В мотолыге опять было тесно — в отсек загрузили трофеи: мотопилы, генератор и канистры из погибшего «танка», ящики с боеприпасами и сумки с продуктами. Щука и Костик сидели у заднего борта друг против друга; Костик с грозным видом держал на коленях автомат, перекинув ремень через шею, а Щука нагло улыбалась. Рядом с Костиком разместились Серёга и Маринка, рядом со Щукой — Митя и Матушкин. Два «спортсмена» втиснулись в закуток возле дизеля; Фудин вёл машину, Калдей занял кресло штурмана.
Мотолыгу качало и потряхивало, хотя в целом она ехала ровно: старая техническая трасса, раздавленная тяжеленными самосвалами, зарастала плохо — только жидкими кустами. Но мимо бортов плыли мощные стволы сосен.
Мотолыга неожиданно повернула, сдирая гусеницами дёрн, и оказалась на просеке — той самой, которую вчера бригада Егора Лексеича расчищала под руководством Маринки. Просека соединяла портал, где заканчивалась ветка железной дороги, и площадку с ракетными шахтами. Мотолыга покатилась направо, в сторону портала и капонира, — к новой базе Егора Лексеича.
Маринка навалилась плечом на кожух двигателя и закрыла глаза, чтобы не смотреть на Митю. Митя понимал, что она до сих пор видит в нём Харлея, видит что-то чужое, противоестественное, краденое, и никуда от этого уже не деться. Но со своими страхами Маринка пусть разбирается сама. Митя глянул на Серёгу, и тот легко прочёл безмолвный вопрос: удалось ли уговориться на побег? Перед выездом Серёга долго шептался с Маринкой.
— Всё пучком будет, — вслух заверил Серёга.
Костик покосился на него с подозрением.
— Слышь, Митяй, — обратился он, чтобы перебить общение братьев, — а много ваши мудаки платили Алабаю?
Костика точило сожаление, что дядя Егор пристрелил Алабая, не выяснив про деньги от «гринписовцев», которые Алабай готов был отдать.
— Мудаки — это вы, — спокойно поправил Митя; он бесконечно устал от быдлячества лесорубов. — А в миссии «Гринписа» люди порядочные.
— Ну да, ага, — не обидевшись, ухмыльнулся Костик.
— Туда не за деньгами идут… — Митя говорил медленно и задумчиво. — Там не те, кто убивает, ворует и рушит. Там за правду готовы под арест и в лагеря. Вы даже представить не можете, что такие люди существуют. А они строят будущее — из того, что вы тут наворотили со своими войнами.
На Костика эти слова не произвели никакого впечатления. У Маринки упрямо ожесточилось лицо — Маринка ничего не желала знать от Мити. А Серёга возмутился — как бы против воли, но возмутился:
— Да чего они тут строят? Тут только лес да машины психованные!
— Я вам даже объяснить не могу — вы невежи! — ответил Митя. — Что вам скажет формулировка «транспозиция нейлектрических контуров»?
— А ты по-человечески!.. — упорствовал Серёга.
Матушкин внимательно слушал Митю.
— Транспозиция нейроконтуров — это перенос личности. Срастание любых организмов. Управление природой. Объединённый разум Земли…
Митя видел, насколько пусты и бесполезны его слова. Понимать смысл — этого мало. Надо, чтобы смысл был важен, востребован. А зачем этим людям информационное бессмертие или управление природой? Зачем объединённый разум планеты? Что делать с этими возможностями? На сковородке их не пожарить, спину ими в баньке не потереть и в автомат не зарядить!
Практическую пользу из Митиных слов извлекла только Щука.
Пока Костик пялился на Митю, она тихонько вытащила из ящика под собой банку с тушёнкой — и, привстав, с размаху ударила ею Костика в лоб. Всплеснув руками, Костик отлетел к борту мотолыги. Щука бросилась к задней стене железного короба, сдвинула засов и распахнула дверку.
— Винтим отсюда! — крикнула она Мите и Серёге. — Сами же хотели!
Она всё рассчитала. Стрелять способен только Костик. Витюра — дристун, алабаевцы — без оружия; Фудин и Калдей — впереди, пока ещё до них шухер дойдёт… Надо вырубить малого — и путь открыт.
Никто Щуку не просил устраивать побег, ни с кем она не советовалась — просто ей показалось, что так будет зашибись.
Митя впился взглядом в Серёгу. Серёга, встрепенувшись, посмотрел на Маринку. А Маринка молча отстранилась от него. Она не хотела бежать. Во всяком случае — с Митей. Ошарашенный Серёга на мгновение застыл, а потом перевёл глаза на брата. И в глазах у него горело отчаяние.
— Беги сам… — сказал он.
Щука юркнула в проём, зиявший в железном коробе, и соскочила наружу. Митя метнулся за ней. Второго шанса у него не будет. Щука спалила их с Серёгой. Если он сейчас останется, то его просто свяжут и плотно возьмут под контроль — Типалову нужен Бродяга. А Серый… Что ж, это его выбор.
Митя на ходу спрыгнул с невысокой кормы транспортёра и упал в траву. Прыжок отозвался острой болью в животе, но Митя сразу поднялся и побежал по просеке — впереди мелькала удирающая Щука. Из перспективы просеки сквозь растрёпанные кроны деревьев слепило вечернее солнце.
Мотолыга уезжала дальше: Фудин, водитель, ничего не знал о том, что произошло в десантном отсеке, и ничего не слышал за шумом двигателя. А Костик, ошеломлённый ударом, размазал по морде кровь из рассечённого лба и, пошатываясь, встал. Толком не соображая, он вскинул автомат и выпустил очередь по беглецам. Серёга накинулся на Костика всем телом и повалил на ящики, где только что сидели Щука и Митя. В закутке у дизеля засуетились алабаевцы, и один из них полез к Фудину, чтобы сообщить о побеге.
Митя даже не понял, в каком месте его прорезало болью. Он схватился за живот, под рукой хлюпнуло что-то мокрое — лопнувшая рана от ножа. Ладонь была в крови, но не красной, а бурой, с зелёными волокнами. И через спину в грудь Митю пронзило странное ощущение чужеродности. Митя догадался, что прошит пулей навылет — от лопатки сквозь лёгкое. Ему показалось, что он — лодка с пробоинами: как вода, его заполняет неподъёмная слабость, и всё тело тягуче заныло от каждого движения. Теряя силы, Митя ещё бежал, но плечи и ноги наливались каменной тяжестью, и Митя, задыхаясь, перешёл на шаг.
Словно сочувствуя Мите, лес расступился перед ним. Впереди светлела знакомая поляна: ядрёный сосновый строй на крутом склоне Ямантау, а в нём — замурованная потерна; брошенный трал, заросший травой; развалины зданий с дырами окон и кустами на кровлях; обломки плит в мелких зарослях… В центре пустыря зияли две громадные ракетные шахты, затопленные бризолом; рядом лежали сдвинутые бетонные крышки. На краю дальнего колодца висел раскоряченный харвер… Однако мир вокруг Мити будто поблёк: его краски, прежде яркие и насыщенные, теперь содержали больше объёма, чем цвета. Всё потеряло материальность, сохранилась только бестелесная форма.
Митя упал на колени. Голова не соображала. Земля куда-то плыла.
Щука быстро трогала Митю ловкими пальцами воровки.
— Э-э, бля, подстрелили тебя, — охнула она.
— Дотащи до входа в миссию… — еле сумел попросить Митя.
— Не-е, тогда меня саму словят, — бесстыже отпёрлась Щука. — Извини, кореш, не фартовый ты… Зашкерься куда, глядишь, не заметит погоня… А я додикам с бункера замажу за тебя, вдруг помогут?.. Короче, давай!
И она полетела дальше.
Митя постоял на четвереньках и усилием воли снова поднял себя на ноги — медленно, точно боялся расплескать сознание. За эти сутки он уже второй раз вот так вот падал — и вставал. Нет, он не сдастся. Если он снова угодит в лапы к Типалову, то его перебинтуют, накачают чем-нибудь и вынудят искать «вожаков». Калдей на руках его носить будет, а Типалов начнёт угрожать: брата убью, Маринку убью… Хватит этой погани… И хватит убегать от людоеда.
Мотолыга выкатилась на поляну, сминая мелкие деревца. И Фудин, и Костик, что торчал у Фудина за спиной, и Калдей, и Серёга, взобравшийся на кожух двигателя, — все они среди заросших развалин тотчас увидели Митю. Сгорбившись, он брёл к харверу, что застрял на краю ракетной шахты. Под вечерним солнцем блестели задранный задний корпус комбайна и шарниры его коленных суставов. Лапа комбайна с разинутым чокером шарила в воздухе над Митей, но не могла его нащупать. И Серёга тотчас вспомнил, что Маринка сказала, будто чумоходы не трогают Бродяг. Похоже, и правда не трогают…
Митя перелез борт колодца, вскарабкался на корпус харвера и пропал из виду. Фудин тормознул мотолыгу возле какой-то бетонной коробки.
— Он что, в кабину забрался? — спросил Костик в злобном изумлении.
— В кабину, — подтвердил Фудин.
— Да как так-то — в чумоход?..
— Загадка природы, Константин, — авторитетно объяснил Фудин.
Больше спешить было некуда. Митрий никуда уже не денется. Фудин, Костик, Калдей, Серёга, Маринка, Матушкин и оба алабаевца спустились из мотолыги на землю. Яростно пылало низкое солнце, стрекотали кузнечики.
— Слышь, командир, как нам к тебе обращаться? — поинтересовался у Фудина один из алабаевцев.
— Михаил Георгиевич, — с важностью сообщил Фудин.
— Давай мы с Лёнькой тебе обратно Ведьму приведём. Скорее всего, она надеется укрыться в «Гарнизоне». Кукует там у входа. Это недалеко отсюда.
— Чё, хотите сами вместе с ней смыться, да? — ухмыльнулся Костик.
— Хотели — давно ушли бы, — пренебрежительно ответил «спортсмен». — Из тебя охранник — никакой. Ты же прохлопал Ведьму с Бродягой.
Морда у Костика была перемазана кровью, но никто его не боялся.
— Учёные не пускают посторонних к себе в катакомбы, — сказал другой алабаевец. — Ведьма этого не знает. Она же у нас новенькая.
— Оружия вам я не доверю, — свысока предупредил Фудин.
— Не надо оружия. Голыми руками её скрутим.
— Тогда даю вам времени до темноты.
Алабаевцы повернулись и двинулись к лесу.
Фудин, Костик, Серёга и Матушкин направились к шахте.
Стены колодца растрескались, поросли мхом и лишайником, арматура заржавела. Буро-зелёная болотная жижа, заполняющая шахту, казалась живой, да она и была живой — с ряской и тиной, с пузырями, с пучками редкой травки на плавающих гнилых комьях. Харвер висел прямо над жижей, запутавшись ногой в монтажной лесенке. Поймав радаром людей, он загудел громче, заворочался, задёргался; ручища с чокером то вытягивалась, то складывалась.
Серёга смотрел на мутные стёкла кабины, пытаясь увидеть за ними брата, но не мог ничего различить. Он попытался представить, как Митя сидит там в дикой зелени, одинокий и затравленный, и почему-то его охватила тоска. Почему-то ему стало ясно, что Митька не выйдет из этой кабины никогда.
— Ёбнуть по нему с базуки, и всё, — азартно предложил Костик.
— Шефу Бродяга живым нужен, — возразил Фудин.
— А если чокер отстрелить? Тогда Митяя можно за шкирку вытащить.
— Из автомата чокер не повредить, — подумав, рассудил Фудин. — А из базуки — не попасть. Тем более, чокер вон как мотается.
— Да я попаду, говно вопрос! — упрямился Костик.
Никто не стал с ним спорить.
Серёга заметил, что Матушкин глядит на харвер со странной надеждой.
— Ты чего, Витюра? — негромко спросил Серёга.
Матушкин не ответил, отвернулся и молча пошагал к мотолыге.
— Сдулся Витюра без своей прошмандовки, — хохотнул Костик.
— Зато ты вонью надут — аж травит по щелям.
— Я тебя убью, Башенин! — от всего сердца пообещал Костик. — Как дядя Егор даст добро, так сразу и убью!
— Прекратите! — начальственно поморщился Фудин. — Дисциплины у вас нет никакой!.. Судя по всему, Бродягу нам не достать. Против харвера только харвер нужен, — Фудин вынул телефон. — Придётся шефа сюда вызывать.