Егор Лексеич ждал нужного момента; харвестер укрывался за кустами в стороне от базы Алабая, а над полем боя висел коптер. Егор Лексеич следил за схваткой по монитору. Изображение было чётким даже в мелких деталях. На пустыре перед заводом уже горели три комбайна, подбитые «спортсменами» из базук, и пространство заволакивало пеленой дыма. Егор Лексеич упивался картиной боя, ощущая себя могущественным полководцем.
А Серёга всей картины не видел, да ему и не требовалось. Мельком глянув в окно, он понял главное: через окно им теперь не уйти. Путь преградил гусеничный агрегат с двумя короткими и толстыми бивнями — скошенными поршневыми зубилами. Ржавый, грязный, обросший бурым лишайником, он напоминал окаменевшего мамонта, который вдруг ожил и двинулся вперёд. С его рыла сыпался песок, бренчала оторванная дверка моторного отсека.
— Сваливаем по коридору! — бросил Серёга Маринке и Мите.
Он без колебаний цапнул автомат конвоира. Сам конвоир, получивший по башке ножкой стула, сидел на полу и ощупывал затылок.
Митя не хотел бежать. Сил не было. Да и вообще — зачем? Он выручил Серёгу — и этого хватит. Что с ним, с Митей, случится дальше — неважно.
— Давай я останусь, Серёга, — предложил Митя. — Я вымотался…
— Пиздюлями погоню! — пригрозил ему Серёга. — Кто Маришку потащит?
— Не нужна мне его помощь! — выдохнула Маринка с тихой ненавистью.
— Конец базару! — оборвал Серёга.
Митя понял, что подчиниться Серёге будет проще, чем сопротивляться.
Серёга первым сунулся в коридор и сразу шарахнулся обратно — там, в коридоре, суетились «спортсмены». Запоздало прогремела автоматная очередь, и пули защёлкали по стенам. Серёга замер, соображая, что делать.
Вся комната дрогнула — это снаружи дизельный мамонт ударил зубилами в кирпичную кладку здания. Под потолком закачался плафон, свисавший на проводе. Конвоир испуганно пополз подальше от окна.
Серёга метнулся к конвоиру, цапнул за шкирку, рывком поставил на ноги и толкнул к проёму двери. Пленник будет заложником, живым щитом.
— Шевели копытами! — прорычал Серёга.
— Только не стреляй! — ответил алабаевец.
— Маринка, за мной! — приказал Серёга. — Митяй — замыкающий!
Еле удерживая одной рукой увесистый автомат, Серёга уткнул ствол в поясницу пленника. Бывший конвоир всё понял.
Комнату сотряс второй мощный удар. Стена возле окна треснула, от неё, шурша, начала пластами отслаиваться штукатурка, заклубилась густая пыль.
Серёга выпихнул пленника в полутёмный коридор.
— Не стреляй!.. — заорал он «спортсменам» — Мы просто уйдём!..
За спиной Серёги в коридор скользнула Маринка, за ней — Митя.
Третий удар сокрушил стену: утробно захрустев, отделился здоровенный бесформенный блок и, ломаясь внутри себя, разъехался грудой кирпичных осколков. В кривой дыре шевелились могучие стальные жвала чумохода. Эта зверюга как раз и была предназначена для того, чтобы разбивать каменные пласты и прокладывать тоннели. Чумоход упрямо прорывался внутрь здания. Он обваливал куски стены себе на бесчувственное рыло и грубо протискивался в дыру. Ребристые траки гусениц свирепо скребли по нижнему краю пролома, поднимая многотонную тушу машины с грунта на высоту этажа.
А в коридоре Серёга заслонялся заложником, чтобы Маринка и Митя добрались до лестницы — другого пути не было. Маринка припадала на левую ногу, джинсы на бедре у неё почернели, но Митя боялся предложить помощь. «Спортсмены» наступали, выставив автоматы; Серёга пятился с заложником.
— Оставь Бродягу! — крикнул кто-то из «спортсменов» Серёге.
— Отсоси! — ответил Серёга.
— Лёнька, не надо!.. — истошно завопил заложник.
«Спортсмены» вжарили из автоматов.
Заложник заплясал у Серёги в руке, наливаясь неподъёмной тяжестью.
Еле удерживая мертвеца на весу, Серёга пятился и пятился, защищая и себя, и Маринку с Митей. Он уже думал, что вот сейчас выронит убитого — и надо успеть хотя бы очередь дать, пока «спортсмены» будут прошивать его пулями: две секунды могут спасти Маринку и брата… Но коридор между ним и «спортсменами» словно изогнулся пополам. Одна стена лопнула каскадом кирпичей, и в коридор грузно выдвинулось механическое рыло чумохода с бивнями. Чумоход пролез через комнату и пёрся дальше сквозь стены.
Серёга разжал кулак, выпуская мертвеца, повернулся и побежал. Митя и Маринка уже почти поднялись на второй этаж.
Два лестничных марша вывели их на балкон, что протянулся вдоль стены просторного агрегатного зала. Под высоким потолком зала перекатывалось неясное, будто угловатое эхо. Мутный от пыли воздух резали косые лучи света из пробоин в больших окнах. А внизу стоял могучий вездеход Алабая.
Эта длинная гусеничная машина была оснащена самым разнообразным строительным оборудованием. Перед тупым капотом с запасными траками располагался клиновидный отвал — будто крейсерский нос. На покатой кабине торчала прожекторная батарея. За низким пассажирским отсеком была смонтирована башенка подъёмного крана с телескопической стрелой. Барабан лебёдки отделял башенку от второй кабины — водительского поста заднего хода и одновременно пункта управления баровым инструментом для рытья траншей. На левом борту лежал сложенный манипулятор с дисковой пилой. Такие универсальные комбайны — одновременно и бульдозеры, и траншейные экскаваторы, и автокраны, и тягачи — назывались «инженерными танками».
«Инженерный танк» клокотал двигателем: алабаевцы покидали завод.
С лестничной клетки вдруг раздался гулкий рассыпчатый грохот и тонкий скрежет рвущейся арматуры: лестница, задрав угол, тяжко осела и затонула в туче пыли, как в колодце, а потом стену извилисто рассекли юркие трещины. Видимо, внизу чумоход разрушил несущие конструкции здания.
— Туда! — Серёга указал на дверь в конце балкона.
Они побежали над агрегатным залом. Балкон ощутимо пошатывался и вздрагивал. Маринка плакала от боли, и Митя всё же подхватил её под руку. Внизу «спортсмены» загружались в вездеход; Серёга увидел, что Алабай стоит на крыше пассажирского отсека и командует эвакуацией. Серёга надеялся, что в суматохе «спортсмены» не заметят беглецов, но «спортсмены» их заметили. И Алабай не пожелал отдать Бродягу Типалову.
— Тимур, вали их всех! — крикнул Алабай.
Из верхнего люка пассажирского отсека вылез по пояс боец с автоматом. Серёга не стал дожидаться стрельбы — без колебаний полоснул на опережение. Боец исчез, Алабай отскочил по крыше и ловко спрыгнул с дальней стороны вездехода. Серёга бежал, стараясь прикрывать собою Маринку с Митяем, и сверху как попало стегал короткими очередями по вездеходу, чтобы прижать алабаевцев. Борта «инженерного танка» гремели, будто пустая бочка; из люка пассажирского отсека, выставив голову, бешено лаял пёс; на бетонному полу полыхали цепочки бледных вспышек; лужи вскипали. Алабаевцы огрызались злым огнём из распахнутых дверей обеих кабин. Пули долбили потолок над балконом; на Митю, Маринку и Серёгу сеялась извёстка и кирпичная пыль.
Им повезло — их не задело. Дверь в конце балкона была не заперта, и за ней обнаружилась железная площадка, прикреплённая к внешней стороне стены. Железный мостик перекинулся с площадки к дробилкам и погрузочным бункерам — в запутанные ржавые дебри производственных сооружений.
Под тушами бункеров ползали и рычали движками чумоходы.
В агрегатном зале щебёночного завода издырявленный «инженерный танк» Алабая взревел, извергая струю выхлопа, и стронулся с места. Беречь ворота теперь не имело смысла. Визжа гусеницами по бетону, расплёскивая лужи, «танк» двинулся на таран — ударил в створки острым клином отвала. Запоры вывернуло, и помятые ржавые створки с лязгом распахнулись.
На заводе в опустевший зал хлынули новые густые потоки пыли. Балкон начал ломаться; из-под него, медленно кувыркаясь, будто в оползне, полезли дымные кирпичные глыбы. Вся сторона обречённого здания ветхо одрябла, и в зал из-под падающего балкона, расталкивая каменные обломки лбами, выползли сразу два стенобитных комбайна со злобно оскаленными клыками.
А перед зданием завода на пути «танка» раскорячился шестиколёсный грейдер — он словно бы охранял выход. Кабина грейдера заросла, на загривке торчали две тонкие берёзки, со скелета рамы свешивались бороды лишайника. Приподняв бульдозерные ножи, зачумлённый грейдер сразу пошёл в разворот навстречу Алабаю. Однако не успел. «Инженерный танк» рванул напрямую, вышвыривая камни из-под гусениц, и врезался в грейдер своим крейсерским носом, сломав чумоход пополам. И потом, не останавливаясь, взобрался на его хребет и перекатился, расплющив кабину. Мосты у грейдера исковеркало, и грязные колёса вывихнуло вкривь и вкось. А «танк» помчался на простор.
Егор Лексеич по монитору внимательно следил за ситуацией. Харвестер терпеливо ждал приказа хозяина и порой сам по себе переступал ногами, по-новому распределяя свою тяжесть на зыбкой каменной россыпи. На экране здание завода, окружённое чумоходами, словно бы горело изнутри: из окон и проломов курилась бурая муть, будто пар из натопленной щелястой бани. Егор Лексеич уважительно хмыкнул, когда «инженерный танк», вылетев из ворот, с ходу раздавил грейдер. Да, нехилую зверюгу Алабай приручил… Но ничего. Главное — что эту тварь подняли с лёжки, выгнали из берлоги. В чистом поле харвестер всё равно растерзает её, как тряпичную куклу.
А ещё Егор Лексеич заметил и другое — мелкое мельтешение среди дробилок, бункеров, «грохотов» и эстакад. Егор Лексеич увеличил картинку на мониторе. Ёб твою мать! Муха и Башенины — два брата-акробата! Выходит, они удрали от Алабая! Так вообще заебись! Ему, бригадиру Типалову, нужен Бродяга, а не Алабай! И Бродяга резвится на волюшке, а не сидит пленный в «танке». Значит, «танк» можно не щадить! Задача упрощается!
Егор Лексеич вытащил телефон.
— Фудин, трансляцию смотришь? — спросил он. — Ну молодец, молодец… Я сейчас пойду за Алабаем, башку ему отвинчу, а ты шуруй за Митрием. Привези его живым, остальных — как получится. Работай, короче.