Когда-то давно здесь была горнолыжная трасса: линия бетонных столбов тянулась от вершины горы до подножия. Каждый столб держал перекладину, по которой перемещался тяговый трос канатной дороги. Лишь канатная дорога могла спасти бригаду, потому что в посёлке или в лесу чумоходы всё равно достали бы людей. Серёга понял это сразу — едва только увидел на экранчике телефона харвестер, шагающий по улице посёлка к брошенной мотолыге.
На звонки Маринка не отвечала. Серёга сунул свой телефон Мите в руки и велел посылать сообщение за сообщением, а сам кинулся в подвал станции к мотору, который приводил канатную дорогу в движение.
— А ты умеешь? — спросил Митя, он стоял в двери подвала.
— А чё тут не уметь? — прорычал Серёга из глубины. — Я же на скиповом подъёмнике работаю, одинаковое устройство!..
Бак с бризолом был пуст. Ясно, блядь: проезжие бригады скачали топливо себе!.. Но Серёга сообразил, что сделать. От контроллеров дизель-генератора один кабель шёл к мотору канатной дороги, другой — к трансформатору под мачтой с решёткой; Серёга вырвал этот кабель из трансформатора и перекинул на дизель-генератор своего грузовика. Теперь электромотор канатной дороги будет крутиться от «Лю Чонга». Серёга повернул рубильник. Мотор завыл.
С края обрыва Серёга и Митя смотрели на укатывающийся вниз горный склон со скальными выходами и мелкими ёлочками. Над склоном на тросах, чуть покачиваясь, неспешно плыли кабинки канатной дороги — облупленные, с разбитыми стёклами. Видна была тёмная дырявая крыша нижней станции. Серёга с мучительным напряжением вглядывался в кроны деревьев, пытаясь уловить какое-нибудь мельтешение: что там с бригадой, с Маринкой?..
— Говорю тебе, я видел, как они из того дома выскочили, — успокаивающе сказал Митя. — Из окон выпрыгивали, пока харвер с другой стороны ходил… Всё нормально будет с твоей Мариной.
— Да чё ты понимаешь!.. — нервно дёргаясь, отозвался Серёга.
А бригада Егора Лексеича тем временем действительно прорывалась к станции канатной дороги. До станции было полкилометра через посёлок.
Рассыпавшись, они бежали кто как мог по дачным дворам, заросшим лесным орляком, продирались сквозь кусты, в которых ржавели автомобили, перелезали через упавшие стволы деревьев и обрушенные заборы. Затянутые зеленью мёртвые дома. Пластиковые детские качельки, вросшие в берёзу и поднятые над землёй. Опрокинутый стол в перекошенной беседке. Скелет парника. Гараж с шиповником внутри. Засыпанное мусором кафельное корыто бассейна. Развалины былого благополучия, теперь потерявшего всякий смысл.
Последним бежал Егор Лексеич — не из-за какой-то там ответственности, а потому что был старше прочих и нагулял вес. Он побагровел, натужно дышал и матерился. Злоба и тяжесть бега вытеснили его страх. Да и не было страха-то особого. Только дурак думает, что есть разница между первым и последним беглецом — типа как последний рискует больше. Херня. Они все — одинаково в лесу, в его полной власти. Лес унюхал их всех. И он не сзади, а вокруг.
Поджарый и сильный Холодовский просто шагал рядом с бригадиром — энергично, широко и точно. Он то и дело оглядывался, готовый стрелять по харверу из автомата. Алёна, нелепо грудастая и толстозадая в своём синем спортивном костюме, тоже держалась возле бригадира. Поначалу Маринка и Костик не обгоняли старших, но Алёна сказала Егору Лексеичу:
— Егора, отпусти молодёжь…
Егор Лексеич махнул рукой. Маринка и Костик тотчас помчались вперёд. О матери Костик не думал — как-нибудь сама справится, всегда справлялась. А Маринка не сомневалась в опытности дяди Горы и Холодовского.
Калдей, пыхтя, продирался собственным путём — неожиданно быстро для его грузного тела. И Фудин увязался за Калдеем. Он как-то сразу сообразил, что тупой Калдей совсем не тупой, когда требуется спасать шкуру.
Матушкин бежал вместе с Талкой: подсаживал её, если надо было что-то перелезать, убирал ветки с её дороги, раздвигал перед ней доски заборов.
— Ох, какую фигурку наведёте стройную, Наталья Батьковна! — заботливо приговаривал он. — Обвенчать и ебать умчать!..
— Заткнись, Витюра! — бессильно отвечала Талка. — Я же сдохну!..
Все они помнили, что харвестер идёт за ними по следу. Время от времени над людьми, жужжа, пролетали коптеры — харвестер знал, где находятся его жертвы, и не терял их, просто выбирал удобную дорогу. Огромный и длинный, он двигался зигзагами. Его мощные растопыренные ноги безжалостно топтали кусты и сшибали заборы. Ручищу с чокером, чтобы не мешала, он сложил по суставам и прижал к спине. Перед собой он выставил манипулятор с пилой; иной раз у него не получалось обогнуть какую-нибудь сосну, и он легко срезал её у корня, будто ствол был мягким, как масло; сосна обморочно валилась, зашумев кроной в вышине, а харвер уже уходил дальше. Он всё равно догнал бы людей. На больших расстояниях он всегда побеждал. Но до канатной дороги было не так уж и далеко.
Нижняя станция оказалась приземистым сооружением с замусоренным перроном под крышей. Первыми на перрон выбежали Костик и Маринка. К потрескавшемуся бетонному краю уже на штанге подплывала кабина с давно выломанными автоматическими дверями. Костик сразу юркнул внутрь.
— Залазий! — крикнул он Маринке.
Маринка, тяжело дыша, остановилась. Кабина уплывала дальше.
— Я дядь Гору подожду… — ответила Маринка.
Костик хотел что-то возразить, но передумал. Он хлопнулся задом на сиденье и просто смотрел на Маринку. Кабина выехала из-под крыши.
Потом на перрон вывалились Калдей и Фудин, за ними — раскрасневшаяся Талка и Матушкин. К перрону плавно подъезжала следующая кабина. Калдей ломанулся первым, кабина даже закачалась, шаркая мятым бортом по краю платформы. За Калдеем проскользнул Фудин и хлопотливо протянул руку Талке, будто бы та не могла забраться сама. Последним запрыгнул Матушкин.
— Давай к нам! — позвал он Маринку.
Кабина была четырёхместной.
— Куда пятой-то? — отдуваясь, просипел Калдей.
— Да она лёгкая!..
Маринка помотала головой. Кабина опять уехала без неё.
Маринка ждала, вглядываясь в зелень леса. Проползли ещё две кабины.
Наконец за деревьями появились Алёна с Егором Лексеичем и Холодовский. Алёна почти тащила бригадира на себе — подставляла плечо.
— Блядь, старый я… — на перроне прохрипел Егор Лексеич.
Холодовский деловито запихнул их всех в кабину и запрыгнул сам.
Кабина выползла из-под крыши, и полыхнуло солнце.
— Костик-то уже там? — спросила тётя Лёна, кивая на вершину.
— Все там, — подтвердила Маринка.
Казалось, что вершина горы ещё бесконечно далеко. Ободранная кабина, поскрипывая на ржавой штанге, всё никак не могла взлететь — ехала и ехала над травой, над кустами, над мелкими ёлочками.
— Вырвались? — хрипло дыша, спросил Егор Лексеич.
— Рано утверждать, — сухо сообщил Холодовский, сунулся к разбитому окну и выставил в пролом ствол автомата. — Харвер идёт за нами.
Мимо кабинки, жужжа, пронеслись два коптера.
Харвер вынырнул из леса и даже не отвлёкся на здание станции — сразу повернул к трассе канатной дороги. Он будто бы и не спешил, уверенный, что люди никуда не денутся, шагал широко и свободно — и нагонял кабину. С его спины поднялась и распрямилась ручища с чокером, зубчатые челюсти захвата раскрылись. Расстояние между кабиной и чокером неумолимо сокращалось. Мелькали столбы опор. Маринка стискивала подлокотник кресла. Неужели в механике канатной дороги что-то сломалось и кабина не взлетит уже никогда?
— Что ж так медленно тащимся? — в отчаянии прошептала Алёна.
Холодовский дал короткую очередь, потом другую. Бесполезно.
И вдруг кабина начала подниматься. И сразу раздвинулось пространство: лес будто бы просел, здание станции вдалеке наклонилось, показав заросшую мхом кровлю, и распахнулась блестящая плоскость озера.
Но харвер не отцепился. Огромная механическая зверюга продолжала погоню, проворно перебирая голенастыми ногами. Длинная лапа тянулась к дырявому яйцу кабины, подвешенному на штанге к тросу. Люди в кабине молча смотрели, как широкие челюсти чокера хищно клацают совсем рядом, хотя и впустую. Если бы харвер был поумнее, то лапой оборвал бы трос, чтобы кабина упала, однако на эту идею микропроцессоров комбайна не хватало. Зато ни уклон горы, ни угловатые скальные выступы лесной машине ничуть не мешали: харвестер был спроектирован для передвижения по косогорам и буреломам. И он уверенно топтал ёлочки, легко перешагивал каменные глыбы и ловко влезал на крутые откосы. Над канатной дорогой, как вороны, кружили два его коптера.
Там, впереди, склон становился совсем крутым. Это означало, что харвер вскарабкается на него и всё же лапой достанет кабину. Алёна и Егор Лексеич не глядели в окна — они измученно ждали, когда доедут до конца, а Маринка и Холодовский видели, как харвер, опередив их, упрямо лезет на обрыв, чтобы приблизиться к добыче. Холодовский обречённо бил из автомата по комбайну, но тот казался неуязвимым. Маринка сжалась, готовая выпрыгнуть наружу.
А с вершины горы, с края площадки у верхней станции, за действиями харвера наблюдали Митя, Матушкин, Костик, Фудин, Калдей и Талка. Серёга бегал над обрывом, сдавленно матерясь и стискивая кулаки. Он думал о Маринке, до которой пытался дотянуться этот ёбаный чумоход. Что сделать? Как отогнать его? Как его, на хер, замочить?!..
— Прибавь скорости-то!.. — капризно крикнул Костик, будто Серёга был виноват перед ним. — Там же мать у меня!
Фудин не переживал за тех, кто болтался в кабинке над харвером, потому и соображал более здраво. Он осторожно взял Серёгу за локоть.
— Слушай, парень, — тихо сказал он. — Харвер уже засёк нас… — Фудин кивнул на коптеры, жужжащие в небе напротив станции. — Нас тут больше, мы — новая цель… Давай смотаемся отсюда на твоём грузовике.
Серёга перевёл взгляд с харвера на Фудина, а с Фудина — на самосвал. В глазах у Серёги тёмной вспышкой отразилась какая-то сумасшедшая мысль.
— Ё-ё!.. — внезапно испугался Матушкин, смотревший с обрыва. — Чё там творится-то? Харвер к нам попёр!..
И это уже не вызывало сомнений. Харвер без труда выберется на вершину и устроит новую охоту — теперь за теми, кто сумел уйти от него внизу.
Серёга сорвался с места и кинулся к самосвалу.
Харвер, что карабкался по скальным лбам, взял немного в сторону от канатной дороги. Со своими угловатыми ногами, с летающей когтистой лапой, с изгибающимся сегментированным телом, эта механическая тварь казалась каким-то чудовищем индустриального ада. Кабинка уже приближалась к платформе верхней станции — но и харвер был совсем рядом. Калдей, Костик, Талка и Матушкин побежали прочь от обрыва, лишь Фудин ещё вертелся, ожидая бригадира, — при начальстве всё равно было больше надежды.
Грузовик, что стоял возле здания станции, взревел дизелем. Едва кабинка с Типаловым и его спутниками поравнялась с платформой станции, грузовик стронулся и двинулся вперёд. Кабель, что соединял генератор грузовика с электромотором канатной дороги, натянулся и отскочил. А грузовик, хрустя колёсами по мусору, неотвратимо-самоубийственно поехал прямо к обрыву. В последний момент с лесенки «Лю Чонга» птицей спорхнул Серёга.
Грузовик завис квадратной мордой над пустотой — и подался передними колёсами вниз. Он с треском раскрошил рамой бетонный край площадки, но задние колёса продолжали толкать его, и он канул с обрыва, на миг высоко воздев стальной гребень кузова. Раздался гул — будто обрушился утёс.
Каким-то чудом грузовик удержался на колёсах и покатился по склону, подпрыгивая на скальных выступах с лёгкостью, невероятной для такой большой машины. Но разогнаться он не успел — прямо перед ним оказался харвестер. «Лю Чонг» врезался в него всей своей тяжестью, смял его, скомкал, сплющил, только дрыгнулись в воздухе суставчатые ноги и взлетели обломки. Грянул взрыв — сдетонировал бризол в баке харвера. Во вспышке, блеснув, провернулся подброшенный ситаллический кожух от корпуса комбайна; гигантский кузов самосвала, грузно отделившись, встал на ребро и упал. В чёрной туче дыма крутилось объятое пламенем колесо. Груда искорёженных и горящих конструкций, распадаясь, поползла по склону, поджигая траву.
Егор Лексеич, Холодовский и Маринка выбежали на площадку, чтобы своими глазами увидеть гибель чумохода. Да, всё так: адская зверюга пылала внизу, перепутавшись каркасом и конечностями с искалеченным остовом грузовика. В дыму косо носились туда-сюда осиротевшие коптеры. Маринка смотрела на пожарище с жадным восторгом. Она, конечно, понимала, что всё это Серёжка Башенин устроил только для неё.
Серёжка стоял рядом. Маринка шагнула к нему, по-хозяйски притянула к себе, наклонила и поцеловала в губы. А он засмеялся и сказал:
— Я не Сергей.