Вегетация

41 Река Инзер (IV)

Егора Лексеича колотило от ярости. Бригада потерянно топталась возле мотолыги, Талка рыдала, сидя в траве поодаль, а Егор Лексеич зашёл в речку и, наклонившись, бросил себе в лицо несколько пригоршней холодной воды. Солнце уже зависло над хребтом, высвечивая его зелёно-болотный хвойный окрас: всякая там голубая полуденная дымка бесследно растворилась, словно край земли обнаружился неожиданно близко.

Егору Лексеичу было нестерпимо жаль Холодовского. Оказывается, Саня Холодовский стал очень нужен ему. Саня всегда сохранял спокойствие, всё понимал без пояснений, был исполнительным и надёжным. Где найти другого такого помощника? Егору Лексеичу будто руку отрубили — отныне всё надо делать иначе… Это неудобно, это вдвое труднее… Холодовского не хватало!

Ненависть к Алабаю жгла и выворачивала наизнанку. Если бы Алабай просто победил в борьбе за «вожаков» на Ямантау, Егор Лексеич принял бы это как проигрыш в карты. Но Алабай будто вломился к нему в дом — развалил всё, похозяйничал, нагадил, осквернил личные владения, украл не деньги или драгоценности, а типа как любимую машину угнал… Однако нельзя было поддаваться слепому гневу. Алабай как раз и рассчитывал на то, что чувства возьмут верх… Следовало перевести ярость сердца в остроту мысли.

Зачем Алабай убил Холодовского, хотя мог бы держать его в плену? Всё ясно: хотел напугать. А зачем пугать бригаду, если она и так наглухо заперта в ловушке?.. Егор Лексеич распрямился, бессильно опустив руки. Вот же он дурак… Нету ведь никакой ловушки! Одна только видимость! Блеф!

Егор Лексеич ринулся к мотолыге, расплёскивая воду.

— Всё! — рявкнул он на бригаду. — Хорош слёзы лить! Заводи машину!

— А куда поедем, шеф? — удивился Фудин.

— Дальше, куда ещё-то?

— Там же засада…

— Пиздёж это всё! На понт нас брали!

Бригада смотрела на Егора Лексеича с непониманием. Как же так? Полдня стояли на месте, боялись, а теперь — вперёд? Или бригадир просто психанул?.. Бригада мялась в нехорошем сомнении, даже Щука начала ухмыляться. Щуку, кстати, больше не связывали и не держали на верёвке — это было неудобно. Алёна предложила разуть её — босиком далеко не убежит.

— А похоронить Александра?.. — плачуще спросила Талка.

— На войне не хоронят! — огрызнулся Егор Лексеич.

Нельзя было тратить время на труп Холодовского — скоро вечер.

Митю гибель Холодовского словно взорвала изнутри, разрушила какие-то зыбкие взаимосвязи. Холодовский нравился Мите: он был всегда спокоен, всегда подтянут и аккуратно выбрит. Он казался самым интеллектуальным и адекватным в бригаде, хотя Митя догадывался, что Холодовский ничем не отличается от жестокого и вероломного Егора Лексеича.

А теперь вот тело Холодовского просто бросят под скалой, и всё. Они, эти люди в бригаде, как звери, что ли? Вроде нет… В чём же тогда дело? У Мити не было другого объяснения, кроме слов Алика Арояна о «якорной установке мировоззрения». Вот и Егор Лексеич сказал Талке про войну. Они, эти люди, считают, что находятся на войне. И поступают так, будто вокруг — война. А война для воюющих подобна ускоренной вегетации. У них, у воюющих, те же законы жизни, что у леса, подвергнутого селерационному облучению. Ведь любой фитоценоз на самом деле всегда ведёт незримую войну.

Егор Лексеич грубо подтолкнул Фудина к мотолыге. Фудин неуверенно вскарабкался на капот транспортёра и оглянулся:

— Шеф, они же стрелять будут…

Егор Лексеич почувствовал, что вся бригада думает о том же.

— Не станут они стрелять, не очкуйте! Они только грозятся! — раздражённо ответил Егор Лексеич. — Я это знаю точно!

— Почему не станут? — требовательно спросила Маринка.

— Блядь! — разозлился Егор Лексеич. — Всё вам растолковать надо, что ли?

Да, бригада ждала этого. Егор Лексеич засопел от досады. Ему очень не нравилось посвящать в свою логику простых работяг — не по чину им.

— Короче, у Алабая Бродяги нет! Засада эта у моста, тёрки все ебучие за предательство, Саня Холодовский — оно для того, чтобы я Бродягу отдал!

Митю продрал неприятный озноб. Митя и не предполагал, что настолько важен, хотя ведь чему удивляться? Без Бродяг нет «вожаков», без «вожаков» нет смысла в противоборстве бригадиров… Но переходить в другую бригаду Митя не хотел, пускай ничего хорошего у Типалова он не видел.

— Нельзя его отдавать! — решительно заявила Маринка.

Серёгу остро кольнула горячность, с которой Маринка защищала Митю.

— Ясен пень — нельзя! На хуя тогда мы на Ямантау прёмся?

— А почему стрелять-то не будут? — напомнил Фудин.

— Ну ты подумай башкой, мудила! — срывая зло, набросился на него Егор Лексеич. — Они — на мосту, вы — внизу, да ещё под решёткой! Не видно же ни пса! Как стрелять, куда, по кому? Они же Бродягу могут грохнуть!

Бригада оторопела. Егор Лексеич, будто умелый картёжник, раскладывал всё так сноровисто и ловко, что ситуация прояснялась, как промытая, и нечего было возразить. Одним словом — бригадир! Не надо с ним спорить!

— Вот тебе и муде на бороде, — удовлетворённо крякнул Матушкин.

— Всё, залазьте на борт! — распорядился Егор Лексеич.

— А кто командовать будет мотолыгой? — дерзко встряла Маринка.

Ей было жаль дядю Саню Холодовского, и страшил прорыв под мостом, но думала она сейчас о том, что у неё появился шанс. Дядь Гора только что продемонстрировал, как надо быть бригадиром и управлять своей бригадой, и Маринке тоже хотелось попробовать себя в командовании.

Бригада опять замерла. Егор Лексеич зашарил взглядом по людям. Муха была права: мотолыге нужен командир — замена Холодовскому. И кого же ему назначить? Фудина? Больно уж он липнет к начальству — не самостоятелен… Матушкина? Шут гороховый. Калдея? Тупой! Муху?.. Егор Лексеич увидел, как распахнулись глаза у Маринки… Нет. Муха — девка с умыслом. Её нельзя.

— Серёжка Башенин будет, — постановил Егор Лексеич. — В тот раз он самосвал с горы на харвер скинул — значит, соображает. Доверю.

Серёга такого совсем не ожидал и даже раскрыл рот от удивления. И его окатила волна признательности к Егору Лексеичу. Хоть кто-то оценил его старания!.. Что ж, Маринка хотела, чтобы Серёга был непростым — вот он и станет непростым! Командовать мотолыгой — это серьёзно!..

Серёга с гордостью посмотрел на Маринку. А Маринка словно потемнела от злости. И Серёга понял, что должен отказаться — ради неё должен… Это командирство — вещь, конечно, приятная, но ведь он не просил, да и на хер оно ему не нужно… А как отказаться?! Егор Лексеич тут главный! Если он решил, то надо выполнять — бригадиру виднее… Серёга виновато завертелся на месте.

Маринка прожигала его взглядом. Она понимала правоту Егора Лексеича. Да, дядь Гора знает, что она справится лучше всех прочих, но она — девка, и кто будет её слушать? Калдей, что ли? Тётя Лёна? Урод Костик? Согласиться с дядь Горой Маринка не могла, а потому остервенилась на Серёгу: он виноват, что не возразил бригадиру и занял её место!

— Я не забуду, Башенин, как ты меня кинул! — шепнула ему Маринка.

— Всё, давайте на мотолыгу! — засуетился Егор Лексеич. — Серёжка — за руль!.. Муха, не тяни, заскакивай!.. Костян, матери помоги!..

Бригада полезла в транспортёр.

Егор Лексеич остановил Митю:

— А ты со мной поедешь на харвере!

Фудин уже задрал ногу на гусеницу и приподнялся в рывке, но спрыгнул обратно. Маринка, Матушкин и Серёга застыли на капоте.

— Это как это, шеф? — осторожно спросил Фудин.

Егор Лексеич мгновенно вскипел. Всё, в чём он убедил бригаду, вновь зашаталось, а сам он рисковал потерять авторитет.

— Да чё, блядь, опять не то?!

— Почему Митяй в харвере, если у нас безопасно?

— Да по кочану, блядь!.. Где мне надо, там он и сядет!

— А мы — под пули? — тонко крикнул Матушкин.

— Давайте я с ними поеду, — негромко предложил Митя.

— Заткнись! — отмахнулся от него Егор Лексеич.

Маринка сверху смотрела, как беснуется дядь Гора, и было понятно, что он оставляет при себе главные активы — харвер и Бродягу. Ни она, Муха, ни тётя Лёна в главные активы не попали. Обидно, конечно, однако не особо. По здравом размышлении она, Маринка, сделала бы точно такой же выбор.

— «Спортсмены» с моста не различат, кто в мотолыге, — неуверенно поддержал Егора Лексеича Серёга. — Не увидят, есть у нас Бродяга или нету…

— Ну дак чё его тогда в харвер-то? — упрямился Матушкин.

— Сюда иди, сука! Сюда встань!.. — заорал Матушкину Егор Лексеич, тыча пальцем в траву перед собой. — Отсюда мне скажи!

Матушкин, робея, сполз с мотолыги и встал перед Егором Лексеичем. Щетинистые морщины на его физиономии шевелились будто сами по себе.

— Скажи, что бригадир твой пиздобол! — надрывался Егор Лексеич.

— А чё Митяй не у нас-то?.. — беспомощно пробормотал Матушкин.

Егор Лексеич ударил его в скулу с таким чувством, будто Матушкин и правда его оскорбил. Матушкин кувыркнулся на землю.

Митя почувствовал, что и у него в груди закипает.

— Что вы мордобоем докажете, Егор Алексеич? — зло и громко спросил он. — Гарантий, что стрелять не будут, вы дать не можете! А «вожаки» только вам нужны! Войны-то ведь нет, чего скрывать?..

Егор Лексеич цапнул его пятернёй за лицо и толкнул назад — Митя тоже полетел в траву. А Егор Лексеич кинулся к Фудину, схватил за шиворот и почти забросил на капот мотолыги. Потом пинком поднял на ноги Матушкина.

— Всё! — прохрипел он. — Конец базару!

Маринка развернулась и молча полезла с капота мотолыги в отсек. Серёга — за ней. Фудин — за Серёгой, Матушкин — за Фудиным.