Вдова Клико

Глава четырнадцатая ЖЕНСКИЙ ДЕГУСТАЦИОННЫЙ КОМИТЕТ

Ноябрь 1806 года

Сентябрь и октябрь жгли мучительной неизвестностью: не было вестей ни о Луи, ни о бутылках. Каждый раз, как приносили письмо или показывалась на дороге почтовая лошадь, у Николь екало сердце, и каждый раз обжигало разочарование. Глотком свежего воздуха стал приезд женского дегустационного комитета, который предстояло научить разбираться в блендах, чтобы заменить мужчин, не пожелавших ей помочь. Кроме того, у нее таким образом появлялись союзники в самом средоточии недоброжелателей.

Когда по гравию двора давильни застучали копыта, Николь выбежала навстречу.

— Вы чуть рановато, но заходите, прошу вас. Ксавье сейчас организует все для дегустации. Вы только вдвоем? — спросила она.

— Да, будем только мы. Главное, моя милая, не количество, а качество, — ответила мадам Оливье.

Николь нагнулась, чтобы скрыть свое разочарование, и подобрала с гравия стебель сорняка. Потом проводила прибывших в дегустационную. Там было приготовлено много мест — как минимум еще на пятерых. Стояли высокие табуреты и столы, аккуратно расставлены плевательницы, расстелены накрахмаленные салфетки и выставлены сверкающие бокалы — все это в простой кирпичной пристройке, служащей именно для дегустации. Она велела Ксавье унести лишние столы и слулья, и его лицо сочувственно посуровело.

— Позвольте мне представить вам мадемуазель Вар, — сказала мадам Оливье.

— Пожалуйста, зовите меня Жоэль, — застенчиво отозвалась та. — Как это чудесно — быть хозяйкой всего, что видишь вокруг!

— Такова моя жизнь, — ответила Николь. — Мы ждем Наташу, тогда нас будет четверо. Немного, но достаточно, чтобы составить маленький дегустационный комитет. Прошу вас присесть.

— Пока Наташа не приехала, можно будет одной старой даме высказать свое мнение? — спросила мадам Оливье.

— И сочувствующей старой деве тоже, — добавила Жоэль.

— Да? — удивилась Николь.

— Лучше бы они выступали открыто и говорили вслух, иначе нечестно получается, — заявила мадам Оливье.

— Кто — они?

— Практически все уважаемые женщины этого города.

— Не думаю, что мне хотелось бы это услышать.

— У вас есть право знать. И право ответить, — возразила мадам Оливье. — Они говорят, что вы навлекаете позор на своего отца.

— Каким образом? Мой отец вполне может сам позаботиться о своей репутации, а я уж точно могу сама вести свои битвы.

— А зачем вообще воевать с общественным мнением? Пусть я говорю то, что вы не хотите слышать, но ваша маленькая дочка — Ментина, я не ошибаюсь? — Николь кивнула. — Ментина не просила свою мать навлекать позор на ее детскую головку. Ходят слухи, что ваш торговый агент сейчас в России — опасное место в теперешние времена. Частично ваши предприятия и весь этот риск финансирует Филипп Клико — а зачем? Чтобы вы предавались этому вашему увлечению, действуя как мужчина?

— Репутации моей дочери угрожают лишь такие люди, как вы! Я веду дело, в котором так или иначе участвует почти каждая семья этого города. Вы слепо следуете древним правилам и традициям — зачем?

— Правила существуют не без причины. Мужчины ведут дела, женщины ведут дом — разве что если у них нет иного выбора, как, например, у вашей подруги Наташи.

— И революция ничего не изменила?

— Для женщин — ничего.

— Если вы так считаете, зачем тогда приехали? — Николь вышла из себя. — Набрать еще сведений для досужих сплетен?

— Ну-ну, дорогая моя! — улыбнулась мадам Оливье. — Да, всем известно, что я на самом деле люблю знать о делах всех и каждого. Но разговор с вами в булочной изменил мое мнение о вас и, должна признать, заинтриговал. Мы сюда приехали узнать побольше о вас, но есть и другая причина: кто во всем этом городе может научить нас тому, что всегда было делом только мужчин? Никто еще никогда не предлагал мне поучаствовать в чем-то настолько увлекательном, — мадам Оливье кивнула на подготовленный к дегустации зал.

То есть к ней относятся как к диковинке, на которую стоит поглазеть? Николь начала сожалеть, что позвала этих дам.

— Простите, я опоздала! — объявила Наташа прямо с порога. — Впервые за тридцать лет закрыла пекарню. Так трудно и непривычно оставлять ее без присмотра.

Ксавье принес бутылки.

— Милости просим в ковен[45], — буркнул он.

Наташа и остальные две гостьи сели за дегустационные столы.

— Так, что-то у вас у всех вид, будто привидение увидели! — Наташа достала из сумочки несколько свертков и выложила на стол. — Узнаете? — спросила она у мадам Оливье, извлекая ключ, завернутый в бархат, и иконку святого Ремигия.

Мадам Оливье не ответила.

— Вы дали мне это, когда погиб Даниэль. Никто не был так добр ко мне, как вы.

— Ключ от пекарни, — тихо произнесла мадам Оливье.

— И святой Ремигий. Вы мне дали ключ от моей новой пекарни, и арендная плата с тех самых пор куда ниже рыночной, благодаря вам. Вы мне сказали, что фигурка святого Ремигия означает: я для города своя. Это когда все вокруг думали, что я должна вернуться в Россию. Вы мне сказали, что ваш муж — человек жестокий и лучше бы умер он, а вам досталась та свобода, что получила я.

Мадам Оливье побледнела. Наташа схватила ее за руку и вздернула рукав вверх. Синяк в форме пятерни был достаточно красноречив. Мадам Оливье в приступе стыда одернула рукав.

— До сих пор, хотя столько лет прошло? — спросила Наташа. — Дайте Николь делать свое дело. Я чужачка, и хотя смотрю на мир не так, как вы, но даже я вижу, что это вино у нее в крови. Только им она и жива. Ваше влияние в городе может дать ей свободу, мой добрый друг. А для вас, мадемуазель Вар, у меня тоже кое-что есть.

Наташа пододвинула к ней полотняный мешочек:

— Взгляните.

Мадемуазель Вар высыпала содержимое на стол.

— Косточки?

— «Лимонные косточки. Почти каждый день после революции вы приходили ко мне в пекарню и снова и снова просили рассказать, как я приехала сюда из России, что видела по дороге, как у меня там, дома. Вы мне говорили о том, как бы вам хотелось увидеть блеск Средиземного моря, навестить родственников на юге, но вы не можете этого, потому что отец не берет вас с собой, а в одиночку женщина путешествовать не может. Что вас останавливает?

— Для женщины невозможно путешествовать одной, это же ясно, — ответила мадемуазель Вар, удивляясь, что приходится говорить такие очевидные вещи.

— Но не для Николь. Ей хватает смелости плевать на правила, а мы ее за это наказываем. Загляните к себе в сердце и спросите почему. Потому что она делает то, чего вы хотели бы, да не можете. Я не сужу. Мы все сами создаем себе клетку, но не надо создавать клетки для других.

— Мы сказали то, что сочли правильным, — подытожила мадам Оливье. — Я и без того слишком далеко зашла — как всегда. Давайте лучше приступим к дегустации: если у меня будет рот занят, я лишнего не ляпну, — как бы извиняясь, добавила она.

— Вы не открыли мне ничего такого, чего я не знала бы сама, мадам Оливье, и я ценю вашу честность. — Николь налила несколько бокалов. — Бывает, что правду трудно говорить и трудно слушать. Давайте на этом и остановимся.

Наташа аккуратно уложила иконку и ключ обратно в сумочку.

— Начнем с белого, — предложила Николь. — Мадам Оливье, вы, конечно, все это знаете, я говорю для Наташи и Жоэль: глубоко вдохните аромат, потом наберите в рот большой глоток, так, чтобы прихватить воздуху, и сплюньте. Не слишком обо всем этом задумывайтесь, попытайтесь просто определить вкус. Первое слово, которое придет вам на ум.

— Какое угодно? — уточнила Жоэль. — Я думала, есть какие-то определенные слова, которые надо произносить.

— Правил нет, и все ощущают вкусы по-разному, что тоже является элементом этого развлечения, — ответила Николь. — Представьте себе, что вы описываете вкус ребенку. Расскажите какую-нибудь историю.

Жоэль сделала глоток и сплюнула.

— Юг, солнце на воде. Гм, лимонные деревья, цвет миндаля, море…

— Цвет миндаля — попадание! — обрадовалась Николь. — Хорошее вино переносит нас в иные места.

— Земляника, сено, новые перчатки для верховой езды. Долгая летняя пора в те годы, когда я еще не была замужем, — произнесла мадам Оливье, вдохнув запах из бокала. — Идеальное розовое в данном случае. Этот бленд можно утвердить.

Женщины приступили к следующему вину.

— Поджаренная мука, лимонный крем, соль Черного моря — у нее совсем особый вкус, — задумчиво протянула Наташа.

— Ты права, хотя я понятия не имею про соль, — ответила Николь. — Тем не менее хороший набор нот для шампанского.

— Еще бы, — отозвался Ксавье. — Плоды моего личного труда — вот это вино. Луи продаст его в России за бешеные деньги.

Он усмехнулся, вытер бокалы и разлил лучшее красное вино Николь.

— Значит, ваш торговый агент все-таки в России? Его нужно оттуда немедленно отозвать! — воскликнула мадам Оливье.

— Он доехал только до Саксонии. Там вполне разумная торговля, и потому он там. По происхождению он немец, и у него в том регионе хорошие связи, — соврала Николь.

Торговля там все же не так хороша, как в России. Особенно для шампанского. Наверное, я опять говорю лишнее, а вы склонны рисковать больше всякого другого, но если вы цените этого человека, пусть он побыстрее возвращается. Сейчас все отзывают своих представителей из Лондона и Санкт-Петербурга. Там, говорят, арестовывают всех французов без разбору.

Николь мысленно помолилась за свой драгоценный груз, идущий к Луи сухим путем.

— К несчастью, он не станет меня слушать, даже если я ему прикажу.

— Одно могу утверждать: ваши люди вам преданы, — сказала мадам Оливье. — Ксавье не может слышать ни слова критики в ваш адрес, тут же рвется в драку, как бык, — так мой муж говорит. У меня снова язык развязался, но сейчас я это рассказываю, чтобы поддержать вас в трудные времена. Как я теперь ясно вижу, вы решительно настроены продолжать свое дело, и простите, если мои слова вас оскорбили. На самом деле я искренне хочу вам помочь. Я могу приносить вам сведения от других виноделов. Этим людям не терпится поделиться друг с другом своими высшими знаниями, и они всегда толпятся у меня в доме, обсуждая все свежие случаи и подробности удачных и неудачных сделок.

— А почему вы хотите это для меня сделать? — спросила Николь.

— Вы — свободный дух. Хотелось бы мне быть такой, только сил не хватает. Это будет моей маленькой тайной свободой. — Она приподняла рукав, показывая размер кровоподтека чуть ниже локтя. Вид у него был зловещий. — И моей местью. — Она выставила ладонь навстречу Николь, которая бросилась ее обнимать: — А вот сочувствовать не надо! Не хочу.

Николь отступила.

— Тогда я с благодарностью принимаю ваше предложение, мадам Оливье. Спасибо.

Когда женщины ушли, она прошла в свой кабинет. Новые друзья, и в таком неожиданном месте! До сих пор, в битвах и горестях последнего года, она не осознавала, насколько одинока.

Отложив перо, Николь стала смотреть на виноградники. По двору давильни бежал Эмиль, размахивая письмом. У нее бешено забилось сердце.

— Эмиль?

— Очень важное сообщение!

— Тебе было велено передать что-нибудь на словах?

— Это от Терезы, и вы должны с ней связаться сразу, как прочтете. Мне ждать?

— Да. Пойди скажи Жозетте, чтобы тебя покормила. Скажи, что это я велела.

Николь вскрыла письмо. Из Санкт-Петербурга, от 23 сентября 1806 года. «Почти два месяца назад», — подумала она. Медленно даже по русским меркам.

Мой дорогой маленький винодел!

Ваш компаньон весь светится, когда говорит о Вас. Свою любовь к Вам он вкладывает в любовь к Вашим винам, мой дикий сельский виноторговец. Передаю Вам это знание, чтобы Вы с ним поступали, как захотите. Мне известно, что Вы, сельские девушки, храните верность даже мертвым.

Это была хорошая новость, но есть и плохая. Луи арестован как французский шпион. Тюрьмы в Санкт-Петербурге не более полезны для здоровья, чем парижские, а я, как Вы знаете, отлично знакома с их грязью и холодом. Я смогла пробраться к нему, подкупив красивого молодого тюремщика единственным известным мне способом (небольшой просвет во мраке, не стоит благодарности). Луи мне велел просить Вас простить его. Какая дурацкая романтика! Еще он сказал, что сбежит, чтобы составить Вам имя. Не плачьте: Вы даете ему надежду, а это то, что нужно ему в черные дни.

Я сделаю все, что смогу, когда выйду из этого опасного положения, при котором все французские граждане, даже я, обвинены в шпионаже.

Ваша Тереза

Николь выпустила письмо из пальцев. Быть может, сейчас Луи уже мертв. А все из-за ее безжалостной одержимости фирмой «Вдова Клико и компания».