Астафьев так и остался стоять, сжимая челюсти настолько сильно, что скулы будто побелели от напряжения. Я обернулась, чтобы посмотреть в его глаза и убедиться, что он остыл, но Мартин сжал мою ладонь, перетягивая внимание на себя, и я ничего не успела разглядеть.
Главы семьи за столом не оказалось, а Агнесса Львовна улыбнулась мне с каким-то надрывом.
– Мальчишки… – попыталась она как-то оправдать произошедшее. – Мы так давно не собирались вместе, что я успела забыть, как обычно проходят эти встречи…
«Она всё слышала» – догадалась я.
– Всё хорошо, – склонила я голову набок, устраиваясь за столом совсем рядом с женщиной, и накрыла ладонью её подрагивающую руку.
Мартин стоял за моей спиной, тяжело упираясь локтями в спинку стула.
– Надеялась, что они повзрослеют и всё уляжется… – покачала она головой, совершенно несчастно улыбаясь. – Не понимаю…
– Просто мужчинам порой хочется выпустить пар. Верно, Мартин? – заглянула я в его глаза, но в них плескалось лишь сухое раздражение.
– Не представляю, о чём ты, дорогая.
– Правда, не представляешь? Ну, тогда тащи сюда обещанное суфле!
– С Мартином и прежде было сложно, сейчас же он стал просто невыносим, – пожаловалась его мать, лишь только мы остались наедине. – Когда-то всё было совсем не так… Ещё до той аварии…
– Он оказался один на один со своими страхами. Нельзя винить человека только за то, что он испугался.
– Вы, правда, поженились? – отчего-то удивилась женщина, но не разглядела в моём лице фальши и облегчённо вздохнула. – Мартин слишком похож на своего отца. Такой же непримиримый идеалист. Он не прощает людям ошибки, не принимает их недостатки. А пороки, так и вовсе считает преступлением. В подобных ситуациях чаще всего страдают близкие…
– Просто они слишком непохожи… – попыталась я как-то объяснить конфликт Мартина с братьями. Хотя бы для себя. Женщина развела руками.
– Павел воспитывался в строгости, Мартин же вырос, словно дикий цветок. Свободный, как ветер, он не терпел рамок и всегда пытался расширить их границы до невозможного. Сергей Константинович боролся как мог, но, увы… Кое-что в этой жизни нельзя исправить.
– Вы говорите так, будто любить свободу – это плохо, – нахмурилась я, а женщина мученически улыбнулась.
– Вовсе нет… Разумеется, нет!.. – поторопилась она объясниться. – Вот только Мартин вечно забывал, что порой нужно возвращаться в реальную жизнь.
– Глядя на него сегодня, не могу сказать, что он в чём-то ошибся.
– О-о, а я так посмотрю, ты разделяешь его взгляды… – сдержанно и без укора рассмеялась Агнесса. – Это замечательно! Мартин нуждался в таком человеке, как ты… С такой же безуминкой в душе…
– Твой десерт, – раздалось совсем рядом, и моей щеки коснулось горячее дыхание.
– Мама сказала, что мы оба с тобой безумцы! – похвастала я, заглядывая в его глаза.
Мартин выдержал эту пытку не более двух секунд и отвернулся. За столом он занял место напротив и брезгливо отодвинул от себя бокал: прежде этот стул занимал Павел.
– Ты действительно так сказала? – удивлённо потянул он, глядя на мать, а та, казалось, даже растерялась.
Я поторопилась смягчить удар:
– Совершенно необязательно отвечать на этот вопрос. Он просто пытается над нами доминировать, – успокоила я женщину, припомнив слова Астафьева.
Мартин насмешливо фыркнул.
– Ну хоть ты не повторяй эту чушь, – попросил он. И даже сделал это вполне мирно.
– А ты не смей так смотреть!
– Как?! – резче, чем положено, выдал Мартин, и я мстительно прищурилась.
– А каким ты был в детстве, в юношестве? – вдруг задумалась я и внушительно подалась вперёд, устраивая локти на столе. – Я практически уверена, что жил и не задумывался о завтрашнем дне. Весёлый, заводной, лёгкий на подъём…
– Мартин, и правда, был удивительно приятным в общении, – подтвердила Агнесса мои предположения и украдкой глянула на сына. – Люди тянулись к нему.
– Ну да… Наверно, именно поэтому к своим тридцати я так от них устал…
Мать смотрела на Мартина, а на её лице таяли остатки улыбок. Я чувствовала между ними какую-то недосказанность, но выпустить эту недосказанность на свободу было ожидаемо непросто.
– А, знаешь, я тебе кое-что покажу, – не обращая внимания на сына, Агнесса встала из-за стола и похлопала меня по ладони. – Сейчас, – пообещала она и стремительно удалилась в сторону двери, которую я прежде и не замечала.
Пользуясь уединением, я не стала испытывать терпение мужа и, обойдя стол, обняла его за шею, устроилась на коленях.
– А по-моему всё прошло успешно! – широко улыбнулась я, надеясь этой улыбкой перечеркнуть непростой вечер. – И твоей маме я наверняка понравилась.
Мартин неторопливо и будто нехотя устроил ладонь на моём боку, чуть сжал пальцы, криво ухмыльнулся.
– Юль, ты здесь не для того, чтобы кому-то нравиться. Но крест каждой матери – беспокоиться за своего ребёнка. Даже если он давно вышел из возраста, когда нужно подуть на разбитую коленку. Мама должна знать, что ты у меня есть, и этого, поверь, более чем достаточно. Ну и, конечно, ты ей нравишься, – проговорил он гораздо тише, внушительнее. – Потому что когда-то мама и сама была такой. Весёлой и яркой, – Мартин убрал от лица мои волосы, нежно коснулся щеки. – Это потом появился Астафьев и нужно было соответствовать… Матери пришлось надеть маску надменности и высокомерия.
– Ну да… – рассмеялась я. – Я поняла, насколько серьёзно попала, когда увидела величину бриллиантов на её шее!
– Всего лишь демонстрация возможностей… – покачал он головой.
– Ты злишься? – вдруг усомнилась я, уловив в тоне недовольство.
Мартин поджал губы и улыбнулся мне нервно, напряжённо.
– Наверно, я давно должен тебе кое-что сказать… – болезненно тихо прошептал он и прикрыл глаза, прижался лицом к моей груди.