Октябрь 1813 года
В этот полдень солнце было красным, и грязно-серая дымка погрузила местность в странные сумерки. Николь принюхалась и посмотрела на тучи. Даже не буря, скорее сухой туман. Солнце положило на реку оранжевые отблески, как будто днем случился закат. Воздух был душен от зноя.
Мир ощетинился. Французы отступали, счастье снова переменилось. Молодые французские парни лежали обледенелые в русской земле, поднятые на крестьянские вилы и забитые дубинами. Ради чего?
Николь, оглаживая платье, спешила в погреб подготовиться. За многие годы тяжелой работы это платье стало ей велико, и ни при каких обстоятельствах плоды ее трудов не должны были попасть к Моэту. Тереза не стеснялась в средствах, чтобы за счет Николь получить все, что ей казалось необходимым, но в эту игру могут играть двое, а у нее было преимущество внезапности.
Она выровняла бутылки, и тут скрипнула дверь погреба.
— Мсье Моэт! Вы пришли!
— Как видите, — сухо ответил он. — Вы сказали, что вам нужна моя помощь?
— Тереза убедила меня наконец-то посмотреть правде в глаза. — Николь прокашлялась. — Я больше не справляюсь одна. Если ваше предложение в силе, я бы хотела объединиться с вами в деловом соглашении. Да, мне не нравятся ваши методы, но теперь я понимаю, что без вас мне не выкарабкаться из долгов.
— Тогда Тереза еще более замечательная женщина, чем я думал, но мы с вами уже много раз стояли у этой черты. Так что, пока пока вы не подпишете…
— Позвольте показать вам один секрет.
Она знала, что он не устоит. Отойдя в глубину погреба, она подняла лампу, и Моэт ахнул. Десять аккуратных бутылок шампанского. Десять желтых наклеек «Вдова Клико. Кюве де ля Комет», под надписью — семейная эмблема якоря, и на пробке выжжено изображение кометы. Николь гордилась новой идеей — печатной этикеткой, плюс еще отличительное клеймо на пробке. Моэт смотрел на любые новшества подозрительно. Он не любил, когда нарушают традиции, а эти этикетки наверняка считал безобразно коммерческими.
— Посмотрите, у меня еще тысячи таких, — сказала она, подавая ему бутылку. — И все одинаковы. Ни одна из них не испортится. Все они свободны от осадка, а пена такая живая, что я поставщика бутылок сменила для надежности.
— Как вам это удалось? — Он не отрывал взгляда от бутылки.
— Это должно стать нашей тайной, Жан-Реми. Без вас мне не выйти на рынки.
Он нетерпеливо перекрестился:
— Разумеется, и я буду хранить ее как зеницу ока.
Николь показала ему лозу — одеревеневшую, но не мертвую.
— Вот это мой секрет.
Он взял лозу, пощупал предполагаемые бутоны, поднял ее к свече и поскреб кору до зелени.
— Ну и на что годится такая сухая палка?
— Это особый сорт винограда. В семье его выводили веками. Изначально он из Рима, и его прививали, вырабатывая идеальную лозу для почвы Реймса. Гарантированно не дает осадка — каждый раз чистейшее вино и идеальные пузырьки.
— Невозможно!
— Можете так думать, но вот живое доказательство, прямо у вас перед глазами.
Он презрительно глядел на мертвую ветвь.
— Вы знаете виноградник Клико гран крю на Большой Горе, которая в Верзене?
— Середина восточного склона, один из лучших. Конечно, знаю, — сказал Моэт с завистью.
— Вот там мы и посадили новый сорт Клико.
— Я отлично знаю этот виноградник. Там только «пино нуар».
Выглядит как «пино», но на самом деле — нет. Мы этот виноград называем «клико-понсарден». Филипп, отец Франсуа, подарил нам двадцать черенков для посадки в день нашей свадьбы. Теперь, через столько лет, и результат. Это вроде чуда.
Моэт глянул на нее искоса:
— И какое все это имеет отношение ко мне?
— Между нами говоря, у нас достаточно самой лучшей земли, чтобы коренным образом изменить производство. Я вам дам двадцать таких корней. На это уйдет время, но мы оставим наследство для будущих поколений.
— Разве я смогу отказаться от приключения с красивой женщиной, да еще и выгодного?
— Там, на восточном склоне, где ваш виноградник смыкается с моим, — идеальная почва для этих корней. Но это должен быть наш общий секрет.
— Нет никого другого, с кем я предпочел бы иметь общую тайну.
При свете зловещего неба Николь с облегчением помахала вслед Жану-Реми, который крепко вцепился в мешок с лозами «пино нуар», будучи глубоко уверенным в том, что это и есть великая тайна винодела вдовы Клико, которой поманила его Тереза.
Изобретенный Николь способ очистки пока что в безопасности. Лозы действительно из лучших, утешала она себя, пусть даже мифического сорта «клико-понсарден» не существует. А если взрывы бутылок были делом рук мсье Моэта — хотя Луи прав: этого никогда не доказать, — то обмана еще мало по сравнению с тем, что он заслужил.
Обвести Моэта вокруг пальца оказалось относительно легко. Теперь предстояли маневры с куда более опасным противником, Терезой Тальен, пока та не рассказала ему, что представляет собой настоящий секрет Клико. Николь многому научилась, годами наблюдая за интригами Терезы, и знала, как смесь желания, бессердечности и предательства легко помогает достигать самых невероятных целей. И с этого момента она собиралась играть по правилам бывшей подруги.
Не могло быть Мадонны роскошнее Терезы, и праздник сбора винограда, посвященный святому Ремигию, как и много веков подряд, шел своим чередом. Революция там или что, но Шампань не могла рисковать своим лозами, и все знали, что святой Ремигий не прощает небрежения: после революции долго не было хорошего урожая, кроме знаменитого года кометы. Тереза сидела рядом с Николь на семейной скамье Клико, подальше от любопытных ушей, но на виду у всей паствы, ведь Тереза никогда не упускала возможности покрасоваться.
Ее серьезная торжественность поражала. Даже волосы были смиренно покрыты шалью, однако шелковистые пряди уложены таким образом, чтобы красиво выбиваться из-под дорогих кружев. Прохладный воздух собора придавал ее коже мраморный оттенок, и на губах Терезы играла благоговейная полуулыбка, когда она вместе с горожанами молилась о здоровье лоз.
Не было среди паствы ни одного мужчины, не пожиравшего ее глазами, и ни одной женщины, не мечтавшей хоть в чем-то походить на нее. В этот момент она была этим людям одновременно матерью, сестрой, возлюбленной и спасительницей. Николь не сомневалась, что сейчас, когда они возносили молитвы святому Ремигию, в центре их представления о рае пребывала Тереза.
И только один человек среди молящихся не смотрел на нее с обожанием. Каждый раз, когда Николь поднимала глаза в молитве, Жан-Реми смотрел на нее в упор, пытаясь поймать ее взгляд. Николь заставила себя улыбнуться в ответ и не сомневалась, что мадам Оливье наблюдает за ними очень внимательно, чтобы по окончании службы сочинить свежую сочную сплетню.
Тереза придвинулась ближе. От нее пахло травами, как от луга, мускусом, как от кошки.
— Вы оказались порочнее, чем я могла себе представить в самых дерзких мечтах. Бедняжка Жан-Реми просто горит! Хорошо бы он весь город не поджег.
Бесстрастно глядя, как приносят на алтарь первые грозди урожая, Николь прошептала в ответ:
— Он написал о вас Наполеону?
— Конечно. Я ему доставила то единственное, чего он не мог купить. Вы же не держите на меня зла?
Николь покачала головой и солгала в ответ:
— Все забыто.
— Дело есть дело. Я знала, что вы поймете. Дружба?
— Дружба. — Она взяла руку Терезы и приложила к своей щеке. — Вы же выполните свою часть договора и не скажете ему про мои ремюажные столы?
По пролету шла торжественная процессия виноделов в красных мантиях. Когда-нибудь она будет богаче, чем они все, вместе взятые!
— Конечно, не скажу. Я бы все равно ни за что так с вами не поступила. Вы же понимали это?
— Вы можете поступать с кем угодно как пожелаете и при этом заставить любить вас.
— Давайте больше не будем говорить на эту тему. — Тереза сложила руки в молитве и опустила глаза. — Никогда не видела Жана-Реми таким довольным. Если бы у вас была капля здравого смысла, вы бы соединили с ним свои силы, но я знаю, как вы упрямы. Что ж, я больше не стану вам советовать.
Позже в тот же день в давильне Луи влетел в кабинет Николь и хлопнул дверью:
— Ты что делаешь?!
— Ты о чем?
— Флиртуешь с Моэтом на глазах у всего города и прямо в церкви!
— Это не твое дело. Ступай к жене.
— Я о твоих интересах думаю, Бабушетта. И я тебя предупреждаю. Наташа тоже заметила.
— У тебя нет права читать мне нотации. Ты делаешь свой выбор, я делаю свой.
— Тут замешана Тереза, не сомневаюсь. Ты играешь с огнем, а в этой игре не выигрывают.
— Я делаю то же, что и всегда, — работаю. Идет сбор урожая, а людей не хватает. Пожалуйста, сосредоточься на этом, а не на каких-то вымышленных нарушениях приличий. Световой день уходит, а праздник Сен-Реми воодушевил тех рабочих, которые у нас остались. Мы должны извлечь из этого максимум.
— Пожалуйста, будь осторожнее.
— Перестань обо мне тревожиться.
Луи ушел, и само место, где он стоял, заполнилось горьким сожалением.
В тот же вечер Николь навестила родителей в их особняке. Она миновала пивную Этьена и дом Терезы, которые располагались неподалеку. Большие приветливые окна ее детства светились в этот вечер сотнями свечей в люстрах.
Родители волновались, что Ментине может быть небезопасно в ее парижском пансионе. По всей стране ползли слухи, что французские войска отступают, а за ними идет русская армия. Все боялись, что она ворвется в Париж, а потом захватит всю страну — жутко было думать об этом на тихих улицах Реймса. Николь вполуха слушала все эти опасения, но у нее на уме были сражения куда более личные. Она приехала лишь для того, чтобы получить повод оказаться возле заведения Этьена.
Ушла она рано — чтобы вернуться в Бузи, как сказала родителям, но сперва ей нужно обсудить некоторые деловые вопросы. Она велела кучеру подождать и поспешила к Этьену, где все еще шла гульба — праздновали день святого Ремигия.
Этьен приоткрыл заднюю дверь — именно в оговоренное время.
— Вы передали ему записку?
— Не волнуйтесь, все сделал, как вы сказали. Он никому не хотел показывать ваше поздравительное письмо.
— Вы правда его назвали лучшим работником года? Хоть он и сиял от гордости как медный таз, но что именно было написано в письме, никому не показал.
— Вы же его знаете. Ему это пришлось по нраву, но он ни за что не скажет ребятам, что его похвалила женщина. — «И что он ухватил кусок себе не по зубам», — подумала она про себя. — Большое вам спасибо. Кучер ждет, так что я поеду. Доброй ночи.
Часы на ратуше пробили девять. Николь ждала, затаившись в тени. Ксавье не настолько пьян, чтобы не последовать ее инструкциям. Розовая ленточка, которую Николь позаимствовала от записки Терезы, торчала у него из нагрудного кармана. Это еще раз убедило ее в том, что она не ошибается в своих подозрениях. Вечер был прохладный, и Ксавье надел лучшую свою твидовую куртку, надвинул шапку на глаза. Подойдя к дверям дома Терезы, он постучал.
Ответа не было, он постучал снова, слегка пошатываясь.
— Это я, Ксавье! — шепнул он в окно. Ответа не было. — Тереза!
Время было выбрано идеально: Тереза вернулась в Париж, улаживать дела с Наполеоном — спасибо, Моэт помог.
— Чудесный вечер, Ксавье, — сказала Николь, выходя из тени.
При виде нее его лицо вытянулось от удивления.
— Я все знаю. Тереза опасна, сам понимаешь. И она тебя использует.
— Она меня просила помочь в саду.
— В это время?
Виду него был растерянный.
— Это я написала записку с ленточкой. Ты думаешь, она рискнула бы оставлять такую улику и писать тебе?
Николь подождала, пока до него дойдет. Ей было почти жаль своего старого друга.
— Ты рассказал ей про мои ремюажные столы. О чем ты только думал? Я полагала, что у нас договор.
— Я никогда…
— Что сказала бы об этом твоя жена?
Он опустил голову.
— Я для нее отдушина от всех этих позеров и клоунов Парижа.
— Именно с ними она сейчас. Мы друг друга знаем всю жизнь, правда?
— Да, так.
— Она тебя использует. Такая женщина никогда по-настоящему не будет любить ни одного мужчину. — «И ни одну женщину», — подумала она с горечью. — Великая Тереза Тальен бросит тебя как щепку, если хоть чуть-чуть запахнет скандалом, и она смеется над теми, кто питает к ней слабость. Ей нужен был мой профессиональный секрет, вот и все. Ты видел ее хоть раз после того, как все рассказал?
Ксавье покачал головой.
— Подумай об этом. Для твоей жены это было бы страшным ударом.
— Ей нельзя говорить. Сейчас, когда наш сын на войне. Это ее убьет.
— Тогда держись от Терезы подальше.
Он ссутулился.
— Мы с тобой дружим с незапамятных времен, — продолжала Николь. — Ты всегда защищал меня. Я платила тебе щедрое жалованье, обещала долю в прибылях, и ты все это готов бросить ради нее?
По его взгляду она поняла, что он предал бы что угодно снова и снова, пусть только Тереза подарит ему хоть крупицу надежды.
— Если ты еще раз с ней увидишься — а я узнаю, если это произойдет, — я расскажу твоей жене, ты потеряешь работу у меня и никогда во всей Шампани ее не найдешь.
— Ты мне не грози! — прошипел он.
— Я тебя не боюсь. Давай говорить как равные, Ксавье. Дай себе время, и эта боль пройдет. Сейчас сбор винограда, лозы почернели и безжизненны, но на следующий год они оживут снова. И все будет выглядеть по-другому. Ты нужен жене и сыну. Искупи свою измену жене и готовность продать весь смысл моей — и твоей — жизни. Я знаю, чем тебе загладить вину.
— Тогда скажи.
— Оставайся со мной, Ксавье. Я понимаю, ты всего лишь человек, а она — существо из другого мира. Я сдержу свое обещание насчет доли в прибылях, я уберегу тебя и твою жену от скандала, но ты должен обещать ее забыть.
Она изложила свой план, и Ксавье согласился выполнить его буква в букву. План рискованный, но Николь была виноделом, и все, что она делает, связано с риском и превратностями судьбы.
Он зашагал прочь в темноту, а она вернулась к своей карете, совершенно измотанная. Даже Ксавье был готов ее предать — после всего, что они пережили вместе. В одном Моэт прав: профессия винодела не для слабых сердцем. Чем больше она преуспеет, тем больше наживет врагов. И теперь, когда столько поставлено на карту, она вынуждена вырабатывать вероломные планы и перепроверять людей, на которых раньше рассчитывала как на друзей и союзников. От этого становилось ужасно одиноко, но Николь отлично умела справляться с этим чувством, и каждый раз, когда преодолевала себя, судьбу или чьи-то враждебные происки, у нее появлялось пьянящее, как шампанское, ощущение силы.
Часы пробили четверть часа. Почти половина десятого, и Николь понадеялась, что в ближайшие пятнадцать минут все переменится.
Проезжая мимо дома Терезы, она велела кучеру остановиться. Присмотрелась к окнам спальни и узнала силуэт шапки Ксавье. Он и его друзья всегда любили вскрывать чужие замки. В детстве она и сама много раз с ними в этом участвовала, забираясь в старые сараи, чтобы лакомиться крадеными яблоками и строить логовища в сене.
Правду говорят, что старые деревенские способы — самые лучшие. Простая ночная кража.