Восьмиклассница

Глава 29

На Дворцовой набережной, как мотыльки на свет, собирались люди и занимали места вдоль гранитного парапета Невы в предвкушении развода мостов. Между ними находились островки с музыкантами и их аппаратурой, и Катя и Чижов пробирались сквозь толпу от одного островка к другому, как и прежде держась за руки, чтобы не потерять друг друга. Они поочереди останавливались у каждой группы и обменявшись взглядами решали, постоять там ещё или идти дальше. Попса и все эти — как он их называл — "Я тебя люблю, семечки куплю" Чижову не нравились, но в остальном, как ни странно, их вкусы во многом совпадали. А когда из сквера у здания Эрмитажа донёсся проигрыш "Кукушки", они не раздумывая направились туда. За спинами людей исполнителей было почти не видно, а толкаться, пробираясь вперёд, им не очень-то хотелось. Чижов потянул Катю за руку в тень дерева неподалёку.

— Всё равно ничё не видно. Ты отсюда послушай, ладно? А я сгоняю, чё-нибудь похавать возьму. С утра не жрамши, не могу больше.

Катя улыбаясь кивнула.

— Пить тебе чё взять?

— Давай пиво, теперь уж.

— Какое? Фруктовое? Нулёвку?

— Нет, обычное. Как себе.

— Неожиданно, — Чижов усмехнулся, — думал, девчонки всё больше сладкое любят… Жди здесь, ладно?

Катя кивнула. Чижов отпустил её руку и скрылся в толпе. Глядя ему вслед она оперлась о дерево и губами повторяя за солистом знакомые строки

"солнце моё, взгляни на меня, моя рука превратилась в кулак", доносившиеся из-за тёмных синхронно движущихся в такт музыке силуэтов любителей Цоя на фоне подсвеченного фасада Зимнего дворца, нежно сложила пальцы в кулак, и приложив его к груди закрыла глаза. По руке у неё разливалось приятное тепло от недавнего горячего прикосновения с рукой любимого человека. Ей было до глубины души приятно находиться здесь сейчас, вдыхать лёгкий аромат сирени доносившийся с дуновением тёплого майского ветра от кустов неподалёку, слышать живую музыку, голоса и смех, биение своего сердца как будто в такт музыке. Ей хотелось смеяться и плакать одновременно от всех тех эмоций, которые её переполняли. С ней не происходило такого с тех пор, как она познакомилась с Ромой. И с тех самых пор она не встречала никого, кто смог бы пробудить в ней те самые первые чувства заново. Никого, кроме Чижова. Приоткрыв глаза, Катя теперь разглядывала лица прохожих, сравнивая каждого проходящего мимо с ним. И никто не мог с ним сравниться, ни внешне, ни по голосу, походке или обаянию. Он был лучший. Лучше всех. Во всём.

Минут через двадцать Чижов вернулся, с двумя упаковками шавермы в одной руке и тремя бутылками пива в другой.

"Романтичное у нас свидание, ничего не скажешь…, - подумала Катя, пряча улыбку, — Хотя, чего ожидать от семнадцатилетнего парня? Не по ресторанам же ему меня водить…".

Она взяла у него из рук шаверму и одну из бутылок.

— …А как тебе продали?

— Обижаешь. Я и в пятнадцать уже на двадцать выглядел, — он посмотрел на Катю немного растерянно и добавил, — …Так-то мне восемнадцать почти, если чё.

Катя улыбнулась, с любопытством и как в первый раз разворачивая полупрозрачную бумажную обёртку. Шаверму она ещё никогда не пробовала, если не считать турецкий дюрюм, продающийся на каждом углу в Германии.

— Когда будет?

— В начале августа.

Она удивлённо посмотрела ему в глаза, про себя подметив: "Надо же, как у Ромы!", и решилась наконец затронуть тему их разницы в возрасте, которая уже неделями не давала ей покоя. Когда, как не сейчас? Ведь не может быть, чтобы Чижов совсем не заморачивался по этому поводу. В семнадцать все, кому за двадцать, кажутся очень взрослыми, шесть-семь лет разницы — это очень много, тем более, если старше девушка…

— А мне 24.

— Поздравляю! — ухмыльнулся он.

— Нет, ну как, тебя это не смущает?

Чижов откупорил ключами ей и себе пиво, сел на корточки у дерева, принялся за шаверму и между прочим пробурчал с набитым ртом:

— Мне как-то пофиг. Ты — и есть ты. Знаю, что старше, ну и чё с того? В мамки не годишься, и ладно…

Значит, так он смотрел на их разницу в возрасте. Катя облегченно вздохнула и, чтобы не подать виду, что она сама вопреки его безразличию продолжала переживать по этому поводу, сменила тему.

— А твоя условка когда кончается?

— Через месяц.

— Значит, во взрослую жизнь с чистой совестью, — засмеялась она и присев рядом с ним протянула ему бутылку, чтобы чокнуться, — За свободу!?

— Ой, вот только не надо теми же словами, как мой участковый! Сговорились, что ли?..

— Да? Просто я за тебя очень рада, и он, я думаю, тоже. Ты ему, наверное, за эти полтора года как сыном стал.

— Да какое там!.. Он молодой, ему тридцатник от силы!…Не, так-то он нормальный чел, мы неплохо ладим. Зря он, конечно, в ментуру подался, но мне с ним повезло, не раз меня из такой жопы доставал… И разрешение на свиданки с отцом мне выбивал, хотя я и невыездной за пределы города.

Чижов рассказывал об участковом увлечённо, как о близком друге, пока вдруг не вспомнил, где он и с кем, и не сменил тему:

— Всё! Хорош, нам что, больше говорить не о чем, как о ментах!?

Он посмотрел на Катю и вдруг расплывшись в улыбке и качая головой сквозь смех выдал:

— А ты неплохо рисуешься, вот так на кортах и с пивасом в руках! Пацаны бы заценили!

Катя смущённо улыбнулась, не зная, рассматривать его слова как комплимент или очередное издевательство в её адрес. Но что ей в любом случае нравилось, это то, что они с Чижовым общались непринуждённо как ровесники. Как близкие друзья. Они просто сидели в тени кустов сирени рядом друг с другом на корточках, под "Группу крови", "Звезду по имени Солнце" и другие песни Кино, пили пиво наблюдая за проходящими мимо туристами и иногда вскользь переглядывались, как тогда на крыше.

— Юра, почему ты отказался от участия в чемпионате по боксу?

— Откуда ты знаешь о чемпионате? — ответил он вопросом на вопрос и прильнув губами к бутылке, попытался уйти от ответа. Видимо, он не хотел об этом, но Кате очень уж хотелось узнать, что к чему.

— Директор вскользь упомянул. Меня эта новость удивила, потому что мне казалось, что бокс для тебя много значит. Разве не так?

— Не пойму, ты ж всегда против топила?

— Я и сейчас против, просто понять тебя хочу.

— Да, не, бокс для меня — это скорее просто так… для души. Все равно со всеми этими условками не получил бы МС, если б всплыло. Да я как-то и не жалею…Вот с футбиком обидно, что в своё время не получилось.

— Ты футболом заниматься хотел?

— Ну, да. После шестого класса в спортивную школу собирался. Сейчас мог бы там, на стадионе, бегать, со временем может даже в сборной играть. Но батю закрыли, бабок не было, работать пришлось… А теперь уже поздно для большого спорта.

Подняв брови и пожимая слегка плечами, он посмотрел на Катю и улыбнулся, как бы давая понять, что он не жалуется, всё окей.

Но ей вдруг стало жаль его. Выходит, семейные неурядицы ещё в детстве существенно повлияли на его будущее, лишили его мечты. И именно те неизбежные обстоятельства, с которыми ему пришлось столкнуться тогда, взростили в нём то безразличие и цинизм по поводу выбора профессии и стремления кем-то стать. Ей вспомнились его слова, которыми он ответил зимой на её вопрос о том, кем он планирует стать после школы: "А чё планы? Всё равно в жизни всегда всё не по плану идёт…". Выходит, это были не просто слова. За ними скрывался его личный горький опыт… Катя дожёвывала резиновый лаваш и думала, уперев взгляд в газон перед собой. Ей вдруг захотелось что-то для него сделать. Для него — того, кто был вынужден постоянно чем-то жертвовать из-за и ради других…

Неожиданно Чижов обнял Катю за шею и потянул её на себя из тени листвы в свет фонаря, заглядывая ей в глаза.

— Хорош грузиться! Не рассказываю тебе чего-то — тебя это грузит, рассказываю — тоже. Ну нельзя же так! Смотри на вещи проще.

Чижов был прав. Катя умела принимать всё близко к сердцу, по сто раз всё обдумывать и беспокоиться понапрасну. Возможно, ей действительно надо было научиться быть проще. Но от того, что она только что задумала, размышляя о непростой судьбе Чижова, она отказываться не собиралась. С серьезным лицом она высвободилась из его объятия, встала и потянула его за собой.

— Куда ты вдруг?

— Пойдём, кое-что тебе показать хочу.

Смеркалось. На ту сторону Невы уже опустилась вечерняя мгла, и лишь ярко освещённая фонарями и подсветкой Зимнего дворца набережная жила своей шумной бурлящей жизнью, как будто всё ещё продолжался день. Катя оставила Чижова ждать её у фонаря, а сама исчезла в толпе. Через пару минут она вернулась, радостная, с инструментом в руках. Чижов между делом заподозрил, что что-то не так, слишком уж быстро Катя сорвалась с места и слишком уж смело решала свои дела, и с ухмылкой в поллица спросил:

— Катька, ты чё, пьяная, что ли?

— Ну, есть немного…

— От одной-то бутылки?!…Блин, везет!

— Неважно! Встань здесь!

Она оставила его стоять на середине тротуара, ненавязчиво попросила людей вокруг немного посторониться и усевшись ногу на ногу с гитарой на прогретый солнцем и потому ещё тёплый гранитный парапет, громко произнесла:

— Эта песня для тебя, Юра!

Люди стали хлопать, а Чижов продолжал стоять напротив неё и с удивлением наблюдал за происходящим. Такую Катю он видел впервые. Она взяла несколько пробных аккордов, посмотрела улыбнувшись на него и усевшись поудобнее на шершавой гранитной плите начала петь:

"Золотистым звоном наше прошлое

Покатилось вдаль от школьных стен…"*

Ещё по первым аккордам Чижов догадался, что это была за песня и зная текст, широко улыбнулся и даже немного смутился. Её выбор песни слишком очевидно выдавал её чувства, а голос звучал как никогда уверенно и красиво, так что всё его внимание было приковано к ней.

"А мы любили, а мы могли,

Свою любовь найти на краешке земли.

Какие песни — такие мы,

Ведь мы поем, когда нам хочется любить…"

Вокруг на знакомую мелодию собирались люди, но Чижов и Катя не замечали никого. Они как будто были одни на набережной, да и в целом городе. Она улыбалась ему, он улыбался ей в ответ. А внутри его очередной раз начинала мучать мысль, что где-то он слышал этот голос раньше. Катя казалась ему такой знакомой, как будто они знали друг друга уже много лет. Чижов достал мобильник и со второго куплета начал записывать Катино выступление на видео, чтобы потом в тишине разобраться в непонятном чувстве дежавю, преследовавшем его ещё с первого её выступления в школе.

Вдруг сзади его кто-то хлопнул между лопаток, да так, что мобильник чуть не выпал у него из руки:

— Братан, вот вы где?!

Это были Колобок и Фима. Они, наконец, нашли их в толпе, но Чижов не очень-то обрадовался их встрече и прошептал Фиме тихо, но отчетливо, боясь испортить запись на телефоне:

— Скажи мне кто твой друг… и оба идите нафиг отсюда.

— Вообще-то, мы её пригласили, — хотел было отшутиться Фима, но испугавшись резкого взгляда Чижова, они вместе с Колобовым предпочли не рисковать и исчезли за другими зрителями.

Между тем Катя допевала припев в последний раз. И точно с последним её аккордом вверх вдруг взвился залп салюта, и небо над Невой озарилось ярким светом. За ним последовала череда залпов посильнее, наполнивших небо ярко-розовой россыпью огней. Катя опустив гитару слезла с гранитной плиты и с восхищением оглянулась. Это было намного более впечатляюще, чем просто аплодисменты, ещё и потому, что ни Чижов, ни Катя не подозревали, что сегодня будет репетиция салюта перед Днём города. Небо искрилось разноцветными мерцающими огнями, люди на набережной ликовали. Все глаза были устремлены с детским восторгом на салют, а Чижов стоял в нескольких шагах от Кати и с не меньшим восторгом смотрел на неё, её лицо озарявшееся разными цветами в огнях салюта, её тонкую шею, волосы небрежно собранные на макушке в хвост… Он подошёл и приобнял её сзади обеими руками за талию, медленно, но упорно всё сильнее прижимая её к себе и с наслаждением вдыхая запах её волос. Катя дрогнула, почувствовав на себе его руки, ту силу, с которой он нежно, но крепко сжимал её, и его дыхание у своего уха, но не стала оборачиваться. Она боялась дышать, не то, что пошевелиться, чтобы ни дай Бог не вспугнуть то счастье, которое вдруг её настигло. Делая вид, что и дальше смотрит на фейерверки, взвивающиеся в небо, она просто закрыла глаза и наслаждалась разноцветными вспышками во всё небо, теплом этого вечера и более всего теплом, исходящим от тела Чижова, крепко заключившим её в свои объятия. Он был рядом с ней. Так близко, как никогда.

"Ты вновь позади меня мурашками по спине, щекочешь нервы…

Ты здесь, ты рядом,

ты здесь, ночь не торопи…

Стоит закрыть глаза, лечу словно в темноту и звёзды так близко.

Дыхание затая, я чувствую дрожь твою, и дальше из списка…

Ты здесь…"**

_______________________________________________

* "Средняя школа номер 7" HI-FI

** "Ты здесь" Т9