На чайном столике стояли два бокала для вина, в каждом из которых находилась прозрачная жидкость, похожая на воду. Оба бокала были наполнены ровно на четыре пятых, из-за чего создавалось ощущение, будто напитки разливали с помощью мензурки. Более того, сосуды были идентичной формы и располагались на абсолютно одинаковом расстоянии от центра стола, будто его отмеряли с помощью линейки.
Нет никаких сомнений: если бы жадный ребёнок нашёл эти бокалы и задался вопросом, какой из них выбрать, ему ни за что не удалось бы принять решение, сколько бы он ни разглядывал их своими большими глазами.
Всё — от содержимого и формы бокалов до их расположения на столе — указывало на одержимость симметрией и вызывало странные ощущения.
Вокруг стола расположились два больших плетёных стула, которые также являлись частью этого причудливого порядка. Они стояли друг напротив друга, в то же время находясь на одинаковом расстоянии от стола. На стульях сидели двое мужчин, которые, выпрямив спины и расправив плечи, больше походили на кукол, чем на живых людей.
На улице стояла ранняя осень, и деревья пока не спешили переодеваться в жёлто-красный наряд. В коридоре третьего этажа одной из японских гостиниц, находящейся на горячем источнике Сионою в деревне Сиобара, было настежь распахнуто окно, за которым расстилался зелёный пейзаж. Если опустить глаза, можно было увидеть крышу зигзагообразной галереи, ведущей к купальням с горячей водой. За пышными ветвями деревьев то появлялась, то исчезала река Каномата, непрерывное журчание которой будто гипнотизировало, останавливая все мысли, роящиеся в голове.
Двое мужчин проживали в этой гостинице ещё с конца лета. Первым был худой высокий джентльмен лет тридцати пяти, обладавший длинным и оттого на вид глуповатым бледным лицом. Другим оказался молодой красавец примерно двадцати пяти лет, который до сих пор больше походил на подростка, нежели на взрослого мужчину. Давайте упростим описание и скажем, что если бы киноактёр Ричард Бартелмес имел японские корни, то примерно так бы он и выглядел. Глаза юноши светились живым умом, хотя главной особенностью его лица всё же было выражение детского простодушия. Поскольку в последние дни немного похолодало, поверх юкат[1] мужчины накинули дотэры — утеплённые гостиничные кимоно.
Впрочем, стоит отметить, что необычными были не только бокалы; двое мужчин, пристально глядящие на них, также выглядели в высшей степени странно.
Несмотря на то что мужчины изо всех сил старались скрыть нервозность, их лица мертвецки побледнели, бескровные губы пересохли, а дыхание стало прерывистым, и только глаза, впившиеся в бокалы, излучали нездоровый блеск.
— Прошу, выбирай, возьми бокал! Как мы и договаривались, перед тем, как ты пришёл сюда, я подмешал в один из них смертельную дозу яда. Поэтому я не вправе выбирать. Нет никаких гарантий, что я не оставил метку, которую ты просто не смог бы распознать, — медленно, стараясь не сбиться, проговорил зрелый джентльмен низким хриплым голосом.
Молодой красавец слабо кивнул и протянул правую руку, чтобы сделать роковой выбор.
Два бокала на вид абсолютно одинаковые. Дёрнется рука юноши вправо? Или же влево? Случайный выбор определит, кому жить, а кому пополнить ряды мёртвых, и проигравший ни за что не отменит суровый приговор, сколько бы он ни рыдал и ни кричал.
На лбу и носу бедного юноши выступили капли жирного пота, быстро покатившиеся по лицу. Кончики его пальцев болезненно дёргались в воздухе, словно пытаясь поскорее схватить один из бокалов. Однако, похоже, как бы юноша ни подгонял себя, рука отказывалась его слушаться.
А поскольку наблюдавший за этим джентльмен знал, в каком из бокалов находится смертоносный яд, он испытывал ужасающие мучения, страдая даже сильнее, чем его соперник.
Рука юноши продолжала метаться от одного бокала к другому, вместе с тем участилось и его дыхание. Сердце молодого человека забилось с такой силой, словно готово было выскочить из груди.
— Да выбирай уже! — не в силах больше терпеть, заорал джентльмен. — Подлец! Пытаешься понять, в каком бокале находится яд, наблюдая за моей реакцией. Это подло!
Если как следует приглядеться, можно было заметить, что юноша и впрямь, пусть и неосознанно, пытался уловить малейшие изменения в выражении лица своего соперника, чтобы принять правильное решение.
Осознав это, пристыженный молодой человек побледнел ещё сильнее.
— П-пожалуйста, закрой глаза, — пролепетал он, заикаясь. — Ты и сам жесток, раз так пристально следишь за движениями моей руки. Я боюсь твоих глаз. Пожалуйста, закрой их. Закрой!
Не проронив ни слова, зрелый джентльмен опустил веки, поскольку понимал: если он продолжит смотреть, им обоим будет только тяжелее.
И вот наступил момент, когда у юноши уже не оставалось иного выбора, кроме как взять один из бокалов. Конечно, ранней осенью горячие источники переживают мёртвый сезон, но из этого вовсе не следует, что в гостинице совсем нет посетителей. Если бы дуэлянтам помешали из-за медлительности юноши, это лишь усложнило бы ситуацию.
Собрав всю волю в кулак, молодой человек резко вытянул правую руку…
И всё-таки какой странный поединок!.. Однако, поскольку обычные дуэли в стране уже запретили, это был единственный способ, с помощью которого мужчины могли сразиться друг с другом. В прошлом дуэлянты использовали мечи или пистолеты, и человек, вышедший живым из поединка, считался победителем. Но сегодня такого победителя объявили бы убийцей и заставили понести наказание, из-за чего проведение классической дуэли теряло всякий смысл.
Потому и была придумана эта современная «ядовитая дуэль». Мужчины положили во внутренние нагрудные карманы по завещанию, в каждом из которых была обозначена причина смерти — «самоубийство». Юноша и джентльмен договорились, что осушат бокалы, после чего вернутся в свои комнаты, лягут на футоны[2], укутаются в одеяла и будут ждать исхода дуэли. Они также показали друг другу завещания, чтобы исключить даже малейшую возможность обмана.
В этой гостинице у мужчин произошла судьбоносная встреча с девушкой, к которой они испытали мучительную, полную страданий любовь. Вероятно, для них обоих это было событием, которое случается всего раз в жизни. Тогда-то и началась их сумасбродная борьба за внимание этой особы. Мужчины день за днём продлевали свои номера, и так пролетел целый месяц, а их противостояние всё никак не заканчивалось.
Оба они были небезразличны этой девушке. Однако дни шли, а она всё не отдавала предпочтение ни тому, ни другому. Уверенность в своём превосходстве и ревность, изматывающая душу, сменялись в сердцах мужчин с головокружительной скоростью. И вот наконец эти страдания стали невыносимы для них обоих. Раз девушка не собиралась делать выбор, значит, им не оставалось ничего, кроме как решить проблему самим. Уступить?! Ни юноша, ни джентльмен об этом не могли и помыслить. Потому они выбрали дуэль. Влюблённые безумцы посовещались и пришли к соглашению. Словно средневековые рыцари, они решили покончить с этим противостоянием мужественно, поставив на кон свои жизни. Какой же мрачный, безумный ход…
Наконец-то Фусао Митани (так звали молодого красавца) взял бокал, стоящий справа от него. Юноша закрыл глаза и поднял холодный сосуд, отрезав себе пути к отступлению. Он поспешно поднёс бокал к губам, словно боясь собственной нерешительности.
Не открывая глаз, бледный юноша резко запрокинул голову, и жидкость стремительно потекла между его зубов. Когда Митани проглотил содержимое бокала, его кадык дёрнулся.
В комнате воцарилось гробовое молчание.
Вдруг до Митани, который продолжал сидеть с закрытыми глазами, стали доноситься странные звуки. К шуму журчащей в долине реки примешалось чьё-то болезненное, свистящее астматическое дыхание…
…Дыхание джентльмена.
Митани испуганно распахнул глаза.
С человеком, сидящим напротив, творилось нечто невообразимое. Зрелый мужчина, Митихико Окада, напоминал злобное чудовище: его выпученные, вылезающие из орбит глаза уставились на бокал, оставшийся на столе, словно пытались пронзить его насквозь. Плечи джентльмена лихорадочно вздымались и опускались, вспотевший землистый нос жутко подрагивал, а из-за агонического дыхания Окады казалось, что он может в любую секунду потерять сознание и повалиться на пол.
Никогда в своей жизни Митани не видел человека, объятого таким диким ужасом.
В тот момент исход дуэли стал очевиден. Юноша победил. Он выбрал бокал, в котором не было яда.
Окада, шатаясь, встал, словно собираясь сбежать, однако в последний момент мужчине удалось взять себя в руки, и он обессиленно рухнул обратно на стул. Всего за одно мгновение землистые щёки Окады ввалились, а прерывистые вздохи стали напоминать всхлипывания. Ах, с какой жалкой стороны он показал себя в этой дуэли! Наконец Окада взял бокал с ядом.
Его дрожащая рука медленно и неотвратимо приближалась к пересохшим губам. Зрелый джентльмен по имени Митихико Окада прекрасно знал, что в его бокале находится яд, однако как дуэлянт, поставивший свою честь на кон, он обязан был выпить его до дна.
Вот только рука, держащая бокал, предала напускное, исполненное трагичного пафоса мужество и задрожала так сильно, что часть жидкости расплескалась по столу.
Митани видел терзания Окады, но из-за страха смерти, сковавшего его разум, юноша никак не мог понять, что джентльмен вытянул «короткую соломинку». Похоже, Митани думал, что Окада, как и он сам, просто боится яда, который с равной вероятностью мог оказаться и в его бокале.
Окада неоднократно собирался с силами, снова и снова поднося бокал ко рту, но каждый раз сосуд останавливался ровно в миллиметре от его губ, будто чья-то невидимая рука мешала джентльмену испить из него.
— Да-а… а ты и впрямь жесток, — отвернувшись, неосознанно пробормотал юноша.
Эти слова вызвали вспышку враждебности в душе Окады. Гримаса нечеловеческого страдания исказила лицо джентльмена. Он собрал последние капли душевных сил и прикоснулся губами к бокалу с ядом.
В этот самый момент раздался вскрик, за которым последовал звон разбитого стекла. Бокал вылетел из руки Окады, ударился о деревянный пол веранды и разбился на множество мелких осколков.
— Что ты творишь?! — заорал джентльмен, яростно хватая ртом воздух.
— Ох, я случайно. Извини уж.
Веки Митани покраснели от безграничной гордости за себя. Никакой случайности тут и близко не было. Юноша намеренно выбил бокал из рук Окады.
— Давай повторим дуэль! Я требую! Мне не нужны одолжения от сопляка вроде тебя! — закричал Окада, словно избалованный ребёнок.
— А-а-а, — удивлённо протянул юноша и спросил джентльмена: — То есть получается, что сегодня удача отвернулась от тебя? Яд был в бокале, который я только что разбил… так?
Окада понял, что сболтнул лишнего, и досадливо потупился.
— Давай проведём дуэль снова! Такой нелепый результат меня не устраивает! Ну же, соглашайся!
— Да ты сам — тот ещё подлец, — Митани презрительно взглянул на джентльмена. — Я так понимаю, нам нужно повторить дуэль для того, чтобы уж в этот-то раз я точно выбрал бокал с ядом? Если бы я знал, что ты такой низкий человек, не стал бы этого делать… Я ведь просто не мог больше наблюдать за твоими мучениями. Да и вообще, я уже осушил свой бокал. Не важно, был в нём яд или нет, результат нашей дуэли предрешён. Если в ближайшие несколько часов не умру, значит, я победил. Если умру, тогда победа твоя. Поэтому тебе совсем не обязательно пить.
Если подумать, ситуация обстояла именно так, как её описал Митани. Целью поединка была любовь, а не смерть одного из участников. А раз победитель уже определился, нет никакого смысла приносить в жертву другого дуэлянта. И всё же следует признать, что Митани, выбивший бокал из рук оппонента, показал себя в разы достойнее, чем униженный Окада, которого он спас. Поступок юноши напоминал славные деяния, совершаемые рыцарями в древних легендах, и горечь переполнила джентльмена. Без сомнения, для мужчины его возраста это был нестерпимый позор.
Тем не менее Окаде не хватило смелости продолжать настаивать на повторном проведении дуэли, и он сконфуженно замолчал. На одной чаше весов лежала его жизнь, а на другой — гордость. Как и следовало ожидать, жизнь оказалась дороже.
В тот момент в комнате, находящейся в конце коридора, раздался грохот.
Дуэлянты были погружены в своё противостояние и не заметили, что уже долгое время кто-то подслушивал их разговор, прячась в тени раздвижной двери, ведущей в прихожую. Этот человек покинул своё укрытие и вышел в центр комнаты.
Сидзуко Янаги! То была их возлюбленная — очаровательная, ослепительно красивая девушка. Сидзуко Янаги…
Одного взгляда на неё было достаточно, чтобы тут же понять, почему и тридцатипятилетний Окада, и двадцатипятилетний Митани решились на эту диковинную, невиданную дуэль.
Сидзуко была одета в скромное летнее кимоно, выделявшееся одним только чёрным газовым оби[3], расшитым роскошным узором. Девушка была элегантна, но особое внимание привлекали её прекрасная белоснежная шея и аромат тела, проникающий наружу через боковые отверстия в кимоно. Сидзуко, как и Митани, было двадцать пять лет, однако интеллектом она давно превзошла подавляющее большинство сверстниц, а благодаря своей невинной красоте напоминала девушку, не достигшую и двадцати лет.
— Мне не стоило заходить? — хотя Сидзуко прекрасно понимала, что происходит, она всё равно задала этот вопрос, чтобы избавить от неловкости двух мужчин, сконфуженно пялящихся друг на друга. Сидзуко наклонила голову, и её прекрасные губы растянулись в улыбке, похожей на лепесток.
Не зная, как на это ответить, мужчины долгое время не произносили ни слова.
Митихико Окада решил, что Сидзуко увидела всё, что здесь произошло. Он молниеносно вскочил со стула, не в силах оставаться на месте из-за невыносимого унижения. Размашистыми шагами джентльмен пересёк комнату, направляясь к коридору, выход в который был на её противоположной стороне. Остановившись перед ведущей в прихожую раздвижной дверью, за которой ранее пряталась Сидзуко, Окада обернулся к оставшейся позади паре и ядовито пробормотал:
— Прощай навсегда, вдова Хатаянаги…
Обронив эту таинственную фразу, он скрылся.
Кто же такая эта вдова Хатаянаги? Ведь кроме Митани и Сидзуко Янаги в комнате больше никого не было. Однако, как только Сидзуко услышала эту фразу, выражение её лица почему-то моментально изменилось.
— Ясно… Выходит, он всё-таки знал, — вздохнув, проговорила она достаточно тихо, чтобы Митани не разобрал её слов.
— Ты слышала весь разговор? — спросил юноша, наконец взявший себя в руки, и пристыженно посмотрел на прекрасную девушку.
— Да… Но я не нарочно. Случайно зашла в эту комнату и увидела, что тут происходит. А потом уже не могла уйти, — произнесла Сидзуко, заметно покраснев. Девушке удалось адекватно отреагировать на происходящее, однако при мысли, что она стала причиной безумных событий, её тут же охватил жгучий стыд.
— Наверное, ты думаешь, что это глупо…
— Нет… Я просто не понимаю, зачем вы всё это сделали. Не стоило ради такой, как я… — тихо проговорила Сидзуко и замолчала. Девушка плотно сжала губы и отвернулась. Сидзуко не хотела, чтобы Митани увидел, как она плачет, однако её глаза уже начали блестеть из-за маленьких, неожиданно появившихся слезинок.
Правой рукой Сидзуко слегка опиралась на край стола. У неё были белые тонкие пальцы и милые розовые ногти, за которыми она тщательно ухаживала.
Митани отвёл глаза, чтобы не видеть слёз любимой, и его взор ненароком остановился на её прекрасных пальцах. Внезапно юноша сильно побледнел, его дыхание стало прерывистым.
Несмотря ни на что, он наконец смог это сделать… Митани решительно положил свою ладонь на пальцы Сидзуко и крепко сжал их.
И девушка не отдёрнула руку.
Молодые люди не смотрели друг на друга, сосредоточив все свои чувства в этом прикосновении. Долгое время они просто стояли, не в силах что-либо сказать.
— Ах… Ну наконец-то! — прошептал Митани, утопающий в сладостном блаженстве.
Увлажнившиеся глаза Сидзуко наполнились обожанием, и она, не произнеся ни слова, ослепительно улыбнулась.
В этот самый момент случилось невообразимое! В коридоре послышались торопливые шаги, раздвижная дверь резко открылась, и перед молодыми людьми внезапно появился только что ушедший Митихико Окада, чьи безумные глаза пылали жаждой крови.
Джентльмен взглянул на Митани и Сидзуко и, осознав, что происходит, ошеломлённо застыл на месте.
Несколько секунд продолжался обмен неловкими взглядами.
С того момента, как Окада зашёл в комнату, он не вынимал руку из внутреннего кармана дотэры, будто пряча в нём что-то.
— Перед тем как уйти отсюда, я сказал: «Прощай навсегда!» Догадываетесь, почему я вернулся?! — Бледное лицо Окады уродливо перекосилось, и он жутко захохотал.
Митани и Сидзуко молчали, не зная, как реагировать на несуразное поведение джентльмена.
Мрачное молчание продолжалось. Вдруг по всему телу Окады прошли две волны невероятно болезненных судорог, и смеющееся лицо превратилось в жалкую гримасу.
— Бесполезно… Как же я ничтожен… — обессиленно пробормотал Окада, обращаясь к самому себе. — Пожалуйста, запомните это. Запомните то, что я вернулся сюда! Слышали?! Запомните это! — закончив фразу, он резко развернулся и бросился прочь.
— Ты заметила? — вскоре Митани и Сидзуко уже сидели в гостевой комнате, прижавшись друг к другу. — У него в кармане был кинжал!
— Какой ужас! — испуганно воскликнула Сидзуко, ещё сильнее прильнув к молодому человеку.
— Скажи, тебе не жаль его?
— Он подлец! Его жизнь висела на волоске, а ты по доброте душевной спас его, поступив как настоящий мужчина. К тому же…
На лице Сидзуко ясно читалось как глубокое презрение к Окаде, так и безграничное восхищение Митани. Юноша и предположить не мог, что спасение Окады от бокала с ядом произведёт на девушку такое сильное впечатление.
Митани и Сидзуко продолжали разговаривать, и в какой-то момент их руки снова сплелись.
Для проведения этой дуэли была специально подобрана комната, находящаяся в самом уединённом и труднодоступном месте гостиницы. Мужчины использовали её без разрешения, однако пробыли там всего час и, поскольку в ней никто не проживал, не беспокоились, что одна из служанок решит проведать постояльцев.
Возлюбленные были невинны, словно дети, и, позабыв обо всех заботах, погрузились в мир розового тумана и удушающе сладких запахов. В этом мире они потеряли счёт времени.
Неожиданно молодые люди заметили, что к ним обратилась горничная, сидящая на пятках в прихожей. Словно пробудившись ото сна, они неловко выпрямились.
— Вы что-то хотели? — раздражённо спросил Митани.
— Эм… перед тем, как господин Окада уехал, он попросил передать вам это, — служанка протянула юноше прямоугольный конверт.
— Ну и что же там? — Ощущая смутную тревогу, Митани открыл конверт. — Хм, похоже на фотографии.
Юноша достал снимки и некоторое время молча смотрел на них, держа прямо перед собой. Однако первой отреагировала Сидзуко, всего лишь взглянув на них сбоку. Из-за дикого ужаса, охватившего её, девушка странно вскрикнула и отшатнулась.
Митани держал в руках две фотографии. На одной был изображён мужчина, на другой — женщина. Вот только снимки эти очень отличались от обычных, и паника Сидзуко была абсолютно оправданной. На фотографиях были запечатлены два трупа — мужчины и женщины, изувеченные столь зверски, что казалось, их убили самым безжалостным способом на Земле.
Человек, привыкший рассматривать иллюстрации в книгах по криминологии, наверняка видел подобные кадры не раз и не два, однако невинная Сидзуко почувствовала, как от их реалистичности к горлу подступила тошнота. Девушка будто увидела настоящие растерзанные тела.
Шеи погибших были обезображены глубокими порезами, которые почти отделили головы мертвецов от тел; раны зловеще зияли, словно разинув свои красные рты и усмехаясь смотрящим на них молодым людям.
Испуганные глаза трупов были выпучены так широко, что казалось, они вот-вот вылезут из орбит. Из ртов мертвецов струилась чёрная кровавая масса, сочащаяся по подбородку и стекающая на грудь.
— Не волнуйся! Бояться нечего… И всё же какие у этого Окады детские выходки, не находишь? — заметил Митани, и Сидзуко, охваченная внезапным любопытством, вновь приблизилась к юноше, чтобы повнимательнее рассмотреть зловещие фотографии.
— Но знаешь, во всём этом есть что-то странное… Разве может человек сидеть в такой правильной позе, когда его убивают?..
Если подумать, это и впрямь было необычно. Как правило, на фотографиях с места преступления запечатлены тела, помещённые на деревянные носилки, однако эти мертвецы сидели на стульях, выпрямив спины, словно пара живых кукол. К тому же трупы глядели прямо в камеру, хотя их шеи были перерезаны.
От одного взгляда на неестественные позы фигур становилось ещё страшнее.
Спины Митани и Сидзуко покрылись холодным потом.
Чем дольше молодые люди смотрели на фотографии, тем сильнее им казалось, будто нечто мистическое и воистину зловещее просачивается из снимков в реальный мир.
Митани и Сидзуко вдруг почудилось, что прямо сейчас за их спинами стоят израненные, вымазанные густой кровью существа, издевательски насмехающиеся над ними.
— Чёрт, хватит! Не смотри! — вдруг воскликнул Митани, перевернув снимки. Он наконец уловил ужасающее послание, заключённое в фотографиях.
Однако было уже поздно.
— Не верю… Значит, это правда… — прошептала девушка, мертвецки побледнев.
— Да… Какой же он всё-таки злобный монстр!..
Зверски зарезанными жертвами, изображёнными на фотографиях, были не кто иные, как сами Митани и Сидзуко.
Молодые люди вспомнили, что как-то раз вместе с Окадой решили прогуляться до города и обнаружили там фотоателье. Они несколько раз сфотографировались — как вместе, так и по отдельности.
Окада ловко отредактировал фотографии, которыми они обменялись в тот день, и таким образом кровожадно изобразил мёртвые тела. Для него как художника, специализирующегося на картинах в западном стиле, это была пустяковая работа. Минимальной коррекции оказалось достаточно, чтобы полностью изменить облик молодых людей, наложив на них печать смерти, ужасающую до дрожи в коленях.
Совершенно неудивительно, что Митани и Сидзуко не сразу узнали себя на этих фотографиях.
Когда они спросили служанку, куда делся Окада, та ответила, что незадолго до этого джентльмен в спешке отбыл в Токио, оставив все свои вещи в гостинице.
Взглянув на часы, молодые люди поняли, что с того момента, как они распрощались с Окадой, словно в лихорадочном сне пролетело целых два часа.
Ах, какой же дурной прощальный подарок оставил им джентльмен! Как было бы хорошо, если бы эта тщательно продуманная выходка не стала началом ещё более страшных событий…