Время, оказывается, не застыло на месте, и солнце сдвинулось под уклон небосвода. Оно ещё не начало краснеть, но отяжелело, и всё вокруг обрело свою тень — каменные глыбы, машины, люди. Восточные склоны холмов стали рябыми, и выявилась фактура отвалов — их сыпучесть, выпуклость, объём.
Изуродованный «инженерный танк» покрылся налётом осевшей пыли, словно бы уныло проторчал в этой лощине уже сотню лет. А харвер выглядел как новый: технологичный, сложный, отсвечивающий гладкими корпусами из ситалла. Это были машины разных поколений — грубая и варварская механика против тонкой и жестокой электроники, и не мудрено, что «танк» проиграл.
Война бригадиров завершилась разгромом Алабая. Дело было не в гибели «танка». У Алабая осталось всего два бойца плюс Вильма и Щука. С таким войском не повоюешь. Егор Лексеич сам удивился, как мощно он расправился с противником — разбил наголову. Что значит опыт. Понторез Алабай связался с тем, кто ему не по зубам. И теперь его бойцы сидели на камнях возле «танка» не столько подавленные поражением, сколько смущённые своей открывшейся глупостью. Зачем они поверили Алабаю? Он же щенок перед Типаловым!.. Одной лишь Щуке всё было похер. Она весело улыбалась и Егору Лексеичу, и его людям — старым знакомым. Дескать, круто опять встретиться, кенты.
— Недооценил я тебя, Егор Алексеич, — дружелюбно признал Алабай.
Он держался так, будто все они участвовали в каком-то соревновании и Типалов победил, однако в остальном они равны и друг другу не враги. Егор Лексеич понимал, что это форма защиты. Алабай боится и как бы наводит его, Типалова, на мирный настрой: дескать, разойдёмся по-спортивному.
— Что делать будешь, чемпион?
Егор Лексеич стоял над сидевшими пленниками, заложив руки за спину.
— Тебя — вальну, — сказал он Алабаю, — про других ещё не решил.
Алабай засмеялся, точно оценил хорошую шутку.
Возле мотолыги Матушкин возился с бризоловой плиткой: ему поручили сделать кофе. Алёна разбирала кучу продуктов — трофеи из «танка». Калдей что-то жрал из пакетика, чипсы или орешки. Костик и Фудин с автоматами в руках охраняли пленников. Фудин смотрел на них назидательно, а Костик нетерпеливо переминался: ему любопытно было, как дядя Егор убьёт Алабая.
— Слушай, командир, возьми нас с Тимуром к себе, — обратился к Егору Лексеичу один из «спортсменов». — Мы же тут за деньги, а не за идею, — боец хмуро глянул на Алабая: — Извини, конечно, Эдик.
— Без обид, Лёнька! — охотно согласился Алабай.
Вильма, закрыв глаза, прижималась к его плечу. Казалось, она ничего не слышит, ни во что не вникает — она просто счастлива быть рядом.
— Откуда я знаю, что вы мне подляну не кинете? — спросил Егор Лексеич.
— Да накидались уже…
— Ну-ну.
— И меня тоже возьми, начальник! — подсунулась Щука.
Егор Лексеич не удостоил её ответом.
Маринка с перевязанным бедром лежала в мотолыге на ящиках и ни о чём не думала. Душа у неё опустошилась. Маринке требовалось время, чтобы понять, как она теперь относится ко всем — к дядь Горе, к Серёге, к Митьке, к бригаде… И к командировкам тоже. Все её обманули, всё было не так.
А Митя с Серёгой примостились на большом валуне и наблюдали. Обоим им было ясно, что Егор Лексеич кончит Алабая. Митя не испытывал никаких чувств: просто два паука грызутся в банке. Серёга же мрачно курил. Бригадира «спортсменов» он не жалел. Там, на щебёночном заводе, Алабай избивал его с явным удовольствием — хвастался приёмчиками. Но сейчас Серёгу что-то давило изнутри. Ему словно бы стало тесно на этих просторных отвалах. Чё, вот так, что ли, жить-то надо — мочить друг друга, драть бабки, пиздить, нагибать, наёбывать… Чё, по нормальному-то нельзя? Волчары они, что ли? Маринку вон дядя подранил и на смерть послал… Да и его самого тоже…
Егор Лексеич протянул руку, и Фудин передал ему автомат.
— Может, этих двоих заставить, шеф? — он кивнул на пленных.
— Заткнись.
Егор Лексеич знал, что городские отличаются от лесорубов. Городских нельзя повязывать кровью. Городские не хотят запачкаться. Если вынудить их грохнуть своего бригадира, то потом они легко грохнут и чужого — то есть его, Типалова. Что ж, пусть чистенькие бегают. Верней служить будут.
— Ладно, Алексеич, напугал — и довольно, — забеспокоился Алабай; он ещё надеялся выжить и сохранить лицо. — Давай торговаться.
— Торговаться? — удивлённо хмыкнул Егор Лексеич.
— Я тебе сдам сделку с «гринписовцами», — Алабай опять приглашающе улыбнулся. — Все контакты, счёт в банке и деньги, что они уже перевели. Я договорился под Ямантау плантацию «вожаков» организовать. Каждый сезон буду вырубать одну половину стволов, а за счёт другой половины плантация будет восстанавливаться. И «гринписовцы» проследят за восстановлением. Это на годы вперёд стабильный заработок!.. Ты же умный мужик, Алексеич!..
Егор Лексеич, конечно, сразу уловил суть. Но это ничего не меняло.
— Плевать мне на твои расклады, — ответил он. — Я и сейчас всё вырублю, и на будущий год всё вырублю. А не вырастет — дак ещё где-нибудь найду. С хуя ли мне за кого-то цепляться? Лес большой! Мне по-любому хватит!
— Нет, ты прикинь!.. — заторопился Алабай.
Егор Лексеич отбил короткую очередь — она взрыла Алабая поперёк груди. Алабай, выпрямившись, задрожал, словно пытался перетерпеть, чтобы потом продолжить торг, но не перетерпел, выдохнул и повалился на спину.
— Да прикинул я уже, — с презрением сказал ему Егор Лексеич.
С Вильмой случилось что-то странное. Она будто сошла с ума. Она тихо поползла на упавшего Алабая — маленькая на большого, легла на него, как в постели, обняла его за голову, но всё время беззвучно кричала. Её крик был слышен всем, хотя после автоматной очереди воцарилась огромная и жуткая тишина, невыносимая даже для Егора Лексеича. Тогда Егор Лексеич повернул автомат и оборвал тишину второй очередью — уже по Вильме. А Вильма и не шелохнулась под пулями, умирая с таким блаженным облегчением, словно после долгих мытарств наконец-то исполнилась её самая заветная мечта.
Щука инстинктивно шарахнулась в сторону от покойников. Алабаевцы отвернулись. Серёга страдальчески сморщился. Фудин печально кивал — вот, мол, до чего доводит ссора с бригадиром… Костик злорадно улыбался. Алёна, прикрывая ладонью глаза от солнца, смотрела на всех с осуждением, будто виноваты были те, кто вокруг, а не Егор Лексеич. Сам же Егор Лексеич зорко следил за мертвецами — не оживут ли?.. А Митя ничего не почувствовал. Его давно переполнило переживаниями, новые в него больше не вмещались. Есть ведь предел любым впечатлениям. Митя ощущал себя бочкой, в которую боль и гнев залили под самую пробку, и теперь в бочке ничего не колыхалось. Он понял, что сравнялся с Егором Лексеичем: отныне его ничем не пронять.
— Круто! — восторженно подытожил Костик. — Пиздец Алабаю!
Егор Лексеич вернул автомат Фудину.
— Дело к вечеру, — обыденно заметил он, щурясь на небо. — А мы с утра не жрали… Короче, собирайтесь. База будет у капонира. Едем туда.
Фудин засуетился:
— Шеф, бризола в мотолыге полбака осталось. Можно я с «танка» солью? Там главный бак почти полный. Только вручную придётся качать, это долго.
Егор Лексеич недовольно засопел.
— Лады, — согласился он. — Алёна, залазий в харвер, поедем ужин готовить.
— А эти с нами теперь? — Костик указал на двух алабаевцев и Щуку.
— По ходу, с нами, — подтвердил Егор Лексеич. — Но тебе, Константин, поручаю охрану. Следи за новенькими… — Егор Лексеич глянул на Серёгу с Митей. — И за старенькими тоже.
Польщённый Костик браво отдал честь бригадиру.
Егор Лексеич вскарабкался в комбайн; за ним, ворочая крупным задом, неуклюже влезла Алёна. Харвер загудел, распрямил длинные суставчатые ноги, развернулся и ушагал за глыбовый холм. Два «спортсмена» и Щука по указанию Фудина перетащили трупы Алабая и Вильмы подальше; на то место, где лежали тела, тарахтя, переехала мотолыга. Фудин и Матушкин выгрузили ручную помпу. За её рукояти взялись «спортсмены». Пока никто не видит, Щука быстро обшмонала мертвецов и рассовала мелкую добычу по карманам.
Костик как бы случайно подошёл к Мите.
— Чё, живой, да? — ухмыляясь, спросил он.
Митя промолчал.
— Ты не докажешь дяде Егору, что я тебя пырнул, — негромко произнёс он. — Я скажу, что это «спортсмены» тебя порезали.
— Вали отсюда, — угрюмо посоветовал Костику Серёга.
Костик отвалил.
Митя и Серёга по-прежнему сидели на валуне и наблюдали, как Фудин, Матушкин и «спортсмены» возятся с насосом. Пригревало солнце. За горбами каменных бугров тянулся туманно-зелёный массив Ямантау. Пахло пылью.
— Обрыдло мне здесь, — признался Митя. — И бригада, и война, и вообще всё… Я сбегу, Серёга, как только выдастся случай. Давай вместе сбежим.
Серёга в досаде поддел булыжник носком кроссовки. Чё за дела? Всё же устаканилось, Алабая вот спихнули с пути, а Митяй новую херню затевает!..
— Я думаю, что ты из этой командировки не вернёшься, — добавил Митя.
Серёга и сам порой чуял, что добром командировка для него не кончится.
— Обоснуй, — мрачно потребовал он.
— Типалов устроил беспредел — даже, наверно, по меркам лесорубов. Ему придётся заметать следы. Убирать свидетелей. Типалов доверяет лишь Алёне, следовательно, и Костику. Их он и привезёт обратно. Возможно, Фудина и Калдея тоже привезёт. Но остальных не пощадит. И Марину не пощадит.
— Гонишь, — холодея, не поверил Серёга. — Людоед он, что ли?
Расстрел Алабая и Вильмы Серёгу, похоже, ещё ни в чём не убедил.
— Тебя он уже подставил. Марину тоже. Конечно, людоед.
Серёга размышлял. Над отвалами носились птицы. Мягкий ветер обдувал горячий лоб. Всхлипывала и сопела помпа, качающая бризол.
Рядом как-то сама собой образовалась Щука, она лыбилась во весь рот.
— На рывок мастыритесь? — шёпотом спросила она. — Примите меня!
— Подслушивала, падла? — разозлился Серёга. — Я тебе череп расколю!
— Да не ссы, не стукану! — сразу пообещала Щука.
— Ты же у Типалова работать хотела, — Митя поглядел Щуке в глаза.
— Ну щас. Спиздела просто, не то Типал меня как Алабая бы ухлопал.
— Ладно, держись рядом с нами, — спокойно согласился Митя. — Но сейчас уйди, не мешай мне с братом говорить.
— Замётано! — заявила Щука и немедленно исчезла.
Серёга колупал ногтями камень.
— Я бы дёрнул с тобой, Митяй, — убито сказал он, — но Маринка-то ведь упрётся. Она же на бригадира целит. Не будет она ссориться с дядей.
— И после пули в ногу не будет?
— Сглотнёт, — горько ответил Серёга. — Все мы сглатываем.
Митя помолчал, рассматривая дальнюю громаду Ямантау.
— Попробуй убедить её. И ночью уйдём вместе. Или я со Щукой уйду.
Серёга сплюнул — яростно и далеко.
— А куда бежать? Лексеич с бойцами догонит нас. Маринка-то ранена.
Митю это не смутило.
— Когда я вспомнил про Харлея, то вспомнил и остальное, — сказал он. — Я знаю, где вход в «Гарнизон». Мы попросим убежища в миссии «Гринписа».
Серёга тоже вспомнил про вход в «Гарнизон». Туда его с Вильмой привёл трек Алабая. Серёга хмыкнул, оценивая план брата, а потом вдруг спросил:
— Получается, ты мог слинять, но всё равно пошёл за мной на завод?
Митя спокойно пожал плечами: а что такого?