Восьмиклассница

Глава 23

Чижов повёл Катю в неизвестном направлении мало знакомыми ей улочками и проходными дворами. Всю дорогу он молча шёл впереди, перешагивая лужи своей обычной размашистой походкой, а Катя, тоже не проронив ни слова, старалась успевать за ним на каблуках. Во дворах-колодцах эхом отражался стук её туфель, а сверху через облака понемногу начинали проглядывать клочки голубого неба, а с ними и лучи ещё холодного апрельского солнца. Вместе с погодой и Катино настроение начинало проясняться. Чижов своим присутствием отвлёк её от мыслей о неслучившемся свидании с Ромой, и она шла за ним в предвкушении чего-то нового, неизвестного. Катя сама себе удивлялась, насколько легко она вдруг ему доверилась, позволила вести её за собой в неизвестном направлении, непонятно куда и зачем. Она помнила все те случаи, когда Чижов вёл себя крайне агрессивно и вызывал в ней страх своим поведением. Но его агрессия, как она заметила, никогда не была направлена против неё. Наоборот, несмотря на сарказм и насмешки в её адрес, Катя чувствовала, что он на её стороне, он защищал её как близкого и любимого человека, также как свою маму, и, видимо, поэтому она начинала ему доверять. А теперь ещё раскрыв Чижову свои сокровенные чувства, о которых знали только несколько лучших подруг, она сама как нельзя близко подпустила его к себе… Шагая за Чижовым, она глазами неотрывно изучала каждое его движение, каждую подробность его внешности, выделяющийся белой чертой на фоне как обычно коротко подстриженных тёмных волос шрам на макушке, напрягающиеся при повороте головы жилки на шее, спортивную куртку спадающую объёмными складками с сутуловатых, ещё мокрых от дождя плечей и надувающуюся от порывов свежего ветра из подворотен, вены на его руках с закатаными по локоть рукавами, упругие ягодицы под чёрными тренировочными штанами поочерёдно движущиеся при каждом его шаге…

Чижов оглянулся застигнув Катин взгляд на своей пятой точке. Катя смутившись отвела глаза.

— Чё там? — спросил он, начав отряхиваться.

— Всё в порядке, — тихо ответила Катя поправляя чёлку, тем самым стараясь рукой скрыть улыбку и нахлынувший румянец. Он посмотрел на неё пристально, и поняв в чём дело, усмехнувшись и покачав головой пошёл дальше.

Завернув за угол они вышли к парадной одного из домов. Чижов нажав комбинацию кнопок и помогая плечом перевязаной руки открыл тяжёлую входную дверь начала прошлого века и они зашли внутрь дома, в длинный тёмный подъезд, куда едва пробивался дневной свет и пахло сыростью. Чижов неожиданно для Кати вдруг взял её за запястье своей рукой и потянул за собой вглубь подъезда. По Катиной спине пробежала дрожь. Ей вдруг стало не по себе от обстановки вокруг и его крепкой хватки.

— Зачем мы здесь? — спросила Катя высвобождая свою руку из его.

— Не дрейфь, — усмехнулся Чижов прочитав её мысли на испуганном лице и отпустил руку. Он нажал на горящую в темноте кнопку вызова лифта, послышался шелчок и механизм заработал. Катя, по-немногу привыкнув глазами к полумраку, оглянулась вокруг. Стены и потолок украшали кружева лепнины, завитки перил переплетаясь повторялись в проёмах каждого этажа лестницы.

В обшарпанной кабинке со всевозможными неприличными каракулями на стенах они поднялись на последний этаж. Сняв дряблый замок с двери ведущей на чердак с лёгкостью, как будто он делал это каждый день, Чижов махнул Кате следовать за ним. Ступив на сухой и мягкий от пятисантиметрового слоя пыли пол и нагнувшись, чтобы не задеть головой кое-как обмотаные изоляцией трубы, Катя шагнула за ним на полутёмный чердак к видневшемуся вдали светлому прямоугольнику окна. В неосвещённых углах под скосами крыши мелькали чёрные тени, которые сперва напугали Катю, но скоро своим мяуканьем выдали, что это были всего-навсего кошки. Чижов вперёд Кати добрался до оконного проёма и исчез в нём, оставив её совсем одну. Она поспешила за ним.

Из окна тянуло свежестью. Выглянув наружу, Катя вдруг обомлела от восторга. Перед ней открывалась панорама города. Залитый солнцем Питер был как на ладони — силуеты домов с их свежими серыми и более старыми рыжими от ржавчины крышами смешивались с известными достопримечательностями, был виден Исаакий, шпили Адмиралтейства и Петропавловки. Ярко-синее послеобеденное небо пробивалось через буквально недавно полностью затягивающие небо облака.

— Мы тут в детстве постоянно лазили, — сказал Чижов стоя сбоку у окна на кирпичной пристройке. Он протянул Кате свою перебинтованую руку:

— Только осторожней тут… На каблуках-то.

Катя нерешительно взялась за его ладонь и вылезла на покрытую неровным слоем кирпичей пристройку. Их обдало порывом ветра, и Катя, и так словно пьяная выйдя из тьмы на свет и ошарашенная от увиденного, крепко схватилась за плечо Чижова обеими своими руками. Он удивился её внезапной близости, но в свою очередь завёл руку назад и взял Катю за талию, для стабильности, а то она, как казалось, не совсем уверенно стояла на ногах.

— Вот, скучала же? Смотри, — произнёс Чижов глядя в даль. Они простояли так с минуту, которая показалась Кате вечностью.

Ветер трепал её волосы, которые своими кончиками щекотали шею и щёки Чижова, и, видимо, попали ему даже в рот, потому как он вдруг начал отплёвываться, отчего обеим стало смешно.

В уме Катя пыталась понять его. Он, выслушав её рассказ о Роме, психанул и ушёл. А потом вернулся и повёл её сюда. Неужели он вернулся затем, чтобы показать ей город?! Или он просто хочет загладить неудавшийся разговор? Или это очередная его попытка свидания с ней? В чём его логика? Катя смотрела то на город, то украдкой на Чижова, пытаясь хоть что-то понять. Он казался как всегда спокойным и уверенным в себе. Только вдруг ставшая заметной пульсирующая вена на шее выдавала, что сердце его билось чаще и сильнее обычного, а его горячая рука у неё на талии, которая буквально недавно у неё на глазах чуть не прикончила человека, крепко её держала, и Кате, на удивление, не было страшно. Наоборот, ей было приятно его объятие, пусть и просто в целях безопасности…

Чижов вдруг отпустил Катю и спрыгнул с пристройки на саму крышу, на метр ниже уровнем.

— Давай сюда, прыгай, я словлю! — помахал он ей, но Катя с ужасом глядя вниз на мокрые словно акварелью расписанные потёками ржавчины листы крыши помотала головой. Тогда он подошёл и обняв её обеими руками за бёдра спустил вниз. Поднимаясь с корточек и всё ещё придерживая её руками, Чижов на миг поравнялся с ней лицом. Катя вспыхнула в румянце. Его губы были буквально в сантиметре от её, а его руки вокруг неё, как будто вот-вот он… Но Чижов, как ни в чём не бывало, оставил её стоять, развернулся и пошёл дальше по скату крыши. Прогибаясь под каждым его шагом листы железа издавали глухое щёлканье. Шагах в десяти он сел. Катя неуверенными шажками стуча каблуками по жестяной крыше медленно и аккуратно добралась до него. Он подал ей руку, и она, приняв её с радостью и даже уже усевшись рядом, больше её не отпускала. Чижов удивлённо и недоверчиво посмотрел на неё, потом на их сомкнутые руки, потом снова на Катю. Она в ответ запустила свои холодные пальцы между его, ещё крепче сжав его ладонь. В душе она сама удивлялась своей смелости, но старалась сохранять спокойствие. Глядя в даль на городские крыши Катя просто продолжила их прервавшийся разговор:

— Да, я скучала. В детстве мы с отцом тоже по крышам лазили, салют на девятое мая смотрели… Мы жили где-то воооон там, — она показала в сторону Адмиралтейских Верфей с их железными портовыми кранами на горизонте.

— Правее, — поправил её Чижов.

— А, ну да, ты ведь был у меня дома… Я очень соскучилась по Питеру. Спасибо тебе.

Он не ответил. Он просто отвернулся и молча смотрел вдаль, сам немного крепче сжав Катину руку в своей. Ветер доносил звуки шумных улиц и резкие позывные воробьёв с соседних крыш.

— Давай ты забудешь, что было раньше? Забудь всё и отпусти. Прошлое уже не изменишь, — вдруг произнёс Чижов тихим и оттого более низким чем обычно голосом после пятиминутного молчания, всё также глядя куда-то далеко за горизонт.

Катя удивлённо на него посмотрела, и он, как бы заранее ожидая от неё такую реакцию, продолжил:

— Я, дурак, всё понять не мог, что тебя заставило сюда вернуться… Но теперь ясно. Ты просто скучаешь по прошлому. Скучаешь по приятным чувствам, которые испытывала раньше, по юности, по школьным друзьям, по той первой любви…, - он откашлялся, приводя в порядок немного охрипший голос, и после недолгой паузы продолжил: — Но скучать не значит любить, понимаешь? И верить в ту первую любовь — тоже наивно. Не знаю, что ты там чувствовала тогда, девчонкой, но теперь-то всё по-другому, ты другая, он другой — да и это не любовь больше. Любить — это…, - Катя заметила, как его щека медленно стала наливаться румянцем. Видимо, говорить о чувствах ему было неловко. Но он говорил и, казалось, ему ещё много было, что ей сказать.

Чижов высвободил свою руку из Катиной и сцепил ладони пальцами перед собой, облокатив обе руки на колени, и прикрывая ими лицо.

— Любить — это намного больше! Это быть рядом. Что-то делать для другого. Вместе дышать, смотреть в одну сторону, идти к одной цели… Это, в любом случае, не страдать, не плакать и не изводить себя, как ты это делаешь! Ты ведь так с ума сойдёшь однажды. И ради чего?..

Он замолчал, мельком взглянув на Катю, и снова отвел взгляд.

Катя задумалась.

"А он неплохой психолог. Второй раз за сегодня поворачивает вещи так, как я на них ещё не смотрела." Она вдруг стала понимать ту грусть, которая нахлынивала на неё при одной только мысли о Роме. Это была тоска не только по нему, а скорее, точно как сказал Чижов, по ушедшему прошлому. А что если она скучает только по прошлому? Если она внутренне действительно осталась той самой восьмиклассницей, наивно верящей в первую любовь? И что, если убрать Рому из контекста школы, Питера, её юности? Если бы она встретила его в другом городе, при других обстоятельствах — стала ли бы она тогда помнить его столько лет и скучать по нему? А вдруг и вовсе не обратила бы на него никакого внимания?.. Может все эти мысли о любви просто выдуманные ей самой?.. Как, по сути, и он сам?.. Ведь, как она сама себе недавно призналась, во многом она придумала его себе сама… Катя обняла колени и наклонив голову задумчиво посмотрела на Чижова.

— Каждый раз, когда разговариваю с тобой, мне кажется, что ты намного взрослее меня. Тебе точно 17, а не 30?

— А тебе так все 13! Как сеструха моя. Детский сад, блин, — недовольно выдал он, в порыве чувств выплюнув жвачку вниз во двор, и они оба рассмеялись.

— Как твоя рука? — перевела Катя разговор на более удобную для обоих тему.

— Пойдёт, костяшка на безымянном пальце, — он показал то самое место пальцем перебинтованой руки на кисти другой, — в руку вошла, только и всего. Вставил кость обратно, замотал покрепче, ну, вроде срослась уже…

— Как? Ты не был в больнице?

— А толку-то?.. Да не впервой всё это. Я весь штопаный-перештопаный, хорошо, как на собаке заживает, не видно потом. Главное — перед мамкой не спалиться, она больше всех переживает, но, вроде, в этот раз ничё не просекла пока…

Катя в недоумении покачала головой. Она вдруг осознала, что то, что ей доводилось увидеть Чижова пару раз с разбитым лицом и руками в школе — было лишь вершиной айсберга, и представила себе, как Чижов после очередных дворовых разборок со всеми своими переломами, ссадинами и фингалами месяц за месяцем появлялся дома, как мать его встречала, и как должно быть, она каждый раз за него переживала, не спала ночами, когда он пропадал неизвестно где и в какой компании…

— Не завидую твоей маме…, - задумчиво произнесла она. Чижов не ответил.

Они ещё долго сидели на крыше время от времени обмениваясь взглядами, почти не стесняясь, потому что давно уже научились молча понимать друг друга лучше, чем через слова. Кате было хорошо с Чижовым, не надо было постоянно думать, о чём говорить — можно было молчать ни о чём, просто наслаждаясь апрельским солнцем и городским пейзажем. Он — в отличие от всех остальных — не расспрашивал её о Германии и больше не осуждал за решение вернуться, будь то даже по самой что ни на есть глупо и до боли наивно выглядещей причине. Не учил её жизни. Но при этом так просто направлял её мысли в правильное русло…

Тень от облаков на крышах города сменялась яркими солнечными пятнами, всё также дул свежий весенний ветер, и на душе у Кати теперь было тепло и приятно, как будто сегодня утром вовсе не было ни дождя, ни этой злосчастной встречи выпускников. Она обнимала свои колени и представляла, что снова обнимает руку Чижова, отдавая ему всю свою нежность.

"Чувствуешь это? Внутри заиграло всё.

Для тебя я — мечта поэта, но куда нас она приведёт?

Тот конец света нам под силу только вдвоём…

Какая планета, когда мы уснём?

Переживём всё.

Просто забудем о завтра, забудем о вчера…

Под этим углом запомни меня.

Запомни меня, запомни меня

Такой счастливой, где-то в облаках.

Запомни меня, запомни меня,

Такой влюблённой в розовых очках.

Запомни меня, запомни меня

Такой лёгкой, такой неземной…

И пусть несёт за собой нас время…"*

________________________

* "Запомни меня" MAURA