Тобольск, 1975
Солнечным апрельским утром семья Кремлёвых сидела за завтраком в гостиной. Посреди стола стоял самовар и пыхтел густыми клубами пара. На большом блюде возвышалась большая горка румяных лепешек, в стеклянных тарелочках светилось рубиновым светом варенье.
— Наш архив в Шведской палате сейчас набирает специалистов по рванью бумаги, — рассказывала Исталина мужу, размешивая сахар в чашке.
— И что требуется делать? — поинтересовался Ефим Петрович, обмакивая лепешку в малиновый джем.
— Вырывать из дел чистые листы. Бумагу будут отправлять в учреждения города. Там сейчас такой беспорядок! Не представляешь! Бумаги — по колено. Рабочие ходят в сапогах по документам. Заведующий сказал, что архив в этом здании скоро ликвидируют и откроют там музей. В верхнем помещении уже разместилась мастерская реставраторов и фонд археологических экспонатов.
— О! У вас большая уборка!.. — Ефим Петрович одобрительно покачал головой, после чего спросил. — Ваш коллектив не сократят?
— Думаю, что просто переведут в другое помещение… Чем займемся сегодня?
— Ты дала хорошую идею, Исталина. Мы можем начать чистить подвал и чердак особняка. Слишком много мусора и старых вещей там накопилось. Когда выбрасываешь ненужные вещи — сразу дышать становится легче. Попрошу у соседа небольшой прицеп, чтобы вывезти хлам.
— Объявляется весенний субботник! — Исталина кивнула в сторону дочери, — Зоя, ты будешь грести граблями вокруг дома, счищать старую траву и мусор.
Отец заметил, что она разволновалась от слов матери, заерзала на стуле и начала крутить в руках пустую кружку в синий горошек.
«Всегда переживает, когда Исталина к ней обращается», — подумал он.
***
«Я так и не улучила момент попасть в подвал!» — на самом деле думала Зоя. — «Мама была в отпуске дома и почти не отлучалась надолго. Как бы мне поступить?».
Завтрак был окончен. Она надевала старую курточку и резиновые сапоги в прихожей. С улицы было слышно, что отец уже завел «Москвич» и въехал во двор дома с прицепом.
Зоя распахнула дверь из сеней и вышла. Лучи припекали кожу через черные штанишки. Она увидела, что отец открыл вход в подвал и спустился внутрь, потому поспешила юркнуть за ним.
Здесь пахло сыростью и землей. В тех местах, где стояли печи в доме, были укреплены кирпичные своды, тонущие в полумраке. Отец достал из кармана пыльной робы лампочку и вкрутил в висящий на одном шнуре патрон. Щелк! Желтоватый свет озарил все вокруг. Зоя увидела восемь выемок под бочки и сразу вспомнила свой сон про девушку с чемоданом.
«Баронесса показывала мне это место, а я не поняла! Значит, ко мне приходила во сне Софья?.. Она хочет, чтобы я нашла ее драгоценности?» — Зоя осматривала обстановку. — «Выемки под бочки! Их восемь! Вот что значила третья цифра!».
— Папа, что это? — на всякий случай спросила она.
— Здесь раньше хранили бочки с вином, с солеными грибами, огурцами и квашеной капустой. В подвале всегда холодно, поэтому продукты оставались свежими долго. Нам сейчас такие объемы не нужны, нас же всего трое. А раньше запасы предназначались для большой семьи: хозяева дома жили вместе со старенькими родителями и с детьми.
Пока отец выносил строительный мусор, Зоя осматривала полукруглые сооружения. Где-то над головой мать громко топала в столовой, гремела тазом, мыла посуду. Зоя присела к одной из выемок, отсчитала второй ряд сверху и снизу, второй кирпич справа и слева. Проделала этот трюк с пятью выемками, и только в шестой один из кирпичей поддался! Он не был закреплен цементом, и его можно было свободно вытащить. Зоя схватила его двумя пальцами и потянула на себя. Просунула маленькую ручку внутрь кладки и нащупала холодную, как лед, коробочку!
«Это все-таки правда!» — мелькнула мысль в ее голове.
— Я просила почистить двор от старой травы! — прогремел недалеко голос матери.
Зоя подняла глаза и увидела ее в дверях подвала. Свет с улицы освещал ее со спины. Мгновение Исталина постояла на месте, а потом начала спускаться вниз по небольшой лестнице, приближаясь к ней. Пришлось отдернуть руку от коробки и встать из-за укрытия. Зоя не успела даже задвинуть кирпич обратно.
— Я помогаю папе здесь, — она начала оправдываться. — Собираю мелкий мусор.
Мать практически дошла до нее.
В этот момент в дверях появился отец.
— Пусть собирает, Исталина. Мусор на дворе успеем сгрести.
Зоя снова присела и сделала вид, что закручивает ржавую проволоку в один комок. Мать, подошедшая к ней вплотную, посмотрела на нее сверху вниз.
— О! А это что такое? — заинтересованно спросила Исталина.
Сердце Зои упало в пятки.
Мать протянула руку к лежащему рядом с ней зеркальцу в резной деревянной раме.
— Какая интересная вещица! Дома пригодится! — она протерла находку краем фартука, развернулась и пошла к отцу, положив старинную вещицу в карман куртки.
Зоя не стала медлить. Она улучила момент, когда родители взяли длинный деревянный ящик для хранения овощей и потащили наверх: схватила коробку и прижала ее к спине резинкой брюк, прикрыв сверху курткой. Хотелось верещать от обжигающего прикосновения металла к коже. Но она взяла спокойно тот самый комок проволоки, ржавый утюг и понесла старье наружу. После темноты подвала солнечный свет ослеплял.
— Я зайду в дом выпить воды, — крикнула Зоя родителям, выбросив мусор в прицеп.
Мать закатила глаза и недовольно цокнула.
— Как только дело касается работы, нужно попить или поесть. Только из-за стола вышли! — ругалась она. — Минута!
Зоя зашла быстрым шагом в дом и направилась в свою комнату. Она взглянула в окно через тюль — родители продолжали вытаскивать мусор из подвала и загружать в прицеп.
Тяжелая металлическая коробка зычно ударилась о столешницу. На ней не было замков и скважин, но из-за сырости в подвале крышка проржавела и намертво срослась с основанием. Зое пришлось приложить немало усилий, чтобы открыть ее. Она тянула ее вверх до белизны пальцев.
Но вот раздался глухой шлепок…
Крышка поддалась.
Зоя открыла коробку, изнутри оббитую фиолетовым бархатом, и ахнула. Никогда прежде она не видела такой роскоши.
***
Мать трясла Зою за локоть.
— Сколько раз можно повторять? Веди смычок параллельно подставке, не заползай на гриф! У тебя что, руки-крюки?
Утро выходного дня началось с урока музыки. Зоя сделала очередную попытку сыграть произведение по нотам, правильно вести смычок и крепко зажать струны. Пальцы тряслись от напряжения.
«Раз-два-три, раз-два-три, раз-два», — вела она счет про себя.
— Нет, это невозможно! — вспыхнула мать, — это — не «Либертанго», а пытка для ушей! Играешь абсолютно фальшиво! Не слышишь ритмический рисунок. Четвертый палец слабый, плохо зажимаешь струну. Мне такого труда стоило достать новую пластинку Астора Пьяццоллы! Показываю еще раз.
Она забрала у Зои скрипку и начала играть сама, упиваясь своим талантом на фоне десятилетней дочери.
— Вот так! Даже моя ученица Гульнара, которая только начала изучать ноты, намного лучше играет, а ты! Что из тебя выйдет?
Мама аккуратно уложила скрипку в футляр, провела пальцами по покрытому лаком дереву и сердито посмотрела на Зою.
— Урок окончен! Ты меня, как всегда, разочаровала! Видишь? Тебя абсолютно не за что любить! — фыркнула она.
После того, как мать вышла из комнаты, Зоя взяла футляр с музыкальным инструментом, спустилась на первый этаж, накинула плащ и поплелась в Александровский сад, чтобы разучивать произведение на улице.
«Какая же я невежа!», — Зоя задумчиво пинала камешки на дороге. — «Если бы только я была более талантливая и старательная, то мама меня не критиковала. Но если исправлюсь, она меня наконец-то полюбит. Нужно лишь приложить больше усердия и сил».
Темная маковка одинокой часовни пряталась за голыми веточками деревьев, которые очень скоро покроются свежей листвой. В одной из луж купался воробей, он чистил крылышки и внимательно смотрел по сторонам. Зоя сидела на лавочке в Александровском саду и держала футляр со скрипкой, положив его на колени. Редкие капли дождя, задержавшиеся на коре берез, звучно плюхались на серый плащ и разлетались мелкими брызгами в стороны. Она смотрела на два старинных особняка, стоящих напротив парка, в которых когда-то жила хозяйка найденных украшений — баронесса София Буксгевден. Она представляла, как фрейлина Императрицы ходила здесь, искала встречи с Царской Семьей, хотела увидеть их хотя бы в окне или на балконе.
Шелест ветвей умиротворял и дарил спокойствие израненной душе Зои. Ветер ворошил темные пряди волос. Она выдохнула усталость и напряжение. Перед глазами мелькнули картинки воспоминаний вчерашнего дня, который с утра до вечера проходил в трудах. Втроем они вычистили от мусора и старых вещей подвал и чердак. Пока Ефим Петрович ездил на свалку, Зоя скребла граблями старую траву. И Буран ей помогал — весело прыгал возле нее, перебирая мощными лапами и игриво наклоняя голову. Но она не обращала на него внимания, так как была поглощена предвкушением раскрытия тайны подвальной находки. С одной стороны, она радовалась, что нашла сокровища, а с другой — не знала, что с ними делать и стоит ли с кем-то делиться секретом.
Вчера после ужина, когда домашние разбрелись по комнатам и быстро захрапели из-за усталости, Зоя подкралась к старомодному шифоньеру и достала из него спрятанную в вязаной кофте коробку. Включила настольную лампу и, наконец, полностью сняла крышку, внутри оббитую бархатом.
Под ярким светом сверкнули золотые пуговицы и запонки, серебряный портсигар с застежкой из лунного камня, золотое кольцо в виде змейки с сапфиром, жемчужные бусы, серебряные наручные часы с монограммой С.Б., брошь в виде сердца в бриллиантах и эмалевая брошь с незабудками, кольцо-печатка с семейным гербом Буксгевден. Верхом роскоши стало бриллиантовое ожерелье, а также колье из белого золота с топазами и аметистами, рассыпающееся тысячами искр и бликов. Зоя приложила колье на ключицу и посмотрелась в зеркало, представив себя на балу в пышном платье. Покружилась по комнате, но, скрипнув деревянной половицей, быстро вернулась за письменный стол, чтоб не разбудить мать. За десять лет жизни она привыкла сливаться со стенкой и быть невидимой.
«Хм… Я бы тоже не хотела расставаться с такими украшениями даже в ссылке!» — подумала Зоя. — «Наверное, они были единственной радостью для глаз Софьи в те неспокойные времена».
Особенно Зое понравилась маленькая серебряная Абалакская икона Пресвятой Богородицы с несколькими словами молитвы, написанными на обратной стороне, судя по подписи, самой Императрицей. Она взяла ее двумя пальчиками и положила на ладонь левой руки. За несколько десятилетий с ней ничего не случилось, будто ее сделали только вчера. На иконе рядом с Богородицей, простирающей руки к небу, стояли святой Николай и преподобная Мария Египетская. Зоя положила изделие обратно в коробочку.
На бархате отливали теплым светом золотой карандаш с рубином на конце и эмалевый брелок с бриллиантовым двуглавым орлом с отметкой «N II». По очереди повертела их в руках. «Из-под этого прекрасного карандаша могут выходить только самые красивые письма для самых любимых и дорогих людей», — Зоя улыбнулась находке.
Она взяла в руки золотой медальон и открыла его, внутри был портрет Российской Императрицы Александры Федоровны. «Если баронесса была приближенной к Царской Семье, наверняка часть из этих вещей были подарены ими», — подумала Зоя. — «Во всяком случае, я бы не жадничала, если была княжной или принцессой!».
После того, как она примерила наручные нефритовые часы, вмонтированные в золото, роскошную рубиновую брошь и жемчужные сережки, она протерла все украшения мягкой тряпочкой, восстанавливая их первоначальный блеск, и сложила их в тканевый мешочек.
«Расскажу только бабуле! Она мне подскажет, как с ними поступить!», — решила Зоя. Взглянув на Потапыча, она поняла, что плюшевый медведь станет хранителем драгоценностей. Она распорола на нем боковой шов, достала наполнитель, вложила в его брюшко увесистый мешочек с золотом и крепко зашила…
Подул свежий ветер. Зоя тряхнула головой и зажмурилась, чтобы прогнать волнительные воспоминания вчерашнего дня. Занятия музыкой никто не отменял! Она щелкнула замками футляра, взяла скрипку и все-таки начала играть. Мелодия врачевала душевные раны, заставляла трепетать сердце от любви и приносила с собой новые силы.
— Какая прекрасная музыка! — услышала она сзади мягкий старческий голос и неторопливые шаги.
Зоя обернулась. К лавочке подошел ветхий старичок и, тыкая пальцем на место рядом с ней, спросил:
— Присяду?
— Конечно, дедушка, садитесь, пожалуйста.
Жамкая в морщинистых, трясущихся руках заштопанную шапочку, он тихо присел.
— Я раньше не слышал такого произведения. Ты очень хорошо играешь. Знаю, о чем говорю! Ведь я много лет пел в церковном хоре, ноты знаю. Музыка будто льется у тебя из души!
— А маме не нравится…
— Придирается! — махнул рукой старичок.
Зоя продолжила играть, а старичок всматривался в какую-то точку впереди себя и вслушивался в дивную мелодию. Пальцы Зои очень быстро озябли и покраснели. Она закончила играть, уложила скрипку в футляр.
— Скоро Пасха… — задумчиво протянул старичок.
Зоя поняла, что ему одиноко и хочется поговорить, поэтому повернулась к нему.
— Да.
Они сидели рядом, глядя на старинные особняки и на белокаменный Софийско-Успенский собор, что возвышался перед ними на горе, будто парил высоко в небесах.
— Прихожу сюда каждый год перед светлым воскресеньем, чтобы вспомнить друга детства.
— А что с ним? Он уехал? Или его уже нет в живых?
Старик неуверенно посмотрел на нее и ответил:
— Давно уже нет. Убили его тут, возле того дерева.
— Правда? — удивилась Зоя.
— Угу. Евсташка его звали. Мы шли на занятия в гимназию мимо того дома… — он кивнул на двухэтажный особняк. — Ты, наверное, знаешь, что раньше там сам Царь жил?
Зоя кивнула.
— Дом был обнесен высоким забором из неотесанных досок. Мой друг решил через него на царских дочек поглядеть. Дело молодое! Тогда родителей-то их уже увезли в Екатеринбург, девочки оставались в доме одни со слугами, ухаживали за больным братом. Залез он на березу и давай высматривать… — старик бросил быстрый взгляд на Зою, будто раздумывал, стоит ли продолжать рассказывать ей об ужасах того времени, однако все-таки решился.
— …один солдат прицелился и выстрелил ему в грудь. Повалился мой дружок, как тряпичная куколка на земь. Я к нему. Евсташка, говорю, друг дорогой, вставай! А у самого слезы текут, не вижу ничего вокруг, все расплывается. Он не ответил, только смотрит в небо и молчит, будто увидел ангела. Лицо светлое такое было. Кто-то из солдат крикнул мне: «Тякай отсюдовы, парнишка, пока и ты пулю в лоб не получил».
Старичок вытер побежавшую по морщинистой щеке слезу старой шапкой. Зоя протянула ему носовой платочек, но он отказался.
— Звери, просто звери! Что творили! — старик начал безостановочно рассказывать; воспоминания, казалось, захлестнули его, и он будто снова оказался в революционной России. — И убивали, и люд честной обворовывали в городе. Помню, однажды в Вербное воскресенье, сразу после крестного хода, большевики арестовали епископа Гермогена прямо возле церкви. Его схватили и увели к солдатским баракам. Только украшенная драгоценными камнями митра упала и покатилась по земле. Комиссия по борьбе с контрреволюцией быстро издала ордер на арест по обвинению в участии в заговоре. Народ в городе взбунтовался, купцы предлагали за него выкуп. Солдаты же учинили обыск в доме епископа и домовой церкви. Вместо свечей перед иконами ставили сигаретные окурки и трогали грязными руками алтарь.
— И что с ним случилось потом? — охнула Зоя.
— Его быстро увезли в Екатеринбург. В пути солдаты сбрили ему бороду под всеобщий хохот и улюлюкание, одели в гражданское, чтобы его никто не узнал во время поездки. Там он некоторое время сидел в тюрьме и рыл канавы вместе с другими политзаключенными. Но однажды Тобольская епархия отправила прошение на пересмотр его заключения, и Совет почему-то согласился. Чудо, не иначе. Решили вернуть его обратно в Тобольск под присмотром отряда матросов. Только вот в пути моряки осерчали на него, узнав новости о поражении их армии и гибели товарищей. Сорвали на нем зло. Привязали груз к телу епископа и сбросили в реку. Воды Тобола сомкнулись над ним. Бессмысленное убийство! И сколько таких было!
Старичок посмотрел на Зою и сказал, опомнившись:
— Ах, зачем я рассказываю об этом ребенку!
— Я уже не ребенок, — возмутилась Зоя, — мне уже десять лет!
— Ух! Какая бойкая! — хихикнул дед и окинул взглядом городской парк. — Весна в этом году приятная. Как тихо вокруг! Душа радуется, когда нет войн и революций.
На руку старичка села бабочка-крапивница с оранжевыми крыльями в черную крапинку.
— Вот и первая весточка праздника. Пойду, — сказал старик, — надо куличики ставить в печь. С наступающей Пасхой!
— И я пойду, — попрощалась Зоя. — До свидания, дедушка!
Он махнул ей поношенной шапкой, потом накинул ее на седовласую голову и тихо поплелся в сторону деревянных домиков. Зоя же наломала веток вербы с пушистыми серыми зайчиками и отправилась к своему дому на улице Мира.
«Как, должно быть, тяжело потерять близкого друга», — думала она, глядя на букет из веточек.
Зоя зашла в дом и поставила вербы в банку с водой. На втором этаже слышался шорох. В ее комнате! Она быстро взлетела по лестнице и через открытую дверь увидела, что мать держит Потапыча в руках и осматривает обстановку в детской, будто что-то ищет.