Серёга виделся с Маринкой недели три назад, в конце июня. В последних числах месяца обычно отоваривали талоны, и Серёга пошёл в гастроном на Ленинградской за водкой. Так-то он пил редко, дома уже скопилось бутылок пять, но не пропадать же талонам. И в очереди он заметил Маринку — недалеко от кассы. Он пристроился рядом, хотя дело, конечно, было не в длине очереди.
— Эй, парень, ты здесь не занимал! — недовольно загомонила очередь.
Возле Маринки Серёгу всегда охватывала какая-то дурацкая лихость — или угрюмая злоба, как тогда, когда он оставил Маринку Харлею.
— Это жена моя! — оборачиваясь, весело пояснил Серёга.
Маринка возмущённо фыркнула, сдув с глаз чёрную чёлку.
— Чё несёшь! — ответили из очереди. — Она ещё со школы!
Маринка только что окончила учагу и считала себя взрослой.
— Не со школы ни с какой! — отсекла она. — Стойте и не лезьте к людям!
— Хамка малолетняя! — сообщили из очереди.
Маринка и Серёга одинаково отвернулись, чтобы не связываться.
С Маринкой Серёга познакомился на комбинате. Он работал на скиповом подъёмнике, а Маринка тогда ещё училась: Типалов подсуетился, чтобы его племянницу приняли в группу бризолосинтеза, и потом Маринка получила бы непыльную должность оператора ректификационной колонны. В тот день из учаги привели экскурсию, чтобы показать производство. И Серёга сразу отметил эту девку с чёрным хвостом. Она напоминала вороного жеребёнка.
— Как выпускной отметила? — негромко спросил Серёга.
— Нормально, — Маринка жевала жвачку. — Напились все как дураки.
— А ты сама пила?
— Я-то немного. Не как эти.
— Что делать собираешься после учаги? — улыбаясь, допытывался Серёга. — На комбинат пойдёшь? Оператором?
Серёга знал, что комбинат Маринка ненавидит. Вернее, презирает.
— Не пойду я туда! — Маринка строптиво махнула хвостом.
— Егор Лексеич ради тебя столько жоп там вылизал.
Егор Алексеич Типалов, Маринкин дядя, заменял ей отца.
— Да мне пофиг! Я для него эту долбаную учагу закончила, и хватит!
— Работать-то надо, — заметил Серёга. — Или хочешь у дяди на шее сидеть?
— На комбинат говно варить я не пойду!
Серёга даже обиделся. Бризол — не говно, а главное топливо в мире!
— Я же варю — и ничё, — глупо сказал он.
— Ну и вари, кому ты нужен! — Маринка гневно надула пузырь из жвачки.
«Кому ты нужен?» — повторил про себя Серёга. Вот Маринке-то он как раз и не нужен, потому что работает на комбинате, а не Бродяга, как Харлей.
Маринка не хотела смиренно оттрубить всю жизнь оператором. Серёга знал, о чём она мечтает. Мечтает быть красивой, опасной и загадочной: ездить в командировки, на вездеходе ломиться сквозь дикие чащи, стрелять с борта по комбайнам… Мечтает командовать грубыми и крутыми бойцами. Конечно, командировки — это хороший заработок, но Маринке нужны вовсе не деньги; она хочет жить интересно и рисково, как её дядя. Она хочет увидеть тот страх, что таится в лесах, по которым упрямо пробираются отчаянные бригады, хочет испытать себя на прочность и, ясное дело, победить. Она же лучше всех.
Их очередь придвинулась к прилавку. Серёга достал свои два талона и соединил их с тремя талонами Маринки — на неё, на мать и на Типалова.
— Десять бутылок им, — бросила продавщица мужику-разнорабочему и отсчитала сдачу — сорок рублей.
Мужик сноровисто выставил на прилавок десять бутылок.
— Говорил, только за себя с женой берёшь! — заметили Серёге из очереди.
Ничего такого Серёга не говорил.
— Так ещё за детей! — буркнул он.
Маринка засмеялась. Она уже забыла спор.
У крыльца гастронома Серёга перераспределил груз: себе — две авоськи по четыре бутылки в каждой, Маринке — лёгкую авоську с двумя бутылками. На площади, лязгая, поворачивал трамвай. Вдали, в перспективе улицы, была видна синяя река, а за ней — промышленные башни, трубы и дымы бризолового комбината. С тополей вдоль по тротуарам ветерок нёс белый пух.
У Маринки в кармане короткой курточки закурлыкал телефон.
— Приве-ет, — певуче произнесла Маринка, делая Серёге знак подождать.
Телефон у Маринки был розовый, девчачий, с какими-то звёздами.
По голосу Маринки Серёга мгновенно догадался, что звонит Харлей. И Серёгу тотчас окатило ненавистью. Серёга, будто играя, наклонился поближе к Маринке, чтобы слышать соперника. Маринка сделала страшные глаза — «Мешаешь ведь!» — но не отстранилась: пусть Серый слышит. Маринка не дразнила его, а просто хвасталась своим крутым мужиком.
Раньше Серёга ломал голову: если Маринка трахается с Харлеем, почему тогда не отошьёт его, Серёгу? Неужели не понимает, с какой целью Серый упорно ходит вокруг неё? Но потом Серёге стало ясно: Маринка — та ещё поганка. С подружками ей скучно, потому что подружкам любопытна не она сама, а Харлей — парень с деньгами, к тому же загадочный Бродяга. А Серому на Харлея положить с прибором. Серому важна только Маринка. Что она думает, что чувствует, что делает, о чём мечтает… Ради такого преданного и честного восхищения Серёги можно смириться и с его приставаниями.
— Я шестого числа вернусь, — звучал в трубке голос Харлея. — Мотоцикл на автобазу отгоню, помоюсь, и заваливайся вечером на хату.
— Ла-адно, — жеманно согласилась Маринка.
Тогда Серёга и подумал: надо убить Харлея, сколько ещё терпеть такое!
— Ты чего подслушиваешь? — весело спросила Маринка, убирая телефон.
— На хера тебе этот Харлей? — желчно ответил Серёга. — Он же через пять лет с концами в леса свалит, как все Бродяги. Как твой батя.
Маринка непокорно мотнула хвостом:
— Может, не свалит? Может, не через пять лет?
Серёга плюнул на тротуар, выражая своё мнение о глупости Маринки.
— Ты же всё равно его не любишь! Тебе не западло с ним спать?
Маринка передёрнула плечами: чё за глупости?
— Ты не врубаешься, Серый, — снисходительно сказала она. — Как ты, на комбинате я работать не буду! В жопу комбинат! В жопу соцгород! Харлей дядь Гору нагнёт, и я, короче, на командировки буду ездить, как тётя Лёна.
Серёга знал, что Егор Лексеич берёт в командировки свою любовницу.
— И денег больше, чем на комбинате, и вообще.
— Лексеич будет против, — не поверил Серёга. — Не нагнёт его Харлей.
— Нагнёт. Бродяга всегда бригадира нагнёт.
Люди, что шли по тротуару навстречу Серёге и Маринке, смотрели на них неодобрительно: такие молодые — и столько водки несут.
— Если дядь Гора откажется, мы с Харлеем на другую бригаду свинтим. Бродяги всем нужны. А Харлей нашёл целый лес «вожаков» на Ямантау. Он мне с телефона сказал. За лес «вожаков» дядь Гора на всё согласится.
— Ну ты и красава! — признал Серёга с осуждающей похвалой.
Маринка всех заставит подчиниться своему желанию: Харлея — койкой, дядю-бригадира — Харлеем. А Серёге смяло душу давнее горькое ожесточение. Командировки — это херово, можно и не вернуться. И денег за них не так уж много платят. Маринка ни шиша не соображает.
— Ямантау — гиблое место.
— Комбинат — гиблое место.
— В лесу — радиация и чумоходы, — упорствовал Серёга. — На Ямантау — объект «Гарнизон», а там всё заминировано, и никто туда не суётся.
— Фигня, сказки это! — насмешливо заявила Маринка. — Харлей разведал дорогу на Ямантау. А в «Гарнизоне» вообще городские торчат. Которые «зелёные». Они там какие-то опыты делают. Харлей с ними познакомился.
— И чё, никак тебя не отговорить? — Серёга ещё не потерял надежду.
Маринка закатила глаза — «Ну, придумай что-нибудь, если ума хватит».
— Когда вы уезжаете?
— Дней через пять или через неделю. Харлею отдохнуть надо, а дядь Гора бригаду соберёт и мотолыгу подремонтирует.
— И сразу на Ямантау?
— Угу! — кивнула Маринка. — Харлей сказал, что там «вожаков» — каждому с бригады по косарю отстегнут. Зашибись!
За косарь Серёга на комбинате три месяца вкалывал.
— Слушай, Марин, я тебя нормально же прошу, — вздохнул Серёга. — Забей на всё — на Харлея, на командировки… Ну гнилая тема же.
Маринка снова надула пузырь из жвачки.
— А чё ты мне взамен предложишь, Серый?
Кроме себя, Серому предложить было нечего, а он — это не круто.
От трамвайной остановки им навстречу шли два парня, оба возраста Маринки, то есть года на три помладше Серёги. Один — в спортивном костюме и заметно косоглазый, другой — голый по пояс, в чёрных очках и с крупной золотой цепочкой на шее. Серёга с одного взгляда уловил их внутреннюю слабость: спортивный типа как демонстрировал, что он качок, отвлёкся от железа на тренировке, а полуголый показывал, что он весь на расслабоне.
— Не хило водясиком-то на двоих затарились, — заметил косоглазый.
— Поделись по-братски, — нагло добавил тот, что с цепочкой.
— Вали! — отмахнулся Серёга.
— На чужом районе не бурей, — с угрозой сказал полуголый с цепочкой.
Серёгу душила злоба на Маринку, точнее на свою судьбу. Он осторожно опустил на асфальт звякнувшие авоськи и, оскалившись в улыбке, жестом указал парням на бутылки: угощайся, прошу!
— Ты чё, без байды? — хохотнул косоглазый.
— Да нам хватит, пацаны. Берите по одной.
Эти шпанюги были уверены, что предъявили себя правильно и на районе они хозяева, а чужак вправду отдаст им водку. Тот, который с цепочкой, сделал шаг к Серёге и наклонился к бутылкам. Серёга сразу ударил его снизу в солнечное сплетение. Парень, хрипя, согнулся ещё больше, и Серёга пнул его в голую грудь. Парень осел на асфальт.
Косоглазый проворно отскочил.
Маринка спокойно смотрела на драку и жевала жвачку.
— Двигаем, — хмуро сказал ей Серёга. Ему стало полегче.
Он поднял авоськи и прошёл мимо косоглазого.
— Ответишь! — уже в спину ему крикнул косоглазый. — Мы тебя вычислим!