Война с Китаем

ЭПИЗОД 16

Они все рассчитали точно и верно. Никто не обратил внимания на двадцать молодых людей, пришедших на самую большую в мире площадь порознь, поодиночке. Единственное, что отличало этих девушек и парней — слишком теплая, не по погоде одежда. Было уже по-весеннему тепло, плюс двадцать, а на них были широкие, теплые, зимние куртки. Но на это никто не обращал внимание. На площади, как обычно, было очень много людей. Сотни, а может тысячи туристов приехали со всех концов великой страны, в том числе из тех районов, где еще вовсю царствовала зима — с высокогорного Тибета, с северной пустыни Гоби. Кроме того было очень много туристов из-за рубежа. Сразу три телекомпании производили заранее обговоренные съемки. В том числе съемочная группа Би-Би-Си снимала сюжет, посвященный современному Китаю. Ветеран политического репортажа Джонатан Дин снимал свой очередной фильм с предварительным названием «С любовью в Китай».

— Когда я приехал в эту страну в первый раз этот человек был еще жив, — Джонатан, невысокий, худощавый, и, несмотря на свои семьдесят лет как мальчишка подвижный, показал рукой на огромный портрет Мао Цзэдуна над его мавзолеем, — и страна походила на один большой завод. Все ходили в одинаковых синих спецовка, кедах и кепках как у вождя…

Дину неожиданно пришлось прервать репортаж. За его спиной, как раз на фоне мавзолея раздались дружные, хорошо отрепетированные крики. Двадцать глоток во всю силу кричали на английском языке:

— Свободу Китаю! Долой компартию! Выкинуть Мао из мавзолея!

Все двадцать молодых людей скинули свои куртки, на теле двоих из них были намотаны транспаранты, которые они тут же растянули. На них была дата того самого, знаменитого и кровавого выступления студентов в 1979 году и надписи на английском: «Свободу!» и «Мы помним 4 июня! А вы?». К ним тут же побежали со всех концов площади люди в форме и люди в штатском, но когда студентов уже начали растаскивать под руки, произошло нечто ужасное. Все двадцать человек внезапно и почти одновременно вспыхнули. Одежда демонстрантов явно была пропитана каким-то горючим составом, цвет пламени был неестественно ослепительным, и двадцать живых факелов горели ярко, яростно, стремительно, и крики боли самоубийц слились с воплями ужаса тысяч туристов. Пламя перекинулось и на милиционеров, державших за руки демонстрантов, на представителей спецслужб. Они отскакивали в стороны, лихорадочно пытались тушить свою горящую одежду, получалось это плохо. Некоторым приходилось скидывать для этого шинели и куртки, пара милиционеров просто каталась по земле, пытаясь сбить огонь со своей одежды. Во всем этом хаосе люди из органов на время забыли про съемочные бригады с Запада. Джонатан обернулся в сторону оператора, подмигнул ему. Оператор Дина, серб Зоран, работавший с ним уже тридцать лет, в свое время на себе испытал бесцеремонные нравы госорганов Китая, так что он быстренько сменил флешку с записью, поставил чистую, и этот номер ему удался. У всех, кто на площади в этот день имел с собой телекамеру или цифровой фотоаппарат были изъяты карты памяти. С китайскими туристами совсем не церемонились, просто отбирали у них цифровики и мобильники. Лишь съемочной группе телекомпании Би-Би-Си удалось вынести с площади запись этого огненного самоубийства.

Репортаж с площади Таньанмень вызвал шквал эмоций во всем мире. Тем более что Дин смонтировал в сюжете кадры с того, самого первого приезда в Пекин в 1975 году, и получил нужный эффект. Слишком разителен был контраст между той человеческой саранчой, что маршировала в одинаковой форме в кадрах 1975 года, и вдохновленными лицами самоубийц.

— Мы видим, насколько вперед ушел Китай за эти три десятка лет, — вещал Джонатан Дин. — Из механизированного общества, где каждый человек был лишь винтиком и механизмом большой машины, мы получили общество, где его граждане отчаянно борются за свои права, при этом не жалея свои жизни. И мы действительно не должны забывать этих, новых жертвенных мучеников свободы, как и тех, первых идолов кровавого 1979 года.

Буквально на следующий день отозвался самый известный узник совести Китая — Ван Джин Джинг. Всемирно известный режиссер, лауреат Каннского и Венецианского кинофестивалей отбывал пятилетний срок за антикоммунистическую деятельность. Прямо из тюремной камеры он обратился с призывом к народам Запада вспомнить о жертвах Тяньанменя.

— Вы живете в благополучном обществе, вы к этому привыкли, воспринимаете свободу как нечто естественное, как утренний свежий воздух в открытое окно, и чистую питьевую воду из-под крана. Но есть целый мир, где свобода — это призрачный мираж, как силуэт летящей цапли в зарешеченном окне. Миллионы людей в нашей стране не видят ничего, кроме рабского труда за миску риса, в то время как коммунистические вожди жируют, произнося одни речи. Они нам указывают, как нам жить, сколько детей рожать, сколько трудиться и сколько отдыхать. Этих трутней на улье нашего древнего государства давно пора заставить работать руками, а не языком. Если коммунисты не хотят предоставлять свободу своему народу, то надо заставить их сделать это. Хотя бы во имя тех святых молодых людей, пожертвовавших собой для свободы своей многострадальной родины.

Когда Ван Джин посмотрел эту запись, его поразило не убежденность этого человека, а то, что это была именно видеозапись, причем высокого качества, и сделана она была прямо из тюремной камеры. И попала она на Запад буквально через день после самосожжения студентов.

— Кто сделал эту запись? — Спросил Генсек не оборачиваясь. Сзади стоял министр общественной безопасности Ка Зэнгжонг, Шоушан и Вейшенг.

— Мы уже нашли этого мерзавца, — зачастил Зэнгжонг. — Он был тюремным надзирателем, пронес телекамеру и сделал эту запись. Он сполна получит свой срок.

— Сколько?

Министр не понял:

— Что, сколько?

— Какой он получит срок?

— Не менее пяти лет.

— Он знал об этом?

— Да, их сразу инструктируют, как они только поступают на службу, они сразу дают подписку. За связь с политзаключенными, любую попытку пронести что-то с воли или на волю карается именно таким сроком. И он работал уже в этой тюрьме десять лет. Считался одним из лучших надзирателей. В личном деле одни поощрения.

— Он получил за это деньги?

— Нет. Таких данных мы не нашли.

— Плохо. Если уже такие люди сами идут в тюрьму…

Генсек не докончил своего предложения, но собеседники поняли его. В это время в кабинет зашел секретарь Ван Джина, положил ему на стол бумагу. Тот прочитал ее, поморщился.

— Ну вот, этого и следовало ожидать. В Лхасе сожгли себя сразу сорок буддистских монахов. И это уже попало в новости всех телеканалов мира. Они знали, что это все произойдет. Как вы думаете, кто стоит за этим — ЦРУ, ФСБ?

— По моим данным — и те, и другие, — ответил Вейшенг. — Но мы не можем поймать их за руку.

— Надо поймать. Надо не только поймать, но и раздавить эту гадину в зародыше. Чтобы они публично покаялись в содеянном, признались, что они продажные твари империалистов. Это преступление работать против своей страны.

Вейшенг покачал головой:

— Это сложно. Вся подрывная деятельность сейчас идет через интернет. У них нет собраний и открытого общения.

Тут возмутился министр общественной безопасности:

— Но ты сам недавно хвалился своим «отделом Джи»?

— Там идет большая разведка, а это, — Вейшенг мотнул головой в сторону застывшего на экране изображения режиссера, — ловля пескарей в горной реке голыми руками.

— Ловит пескарей не менее важно, если эти пескари могут подрыть сваи большого моста, — ответил Джин. — Надо все это пресечь, на корню, быстро. Впереди война, и нам нельзя иметь в тылу пятую колонну.

— Хорошо, я переключу часть своих лучших людей на эту работу. Мы выловим всех, и пескарей, и карпов, и сомов, — пообещал Вейшенг.

Через месяц после этих событий на Тайване прошла мощная демонстрация студентов, недовольных закрытием университетской газеты. Не обошлось без кидания в сторону полицейских дымовых шашек, фаеров и подожженных покрышек. Стражи порядка опять перегнули палку, были жертвы, и тогда мировая общественность окончательно убедилась, что: «Ван Джин кровавый палач детей». Вскоре Англия на ассамблее ЕЭС подняла вопрос о санкциях против Китая. Был поставлен запрет на полную поставку вооружений и всех технологий двойного использования. Несмотря на противодействие Франции, Италии и Испании такая директива была принята. Руководство этих трех стран было очень недовольно. За последние три года они вложили в развитие Китая колоссальные суммы, и терять их из-за каких-то двух десятков сумасшедших студентов им казалось верхом глупости.

Джонатан Дин в третий раз получил Пулитцеровскую премию и бессрочный запрет на въезд в Китайскую Народную Республику.