Утром, ещё до завтрака, Алёна аккуратно упаковала в большие коробки все припасы городских. Получилось внушительно, хотя на деле большая часть трофеев оказалась ерундой: чипсы, конфеты, снеки, пакетированные каши, крекеры, газировка, фрукты в плёнке, нарезка и разная мелочь. Реально полезной добычей были мясные консервы, колбаса, сублимированное молоко и бутылки с вином — это в Магнитке продавали только по талонам, да и то не всегда. Впрочем, надолго бригаде такой жратвы всё равно не хватило бы.
— А ребятам мы ничего покушать не оставим? — спросила Алёна.
— За ними через день уже прилетят, — ответил Холодовский. — Перебьются чаем с печеньками, от голода не умрут.
Костик, Серёга, Фудин и Матушкин утащили коробки в мотолыгу. Под руководством Холодовского в мотолыгу осторожно переместили и автоклав со взрывчаткой. Детонаторы Холодовский прибрал себе.
Завтракали не торопясь, с удовольствием. В окошки камбуза ярко светило солнце, его косые лучи горели на посуде. Добродушная Алёна приготовила и для городских: разложила геркулес со сгущёнкой в пластиковые контейнеры, и Талка унесла их в каюты, где под замком сидели пленники.
До обеда было свободное время. Занятия не нашлось, и решили сыграть в подкидного. За стол в кают-компании сели вшестером: Калдей повалился на диван, Вильма, как обычно, куда-то исчезла, а Алёна играть не захотела.
— Я же доверчивая, — оправдалась она. — Вы меня обдуете.
Холодовский тасовал колоду и следил за порядком. Вид у него был умный и строгий, Талка робела и поглядывала на него заискивающе.
— Если я лажать начну, поправите? — спросила она у Холодовского.
— Весь смысл игры, что каждый за себя, — сухо ответил Холодовский.
Матушкин видел, как Талка клеится к другому, и принялся балагурить.
— Я помогу, Наталья! — заявил он. — Мне и так с карт не везёт, помочь не в ломы! Главное, помни — даму король кроет! Козыри крести, дураки на месте! Если фарт, не шельмуй! Дала с туза — не пучь глаза!
Костик довольно хохотал, словно Матушкин шутил для него.
Серёге было скучно без Маринки, он хотел поскорее убить время.
— А Сундук, где бригадира подбираем, это что? — спросил Фудин.
— Гора, — кратко уронил Холодовский.
Игра шла с ленцой, без огня. Матушкин время от времени бесцеремонно заглядывал Талке в карты и тыкал пальцем, поясняя, что лучше сбрасывать.
— Был валет — и больше нет! — не унимался он. — Без бубей хоть хуем бей!
— Ох, Витька, — вздохнула Алёна. — Ведь при женщинах маты говоришь!
Кон завершился, проиграла Талка. Матушкин был смущён. Холодовский начал тасовать колоду. Талка смотрела на его пальцы — длинные и сильные.
— Ещё кон — и пойду городских проведаю, — сообщил Холодовский.
— А чего их проведывать? — не понял Матушкин.
Холодовский тщательно и спокойно раздавал карты.
— Хорошо живут. Надо поучить напоследок, как жизнь поворачивается.
Костик испытующе уставился на Холодовского и наконец сообразил.
— Я с тобой! — широко ухмыльнулся он.
— А шеф не заорёт потом? — осторожно поинтересовался Фудин.
— Ему без разницы, — сказал Холодовский.
Они продолжали играть, точно замысел Холодовского был совершенно нормальным и обычным делом: доиграют — и сделают его, торопиться некуда. А Талка растерялась. Глаза её заполнились тёмной водой обиды. Неужели Холодовский не распознал её намёков, не увидел её? Неужели принудить кого-то ему интереснее, чем получить всё то же самое, но по желанию, любовно? Талка задыхалась. Она даже забыла о картах — и опять провалила кон.
— Ты чего совсем-то затупила, дева? — рассердился Матушкин.
Талка молчала, глядя на Холодовского как побитая собака. Матушкин почувствовал, что стряслось что-то неладное, и заметался мыслями.
— Хочешь, покажу, как ты играешь? — спросил он у Талки, чтобы вернуть ей прежнее лёгкое настроение.
— Покажи! — через стол охотно согласился Костик.
Матушкин, ощутив себя в своей стихии, тотчас преобразился: расправил плечи, сел торчком, как сидела Талка, и слепил на своей физиономии задорно-виноватое лицо Талки. Схватив карты в обе руки, он голосом Талки сказал:
— Мамочка моя, сразу два короля выпало, блондин и брунэт!.. Мущщины-то какие красивые, аж в грудях взопрело! За кого замуж выходить девушке?..
Костик и Серёга заржали, Фудин тоже затрясся в мелких смешках, Алёна спрятала улыбку, а Холодовский словно ничего не заметил.
Талка густо покраснела.
— Мудак ты, Витюра! — тихо произнесла она.
Ни на кого не глядя, Талка выбралась из-за стола. Матушкин сжался, будто Талка могла его ударить, но она пошла прочь из кают-компании.
— Чё, Витёк, сказал — как в лужу пёрднул? — осклабился Костик.
Матушкин тоже выбрался из-за стола и тоже пошёл прочь — за Талкой.
— С нами-то не хочешь? — в спину ему крикнул Костик.
А Матушкин в коридоре почти побежал.
— Ну подожди, Наталья! — позвал он. — Я же шутя!..
Талка скрылась в своей каюте и захлопнула дверь.
— Сергей, а ты что надумал? — спросил Фудин.
Серёга как раз об этом и размышлял. Почему бы и нет?.. С Маринкой у него уже дважды обломалось… Хотя ведь не Маринка его отшила! С другой стороны — всё равно обломалось… Тех городских девок-партизанок Серёга видел только мельком, но успел зацепиться взглядом за одну… Серая мышка в очках… Заучка… Профессорша… У Серёги таких умненьких никогда не было. Ему казалось, что такие девки на самом деле — просто огонь…
— Мы не скажем твоей Марине, — покровительственно пообещал Фудин.
— Говна-пирога! — горячо не согласился Костик. — Я обязательно скажу!
Ему приятно было подгадить Башенину: на Башенина Маринка смотрела, а на него, на Костика, нет. Пусть Башенин хапнет радости.
— Уговорили, не пойду, — отказался Серёга.
Ему неудобно было перед Маринкой, и ничего тут не изменить.
— Тогда помоги, — неожиданно попросил Холодовский. — Возьми автомат и проконтролируй каюту с парнями. Они могут дверь выбить.
— Деев вон на стрёме постоит, — отбрыкнулся Серёга. — Он уже належался.
— Отъебитесь, — с дивана буркнул Калдей. — Это без меня.
— Николай один среди вас приличный отыскался, — с укором сказала всем Алёна. — Вот и ты, Костичек, с него пример бы брал.
— Да чё ты, мам! — зашипел Костик.
По длинному железному коридору драглайна Холодовский шагал первым — уверенно и неотвратимо, будто делал какую-то важную для всех работу. Фудин и Костик шли за ним. Серёга с автоматом замыкал группу.
Двери в каюты партизан были заперты: в петли замков попросту всунули большие болты с гайками. Серёга остановился возле ближней двери — идти дальше он не хотел, это как окунаться в отравленную воду. А Холодовский действовал неторопливо, упрямо и без нервов. Он свинтил гайку, вытащил болт, положил его на пол, открыл дверь и ступил в каюту. Серёга даже не стал смотреть в ту сторону. Ну на хер. Ебанутая затея.
Из маленького окна каюты было видно необыкновенно много — как на картине: луг, залитый солнцем, речка, лесное море и дальние горы под ярко-синим небом. Две девчонки, вскочив, попятились к стене. Лица у них поплыли.
— Что вам нужно? — срывающимся голосом спросила одна.
— Отвечать вам придётся, — рассудительно, даже с сочувствием пояснил Холодовский. — Для вас, городских, мы не люди. С нами как угодно можно обращаться. Мы же тупые работяги. Гоним бризол за китайскую лапшу, а вы-то, городские, знаете, как жить. Ну, теперь обраточку получите.
— Вы не посмеете!..
— Почему? — спокойно удивился Холодовский. — Вы же посмели.
— Мы ничего не сделали!..
— Делаете, только не понимаете.
— Пожалуйста, не трогайте нас! — заплакала вторая девчонка, в очках. — Прошу вас!.. Пожалуйста!.. Хотите, я на колени встану!..
— Встанешь, — заверил Холодовский. — А сейчас обе раздевайтесь.
В проёме двери, глядя на девчонок, теснились Фудин и Костик. Фудин злорадно улыбался, а Костик горел от восторга.
Серёга слышал, как девчонки в каюте закричали и зарыдали, сдвинулось что-то большое, что-то упало. Серёга завертелся на месте. У него был автомат, он легко сумел бы всё прекратить, но яснее ясного понимал, что вмешиваться не будет. Нельзя против своих. Ничего с теми девчонками не случится. Не целочки же они, если с парнями сюда приехали. И никто их не убьёт.
В каюте, которую охранял Серёга, тоже началась возня. Парни гневно заорали, принялись колотить в стены и в дверь — она злобно залязгала. Серёга перехватил автомат и тоже ударил в дверь прикладом.
— Завалите там ебала свои! — рявкнул он. — Всех перестреляю!
— Прекратите! — доносилось из-за двери. — Скоты!..
Серёга сейчас сам себе был противен до сблёва, и неплохо было бы, чтобы парни вырвались, — он бы отвёл душу, отхуярив кого-нибудь по полной.
— Давай, сломай дверь! — крикнул Серёга. — Чё не ломаешь-то? Не хочешь выйти?! Взаперти безопаснее, никто не угондошит, да?!
Серёге хотелось, чтобы те, за дверью, оказались хуже него. Типа не он — подонок, а городские — бакланы и ссыкуны. Направляясь за Холодовским, он прикидывал, что как-нибудь потом понтанётся перед Маринкой: мол, все пошли к залётным блядям, а он не пошёл, потому что любит её, Маринку, вот такой он верный. А сейчас Серёга глядел на дверь, прыгающую в стальной раме, слышал крики девчонок и осознавал, что будет молчать как рыба.
По металлическим лабиринтам драглайна все звуки раскатывались гулко, будто в барабане, и до каюты Вильмы тоже доносились женские крики и мужская ругань. Вильма прекрасно поняла, что творят мужики из её бригады, но Вильму это не тронуло. Мужики возьмут своё и оставят городских девок в покое, а девки поплачут и утрутся. Сама Вильма поначалу тоже плакала и утиралась, а потом ей стало всё равно. Не побили — уже хорошо. Зато в такой момент никто не услышит, что нелюдимая Вильма с кем-то разговаривает.
На телефоне Вильма по памяти набрала номер Алабая. Сейчас она звонила без видео, словно так было менее заметно.
— Алло, это я, — тихо сказала она. — Раньше позвонить не могла…
Вильма смотрела в окно и прикрывала рот ладонью.
— Вы сейчас где? — спросил Алабай.
— Мы на экскаваторе с Арского камня… На Банном в бригаду Бродяга приехал. Не знаю, откуда он взялся… С новеньких. Зовут Дмитрий Башенин.
— Фотку пришли, милая.
— Пришлю.
В дверь каюты кто-то толкнулся.
— Не могу больше говорить — стучат… — прошептала Вильма. — Пока!..
— Целую тебя, мышонок, — ответил Алабай. — Скоро вместе будем!
Вильма спрятала телефон и торопливо открыла дверь. В каюту вошёл Калдей, и сразу стало тесно — Вильма поневоле села на койку.
— Там девок ебут, — недовольно пробурчал Калдей.
— Так туда бы валил, — Вильма глядела на него снизу вверх.
Калдей принялся расстёгивать ремень на штанах.
— Возиться ещё с сучками…
Вильма поняла, что Калдею просто лень участвовать в изнасиловании. Хлопотно же, суетливо, неудобно: девки рыдают, сопротивляются, кусаются и царапаются… А она — удобная. Покорная. Вот Калдей и припёрся.
— Вставай раком, — распорядился он.
Вильме было о чём думать, пока над ней сопел этот боров. Она не забудет о скотстве Калдея: она обязательно попросит и Алабай — она не сомневалась в этом — убьёт и Калдея тоже, когда явится убивать бригадира Типалова.