкаться уже не станет. В конце концов, это же не из его кармана. Тогда все в порядке. Послушайте, рабби, если я что-нибудь сказал не так…

– В данной ситуации это было вполне простительно, – перебил его раввин.

Шварц пригласил всех на рюмочку чего-нибудь, но раввин извинился:

– В другой раз, если вы не возражаете, мистер Шварц. – Листая эти фолианты, я наткнулся мимоходом на несколько интересных мест. Они не имеют ничего общего с нашим делом, а все-таки мне хотелось бы пробежать их, пока все это еще свежо в памяти.

Он пожал им обоим руку на прощание и проводил их до дверей.

– Ну, что ты теперь скажешь о нашем раввине?– не удержался Вассерман от вопроса, когда они спускались по лестнице.

– Умница!– ответил Шварц.

– Гаон, Бен, настоящий гаон.

– Я не знаю, что это такое, , гаон“, Джейкоб, но коль вы говорите, то так оно, наверно, и есть.

– А как теперь насчет Эйба?

– Между нами говоря, Джейкоб, тут все дело было в Мире. Вы же знаете, как эти бабы переживают, когда теряешь несколько долларов…

Из окна своего кабинета раввин смотрел на стоянку для машин, где все трое мужчин мирно беседовали. Итак, примирение состоялось. Раввин улыбнулся и отошел от окна. Его взгляд упал на фолианты, лежавшие на столе. Придвинув поближе настольную лампу, он раскрыл один из томов.