Вкус к жизни

Как вспыхнули мои щёки, пожалуй, было видно даже с Венеры. Но неожиданное открытие, что мужчину такая реакция порадовала, позволило продолжить:

– Моё замечание было продиктовано взвившимся интересом, а вовсе не желанием уязвить, – пояснила я, кокетливо склонив голову набок.

Мужчина озадаченно кивнул.

– О, мадмуазель что-то слышала об этикете…

– Ну, знаете… – я в досаде вздохнула, а незнакомец с «северными» глазами надменно улыбнулся.

– Считаете меня заносчивым снобом?

– Я считаю, что пока вы молчали, было лучше! – с достоинством ответила я и предупредительно кивнула: не стоит меня задевать.

Мелодия оборвалась в тот самый момент, когда мужчина демонстративно отпустил мою ладонь. В следующее мгновение он отступил на шаг и кивком поблагодарил за танец. Я выдавила улыбку, хотя чувствовала себя выброшенной на берег рыбой. А потом он, с достоинством, ничуть не меньшим, чем у Астафьева, сопроводил меня к Павлу и передал из рук в руки. Стало обидно до слёз! Мне будто указали на место, выше которого уже не прыгнуть…

Астафьев перекинулся с мужчиной парой фраз, смысл которых отчего-то отказывался доходить до меня. «Марти́н – лучший мамин гусь!» – злобно фыркнула я в собственных мыслях, глядя, как эти двое расшаркиваются друг перед другом.

– Юля, побудь милой, – сквозь марево обиды и злости донеслись до меня слова Астафьева, и я взглянула на незнакомца с предвзятой ухмылкой.

– Зачем это? – возмутилась. – Я не привыкла идти против своих желаний. А желания «быть милой» после танца с молодым человеком, у меня не возникло!

– Она очаровательна, – с лёгким смешком дал мне оценку незнакомец. – Ты, наконец, подобрал идеальную партию, – заметил он, пожал руку Астафьеву и покинул зал так же стремительно, как и появился в нём.

– Мне ведь не нужно было перед ним лебезить? – запоздало уточнила я у Астафьева.

Павел непривычно мягко улыбнулся, прижался губами к моему виску и неодобрительно покачал головой.

– Думаю, этим бы ты его только расстроила, – заметил он, прицениваясь к моему вопросу.

– Вот как? – с некоторым сожалением проронила я и напористо вздохнула.

«Ну и пусть» – пробормотала уже самой себе, недовольная тем, что вроде как угодила. А угождать именно ему не хотелось. Хотелось только противопоставлять! Ему, Астафьеву… да даже всему миру! А вот признаваться, что во мне говорит примитивная, чисто-женская злость, желания, наоборот, не возникло!

Последующий аукцион, как, собственно, и весь вечер, пролетел незаметно. Я полностью погрузилась в свои мысли, и возвращаться в реальную жизнь не торопилась. Незнакомца я больше не видела, хотя признаю, искала его взглядом в толпе. В какой-то момент мне стало неловко и за свои слова, и за поведение. А ещё вдруг вспомнилось, что я даже не спросила, как его зовут! И что меня так разозлило? Неужели это его напускное равнодушие?..