«Герой Советского Союза» — так поначалу решил Симонов назвать новую (вторую) пьесу для Театра имени Ленинского комсомола.
«Имя Ленинского комсомола, которое носит наш театр, обязывает ко многому. Мы должны создавать интересные, высокоидейные художественные спектакли, показывать благородных, сильных, волевых советских людей — героев нашего времени. Сейчас мы работаем над второй пьесой молодого драматурга комсомольца Симонова «Парень из нашего города» Это пьеса о том, как обыкновенный советский юноша, пройдя через ряд больших испытаний, становится Героем Советского Союза», — делился И. Берсенев со зрителями театральными планами в 1940 году.
Пьеса оказалась актуальной и нужной всем театрам.
«Со скоростью пламени, которому стоит только лизнуть своим красным языком ворох сухого хвороста, пьеса заполнила театральные подмостки страны. Считанные недели отделяли премьеру у Берсенева от начала войны, а «парнем из нашего города» уже нет-нет да и назовут очередного героя первых военных сводок Совинформа. Видно, не зря писали на следующий день после премьеры «Известия»: «Художественные недостатки пьесы, мы беремся утверждать это со всей ответственностью, тускнеют в сравнении с политическим звучанием спектакля».
Увы, на героиню пьесы, она же — исполнительница главной роли, она же — прототип, не произвели, кажется, впечатления ни недостатки пьесы, ни ее достоинства, хотя играла она Варю — это все объективно признавали — просто замечательно», — пишет Б. Панкин.
Замечательно или плохо играла бы Серова в этой пьесе — неизвестно. Наверное, не хуже, чем в других. Но она никогда не играла в пьесе «Парень из нашего города», не снималась в одноименном фильме по сценарию Симонова. Возможно, именно потому, что являлась прототипом Вари. Тем не менее эта премьера, и тоже вполне объективно, стала началом ее полной, постепенно засасывающей творческой зависимости от пера Симонова. Она не играла в пьесе, но уже стала его героиней. Сначала — в пьесе, затем — в стихах. Она становилась мифом его жизни.
В книге «Четыре Я Константина Симонова» Б. Панкин, рассказывая о ранних драматургических успехах Симонова, все путает. Намеренно или нет — не знаю. Но, по его концепции. Валентина Серова как актриса «сделана» К. Симоновым, и именно поэту принадлежат ее творческие открытия. Валентина, словно дым, тень, порождение гения, появляется в мире вместе с фантазиями Симонова и исчезает, растворяется вдали, когда иссякает его поэтическое вдохновение.
Об интимных отношениях Серовой и Симонова можно бесконечно фантазировать, читая его стихи. И о том, как «по ночам, сквозь зубы». И «горькое «терплю». Понятно, что Симонов страдал.
М. Волина считает, что пьесу «Парень из нашего города» Симонов написал от ревности:
«Всю ночь она была «поводырем».
Ведя меня в далекий путь ночной.
Поводырем бывать не уставала».
Но, доведя до цели, отворачивалась. Вспоминала Анатолия. Он не писал стихов. Он был прост. Открыт. Его не надо было вести. Он всегда был ведущим. В небе. На земле. В постели... С Анатолием они исчезали в огне... С Костей — добывание огня посредством трения...
Валентина молчала, а взмокший Симонов не смел окликнуть ее. Он знал: она думает о летчике! Лежа с поэтом, она вспоминает «уральского богатыря» — пожирателя пельменей!.. Он не ревнует! ...И он воскресит его! Счастливая мысль. Он создаст подобие Серова! И пусть Валька каждый день обнимает его подобие! Каждый вечер заново переживает разлуки и встречи с ним! Он надоест Валентине Воскресив соперника, Симонов его победит!»
Герои пьесы «Парень из нашего города» действительно очень похожи на Анатолия и Валентину Серовых. Искренностью чувств, открытостью, целеустремленностью. Сергей Луконин — танкист, Герой Советского Союза (от первоначального названия пьесы «Герой Советского Союза» Берсенев отказался, слишком уж громкое название, «невкусное», Варя — актриса Луконин прост и чистосердечен, любит Варю и предан делу строительства коммунизма. Многое из биографии А. Серова, известной тогда всем (статьи в газетах, книга 3. Чалой, радиоспектакли, стихи для детей), присуще и Луконину.
Если все складывалось именно так и Серова принципиально отказалась от роли Вари — стоит ли называть ее ветреной особой? Она по-своему, по-актерски бесхитростно пыталась сохранить в самом сокровенном уголке сердца верность любимому человеку. Не физическую верность — зачем она погибшему? И ей ни к чему, она же нормальная, молодая женщина. А верность той непостижимой тайне страсти, которая была известна только двоим — ей и Анатолию. И допускать в эту тайну проницательного поэта она не решалась. Или — не хотела?
Друзья Анатолия заходили к ней часто, наблюдали за Симоновым и относились к новоявленному претенденту на сердце знаменитой вдовы весьма скептически, Симонов сумел стать лучшим, он как стихия пронесся по долам и весям войны. Он не жалел себя, он побывал всюду. В штабах, на передовых, у партизан, в воздухе и на море, он видел все...
Путь к сердцу актрисы лежит через роли, то тоже понимал Симонов. Он стал писать пьесы, одну за другой, в общем чаще слабые — назидательные, пропагандистские, прямолинейные и безыскусные. Но это были пьесы для нее. Он должен был стать своим среди летчиков — он стал, среди военной элиты — тоже. Оставалось стать таковым среди самой изысканной богемной братии — актеров, режиссеров, драматургов, сценаристов. Этот путь он начал тогда, с «Парня из нашего города».
Тем не менее Варю, актрису, подругу Луконина, «прошедшего путь от простого советского парня, поступившего в военную школу, до боевого военачальника, ведущею в сражение крупную танковую часть», в спектакле играла Н. Паркалаб. Валентина Серова репетировала роль Роксаны.
Она не хотела играть Варю. Не хотела быть «его актрисой». Она сохраняла свою независимость. То непостижимое наступление, которое предпримет Симонов на Валентину, еще ждало своего часа. Стихов, прославивших ее беспутство и нежность, он пока еще не написал. Но уже были чувства, которые позже вылились в стихи. А пока — как это часто бывает у людей, испытывающих мучительное, жгучее и совсем не часто удовлетворенное чувство, — он искал себе соперника — во всем. Нашел и в новом спектакле, захватившем в ту пору Валентину. В ее Роксане. Она репетировала «Сирано де Бержерака». И эта пьеса Ростана совершенно определенно была о них (в его глазах) — так же как и «Парень из нашего города».
О чем писал Ростан?
Роксана, красавица аристократка, влюблялась в офицера. И всем он хорош — смел, красив, бесстрашен. Но она была привередлива и хотела слышать признания в любви в форме изысканных поэтических строк. Строки создавал длинноносый некрасивый поэт-задира Сирано де Бержерак. Но Роксана о том не знала. Офицер (ее муж) погиб в бою, и красавица сохраняла свою любовь к нему и верность. До самой кончины смертельно раненного поэта. А узнав, поняла, кого любила больше жизни...
Таким образом, треугольник Серов — Серова — Симонов буквально повторялся. Поэт умирал от любви, а она все помнила о герое. Отказалась же играть в «Парне из нашего города». Словно дала понять — святое не трогай. Святое — есть, и это не ты!
Я, перебрав весь год, не вижу
Того счастливого числа,
Когда всего верней и ближе
Со мной ты связана была.
Я помню зал для репетиций
И свет, зажженный как на грех,
И шепот твой, что не годится
Так делать на виду у всех.
Твой звездный плащ из старой драмы
И хлыст наездницы в руках,
И твой пробег со сцены прямо
Ко мне на легких каблуках..
В стихах Симонов вспоминал те репетиции.
«Роксану Серова играла с Сирано — Берсеневым. Это был большой успех Ростан назвал свою пьесу «героической комедией» и оправдал жанровое определение. О глубине Сирано, Ростан рассказал весело, о величии его — легко, о силе и мужестве — грациозно. Роксана — Серова была талантлива и вдохновенна. Особенно сильно она играла пятый акт, сцену развязки любви Сирано к Роксане. Всю жизнь оберегал Сирано свою возлюбленную от тревог и горестей, оберегал и сейчас, когда вот-вот прервется его дыхание. На широко расставленных руках Берсенев — Сирано держал шелковые нити, а Роксана — Серова наматывала их на клубок. Он развлекал Роксану, чтобы навсегда остаться «последним образом поэта», и в финале, понимая, что ничего поправить нельзя, Роксана в отчаянии мужественно старалась пережить сознание непоправимой ошибки». (Из статьи В. Вульфа.)
Этот спектакль, вернее, гениальная пьеса Ростана близка была их отношениям. Возможно, Валентина, произнося свое восхитительное, сквозь слезы, прозрение о Сирано — великом поэте, о своей истинной любви, вспомнила и о своем поэте:
Мой бедный друг! Увы!
Вы счастье у себя украли!.
Тяжка моя вина...
Я отгадать была должна.
Теперь я поняла весь ужас этой муки!
Все письма дивные писали вы...
Те страстные слова, что жгли меня в разлуке,
Принадлежали вам!.
И этот милый бред.
Что приводил меня в такое упоенье, —
Он вам принадлежал!..
Душа и гений — все это были вы!..
Вы увлекли меня волшебными словами!
О боже! Сколько вдруг бессильных сожалений,
Пролитых даром слез, умчавшихся сомнений.
В пьесе, где поэт Сирано влюбил эстетствующую красавицу Роксану в обаятельнейшего, но вовсе не талантливого своего друга, так много созвучия — любовь героини к поэту, за которого она по ошибке принимала другого.,.
Тема волновала Симонова — его Валентина произносила гимн поэту и мерила любовь только одной поэзией. Это была маленькая метафора, помогающая ему жить. Он хотел видеть и Валентину прозревшей Роксаной.
1940-1941 годы. Серова и Симонов живут, как и в детстве, по соседству. Он — на Арбате, она — на Малой Никитской. Их роман обсуждают всем домом, во главе с Клавдией Михайловной.
Без губ твоих, без взгляда
Как выжить мне полдня,
Пока хоть раз пощады
Запросишь у меня.
Это май. 1941 год. У Никитских ворот зацвела сирень. Старушки провожают взглядом няню с Толиком, те спешат на бульвар. Ну, семейка! Клавдия — шасть в машину — полетела! Валька — где ночует? Весна...
Никогда и ни с кем Валентина Серова не обсуждала подробности своей интимной жизни с Константином Симоновым. И он, конечно, тоже не обсуждал Ни в молодости, ни тем более в солидном или преклонном возрасте он не делился своими переживаниями с друзьями и знакомыми. Но, полюбив Валентину, он стал настоящим поэтом. И подробно, вдохновенно излил все свои чувства в стихах. И позже Симонов посоветовал всем, кто будет интересоваться его отношениями с В Серовой, читать стихи. Без комментариев. На правах мемуаров. А что туг комментировать?
Я очень тоскую,
Я б выискать рад
Другую такую,
Чем ехать назад.
Но где же мне руки
Такие же взять.
Чтоб так же в разлуке
Без них тосковать?
Где с тою же злостью
Найти мне глаза,
Чтоб редкою гостьей
Была в них слеза?
Чтоб так же смеялся
И пел ее рот.
Чтоб век я боялся,
Что вновь не прилет...
Чтоб с каждым рассветом,
Вставая без сна,
Таким же отпетым
Бывать, как она.
Чтоб, встретясь с ней взглядом
В бессонной тиши,
Любить в ней две рядом
Живущих души
Не знать, что стрясется
С утра дотемна.
Какой обернется
Душою она.
Я, с нею измучась.
Не зная, как жить,
Хотел свою участь
С другой облегчить.
Но чтобы другою
Ее заменить.
Вновь точно такою
Должна она быть,
А злой и бесценной,
Проклятой. — такой
Нет в целой вселенной
Второй под рукой.
В каждом из стихотворений была разлука, или желание разлуки, или мысль о возможном расставании, и такие расставания казались и нестерпимыми, и необходимыми. Судить его любовь с Серовой по стихам завещал сам Симонов. Если судить, как он советовал, то одно качество этих отношений, даже в самом их начале, выступает необычайно ярко и зримо: оставаться подолгу вместе им было опасно. Что-то изначально мешало постоянству отношений. И в то же время Поэта терзал страх потерять Актрису. С ней — мучительно до счастья невыразимого, без нее — смерть.
Я, верно, был упрямей всех,
Не слушал клеветы
И не считал по пальцам тех,
Кто звал тебя на «ты».
Я, верно, был честней других,
Моложе, может быть,
Я не хотел грехов твоих
Прощать или судить
Я девочкой тебя не звал,
Не рвал с тобой цветы,
В твоих глазах я не искал
Девичьей чистоты,
Я не жалел, что ты во сне
Годами не ждала,
Что ты не девочкой ко мне.
А женщиной пришла.
Я знал, честней бесстыдных слов,
Лукавых слов честней
Нас приютивший на ночь кров,
Прямой язык страстей.
И если будет суждено
Тебя мне удержать,
Не потому, что не дано
Тебе других узнать
Не потому, что я — пока,
А лучше не нашлось,
Не потому, что ты робка,
А так уж повелось...
И встречусь я в твоих глазах
Не с голубой, пустой,
А с женской, в горе и страстях
Рожденной чистотой.
Не с чистотой закрытых глаз,
Неведеньем детей,
А с чистотою женских ласк,
Бессонницей ночей. .
Будь хоть бедой в моей судьбе.
Но кто б нас ни судил,
Я сам пожизненно к тебе
Себя приговорил.
Это стихотворение помечено июнем 1941 года.