Было тёмное январское утро, начало третьей четверти. Катя завернула с Малой Конюшенной под арку и вышла на прямую, вычищенную дворником между двух снежных баррикад тропу, ведущую ко входу в школу. Местами примёрзший к асфальту заледенелый снег хрустел под сапогами. Школа уже встречала ярким светом в высоких арочных проёмах лестничных окон. В учительской и некоторых кабинетах тоже горел свет, он ложился на школьный двор и ровно застланную снежным одеялом коробку тёплыми жёлтыми полосами, оттеняя всё вокруг холодной синевой.
Как же раньше было приятно после каникул, которые казались вечностью, снова прийти в школу и увидеть его! Так долго ждёшь этого дня, этого часа, приближаешься к школе затаив дыхание в ожидании встречи, начинаешь уже издалека в полумраке искать глазами знакомый силуэт… И ничего больше не надо, только бы увидеть его снова, хотя бы издалека, и убедиться, что он в порядке, что теперь всё снова по прежнему — теперь можно видиться с ним каждый день. И одного этого уже вполне достаточно для счастья!..
Переполненное воспоминаниями, с каждым следующим шагом в сторону дверей школы, сердце Кати начинало биться сильнее, а глаза её всё нетерпеливее скользили по лицам окружавших её школьников. Прямо у входа курили старшеклассники и в их тёмных очертаниях на фоне окна ярко освещённого школьного фойе Катя узнала наконец-таки знакомый силуэт Чижова. Как будто он ждал её здесь специально. Хотя, возможно, он ждал не её, а своих друганов, которые докуривали сигареты и спешили побыстрей войти с промозглого мороза внутрь. Он сидел рядом с ними на кортах, в свитере с накинутой поверх дублёнкой, видимо отцовской, такой, какие носили в девяностые, и джинсах и с серьёзным выражением лица догрызал яблоко. Увидив Катю, Чижов встал.
Она заметно обрадовалась, увидев его, потому как не ожидала, что встретит его так скоро. Ведь обыкновенно он был редким гостем в школе.
— Чижов, ну надо же! Пережил праздники?
— Я тоже рад Вас видеть, Катерина Андреевна, — как раньше с ноткой сарказма, но без особого участия и как-то устало произнёс он, но несмотря на это придержал ей тяжёлую входную дверь и отряхивая снег с кроссовок вслед за Катей вошёл в фойе. Он проследовал за ней по ступенькам наверх мимо дежурных-девятиклассников, которые в ответ на его взгляд исподлобья не посмели ему ни слова сказать о сменке. Чувствуя, что Чижов идёт за ней, на ступеньках на второй этаж Катя обернулась. Ей вдруг показалось, что с ним что-то не так. Хотя бы потому, что он назвал её по имени-отчеству. И действительно, его угрюмый внешний вид не сильно располагал к разговору.
— Случилось что, Чижов?
— Да не, всё норм… Ты как?
Стоя на несколько ступеней ниже неё, не поднимая головы он вопросительно приподнял брови и наморщив лоб посмотрел ей в глаза. Давно она не видела его так близко. Его скулы и кончики ушей обрамлял румянец с мороза, а в уголках рта промелькнула едва заметная улыбка. Видно, он ждал у входа школы довольно долго.
— Почему без шапки? — была первая реакция Кати. Чижов ухмыльнулся, видимо, вспомнив анекдот с этой фразой и покачал головой, мол, нашла о чём спрашивать, как мамка, блин…
Мимо пробегали младшеклассники, то и дело перебивавшие их своими "Здрасьте, Екатерина Андреевна", а у 39-ого кабинета их встречал любопытными взглядами уже весь 11Б. Обстановка не способствовала разговору и оба предпочли идти дальше молча. Поднимаясь, Кате в голову вдруг снова пришёл образ борзого коня с моста. Чижов сегодня однако был другим. Он шёл за ней послушно, как привязанный, водимый за уздечку. С ним явно что-то произошло за это время, но что именно, Катя не знала…
Она отперла дверь в класс и впустила учеников внутрь. Чижов сел на место, достав из-под свитера воткнутую за пояс тетрадь. Это было единственное, что он обычно носил с собой на урок — одну тетрадь по всем предметам сразу. Пару листов на немецкий, пару на физику, пару на биологию… Даже ручку и ту он выпросил у соседки. Катя всё это видела, но всё равно ей было приятно, что он был здесь, живой и даже — к её удивлению — без следов разборок на лице и руках.
****
Целый месяц с начала четверти Чижов не пропустил почти ни одного школьного дня.
Катя начинала гордиться и им и собой, предполагая, что на него положительно повлиял их последний разговор, и что он, видимо, задумался, решил меняться и показать себя с другой стороны. Теперь он появлялся на каждом Катином уроке, слушал, даже пытался участвовать в происходящем и время от времени делал домашние задания. Кате это льстило, как и то, что во время урока он не сводил с неё глаз. Его взгляд сопровождал её повсюду, каждое её движение, каждый жест. И не только её. Вообще, Чижов оказался очень внимательным, и вряд ли что-то могло ускользнуть от его взгляда. Материал он схватывал на лету, и, возможно, если бы всегда готовился и участвовал в программе как сейчас, не исключено, что мог бы быть отличником. Это приятно радовало Катю. Но было и то, что омрачало её радость: он не хотел хорошо учиться. Просто потому что ему это было "западло". Письменные контрольные он никогда не сдавал, то есть сдавал вместо работы почти что чистый лист, и таким образом общая оценка никак не поднималась выше тройки.
Огорчало её и то, что всё это время после зимних каникул Чижов выглядел уставшим и озабоченным. Он почти не улыбался, редко шутил даже со своими близкими друзьями. Как тень, он просто присутствовал на занятиях и сопровождал безучастным взглядом всё происходящее вокруг. Даже с Катей он встречался глазами без каких-либо эмоций. Он смотрел на неё часто, долго и спокойно, так что Катю этот взгляд больше не смущал. Ей скорее казалось, что Чижов хотел всё это время ей что-то сказать, но как ни странно, на переменах и после уроков он быстро исчезал, как будто избегая случайных встреч и разговоров с ней.