Владычество 2

48

было бы дать все двадцать девять. Кроме того, когда преступник стреляет из пистолета в женщину и грабит ее, а потом разряжает в тебя обойму, вряд ли кому-то придет в голову спросить его, когда у него произошла ломка голоса или как давно он бреется, или считают ли его соседи милым мальчиком. Умственно неполноценный? У меня не было времени проводить тесты на уровень интеллекта. Я уверен, что девушке, которой парень выстрелил в лицо, не стало легче, когда она узнала, что у него было умственное расстройство. Ей пришлось делать пластическую операцию лица.

Кларенс кивнул. Его обуревали противоречивые чувства.

— Я сделал небольшое исследование этого случая, и обнаружил некоторые любопытные факты. Ты сейчас не упомянул о том, что твой напарник Рик был черным и та девушка из «Семь-одиннадцать», которой выстрелили в лицо, тоже была черной.

— Я не думал, что это имеет значение. Они были людьми, и им причинили вред. Какая разница, какого цвета их кожа?

— Но, похоже, для других была разница, какого цвета кожа у того парня, которого ты избил.

— Да, это ты правильно подметил. Разве это не удивительно? Меня заботили жертвы, но все, что заботило некоторых — это Совершивший преступление парень. Их не интересовал цвет кожи жертв, но только цвет кожи преступника. Поразительно! Я никогда не пойму, каким образом преступники превращаются в героев.

— Меня удивило, что ты тогда не сделал никакого заявления. Ты мог бы все объяснить.

— Руководство участка приказало мне молчать. Наши адвокаты хотели, чтобы пресса просто забыла об этом. Но проблема заключалась в том, что пресса восприняла мое молчание как признание моей вины.

— Я понимаю, — сказал Кларенс.

— Если бы я сейчас мог вернуться в те времена, то нарушил бы приказ молчать. Наверное, на этом моя карьера закончилась бы, но лучше лишиться работы, чем репутации.

— Значит, оглядываясь назад, ты все еще считаешь, что просто выполнял свою работу?

— Да. Я считал так тогда и так считаю сейчас. Служба внутренних расследований тоже так считала. Но после того как член совета Норкост «закрутил гайки» окружному прокурору, все хотели сожрать меня.

— Норкост?

— Да. Ты разве не помнишь, что сделала твоя газета в последующие несколько дней? На страницах «Трибьюн» и преступник, и Норкост были представлены героями. И мне не хочется даже говорить, в каком свете был представлен я.

— Ты не подавал жалобу на это?

— Жалобу? Кому?

— Руководству «Трибьюн». Или... Я не знаю... Кому-нибудь.

— Да, конечно, я ворчал, но кому я мог пожаловаться? У кого есть деньги на то, чтобы обратиться с жалобой на клевету со стороны газеты? Мой адвокат думал об этом, но он сказал мне, что наши шансы победить — минимальные. Нам нужно было доказать злой умысел, но как? Нам, скорее всего, пришлось бы оплачивать счета юристов «Трибьюн». Но за какие деньги? За зарплату патрульного полицейского? Конечно, скверно, что из-за какой-то газеты твоя жена шесть месяцев плачет по ночам, а твоим детям стыдно ходить в школу. Но платить им и их юристам за привилегии? Только не я.

— Ты связывался с «Трибьюн».

— Я пытался поговорить с тем репортером, но это ни к чему не привело. Я увидел имя фотографа, позвонил ей и передал просьбу связаться со мной. Вскоре мне позвонил кто-то другой и сказал, что она занята, и если у меня есть какая-то жалоба, я должен связаться с офисом владельца газеты. Тогда я подумал: «Прекрасно! Может быть, хоть теперь чего-то добьюсь».

— Беркли придерживается политики открытых дверей. Какой ответ ты от него получил?

— Если он мне когда-нибудь позвонит, я дам тебе знать. Да, я тоже слышал о политике открытых дверей, но, думаю, это были потайные двери, через которые Беркли скрывался, как только видел меня. Его секретарь сказала, что мой адвокат должен прежде переговорить с его адвокатом. Я сказал: «Послушайте, речь не идет о судебном иске или о чем-то подобном. Я просто хочу поговорить как человек с человеком, высказать ему свою позицию и рассказать, что переживает моя семья». Но Беркли так мне ничего и не ответил. Его секретарша сказала что-то о Первой поправке и о том, что «Трибьюн» всегда отстаивает свой материал. Тогда я подумал, что это просто смехотворно. Получается, если сегодня передовица «Трибьюн» выходит под заголовком «Конец мира — сегодня в полдень», то завтра она