Война с Китаем

ЭПИЗОД 21

В эту ночь Зен Чангминг почти не спал. Дочка снова температурила, она покрылась потом, плакала и они по очереди с женой укачивали ее на руках. Чтобы как-то отвлечься от детского плача Чанг включил небольшой транзистор. Из динамиков послышался торопливый речитатив Шоушана:

— Русские всегда свысока относились к нашей нации. Еще с царских времен они навязывали нам кабальные условия договоров по размежеванию границ. Настало время отнять у России то, что по праву должно принадлежать Китаю — территорию. Пора вырвать у старого медведя его прогнившие зубы и пинками загнать за Урал!..

«Опять он про русских. Задолбал уже», — подумал Чанг и попытался найти другой канал. Но там гремела музыка, и он окончательно выключил транзистор.

В шесть утра Чанг вышел из дома. Место сбора рабочих было далеко, в другом районе Шанхая, а у него сейчас не было денег даже на метро. А ведь всего год назад он приехал в этот блистательный город с огромными надеждами. Их породил приехавший на новый год из Шанхая брат жены — Дэн Шунюан. Он уехал на юг страны на заработки три года назад, и вернулся одетым с иголочки, привез всем родственниками подарки.

— Поймите, в Шанхае работы хватит всем! Этот город проглотит всех! — Вещал он родне за праздничным столом. — Я тоже начал с нуля, а сейчас я бригадир на стройке, у меня своя квартира, я собираюсь жениться. И все вы можете жить так же. Нужно только не сидеть здесь, в деревне, считая в миске каждую рисинку, а работать в Шанхае, честно и трудолюбиво.

Из всей родни ехать в Шанхай решились только Чанг с женой. Она была уже на пятом месяце беременности, но именно это и подстегивало Чанга. Ему хотелось, чтобы их долгожданный ребенок не имел ни в чем нужды. То, что он родился, и так было подобно чуду. Они прожили семь лет без детей, и врачи вообще отказывались лечить Дэн Ксуекин, найдя у ней редкую патологию по женской части. И вдруг — беременность уже тогда, когда они потеряли надежду.

Сначала все шло хорошо, Шунюан с молодой женой встретил их радушно, поселил в своей маленькой квартире. Чанг сразу устроился на стройку, получил свою первую зарплату… И тут грянул этот жуткий мировой кризис. Огромная часть товаров из Китая стала не нужна мировому сообществу. За считанные месяцы разорились тысячи фирм, миллионы людей остались без работы. К этому времени Ксуекин родила, но девочка была слишком слаба, болезненна. Ее постоянный плач нервировал жену брата, она сама уже была беременна. Семье Чанга пришлось переехать в совсем маленькую каморку на окраине города. Чанг перебивался случайными заработками, большей частью грузчиком и разнорабочим. Вскоре вместе с ним тем же самым начал заниматься и Шунюан. Его строительная фирма разорилась, и он так же был выброшен на улицу.

Чанг шел быстро, он целиком ушел в свои невеселые мысли, так что когда перед ним резко затормозил огромный автомобиль, он вздрогнул и отскочил назад. Из открывшегося окна показалось круглое лицо изрядно располневшего китайца.

— Ты, позорное животное, ты, что себе под ноги смотришь?! Желуди ищешь?

Чанг понял, что он шел на красный свет. Но оправдываться он не стал, просто молчал и смотрел на своего собеседника.

— Понаехали тут, деревенские олухи! Никуда от вас не деться, ступить уже некогда, — Выругался водитель и дал по газам.

Перебежав дорогу, Чанг свернул за угол, решив пройти дворами, и увидел ту же самую машину и толстого господина в сером, стильном костюме около высотного дома. Перед ним стояла пожилая женщина, угодливо улыбаясь, она держала на руках маленького ребенка, как определил Чанг, примерно такого же возраста, как и его дочка. А толстый, между тем, вывел из салона автомобиля второго ребенка, чуть постарше, затем третьего.

— Я приеду за ними в семь вечера, — сказал он женщине. — Да не перекармливайте их! А то Лихай начал толстеть.

— Хорошо, господин! Все сделаем, как вы прикажите!

Чанг понял, что этот толстяк нанял для ухода за своими детьми частный детский сад. Но даже не это поразило его, а то, что у толстого было трое детей! Значит, он сумел заплатить огромные штрафы с появлением второго и третьего ребенка. Государство пристально следила за тем, чтобы ее народ выполнял решение партии и правительства «Одна семья — один ребенок». В случае нарушения этого закона гражданин Китая должен был заплатить громадный налог.

Через пять минут Чанг наконец добрался до строительной площадки очередного небоскреба, замороженной с началом кризиса. Именно здесь располагался черный рынок рабочей силы. Сюда подъезжали работодатели, отбирая по своему вкусу людей для нужных им работ. Вот и сейчас на небольшом участке скопилось не менее двух тысяч людей. Среди толпы Чанг заметил Шунюана, тронул его за рукав.

— Привет. Ну как?

— Плохо. Было все три покупателя, отобрали сорок человек. А что ты так поздно?

— Пешком шел. Денег нет на метро.

— Далеко. У меня тоже нет денег, но я хоть живу тут рядом. Как дочка?

— Все так же. Плачет круглосуточно, не знаем, что и делать.

Тут подъехали сразу три машины, народ окружил их, начался торг. Через два часа толпа поредела — кто уехал работать, а кто просто разочаровался и ушел. Но все равно на площадке толпилось более пятисот человек. Уехал и Шунюан, он приглянулся управляющему теплиц. Родственник попытался агитировать за мужа сестры, но на низкорослого Чанга управляющий посмотрел свысока и отрицательно покачал головой.

— Не пойдет. Он не дотянется до самых высоких ростков.

Когда отчаянье начало подступать к горлу Чанга, метрах в пяти от него притормозил знакомый автомобиль, из него выбрался не менее знакомый человек.

— Мне нужно четыре человека для погрузки мебели, — сказал толстяк, вытирая с лица пот. К нему подбежали человек тридцать, но Чанг был в первом ряду. Увы, господин в сером костюме отодвинул его в сторону.

— Господин, возьмите меня! — Торопливо зачастил Чанг. — Мне очень нужно, у меня дочь больная.

— Ты слишком маленький и щуплый, еще поцарапаешь мне мебель, — сказал толстяк. Он уже усадил четырех довольных парней в машину, когда его внимание отвлек телефонный звонок. Господин заговорил по-английски, затем торопливо отошел в сторону, прикрыл микрофон ладонью и начал что-то горячо втолковывать далекому собеседнику.

— Пойми, Джон, дешевле моего товара ты не найдешь нигде, — вещал он. — Надо покупать сейчас, ведь кризис не вечен, скоро он пойдет на спад. И тогда ты поднимешь цены до прежнего предела и станешь монополистом!

— Но это все равно требует времени, а банки просят проценты ежемесячно. Не пойдет.

— Зато потом ты окупишь все! — Продолжал убеждать господин в сером костюме. Его звали Ли Вей, и хотя выглядел он весьма благополучным, но на самом деле дела бизнесмена сильно пошатнулись, и мебель он собирался не вносить, а вынести из нового, только что построенного дома, чтобы продать ее.

— Ну не знаю, не знаю…

— Подумай, Джон! Такой шанс бывает только раз в жизни!

— Я подумаю. И позвоню.

— Я буду ждать! Здоровья тебе, дорогой друг! И тебе, и твоей жене!

Закончив разговор, Ли Вей подошел к машине, где его снова встретил Чанг.

— Господин, возьмите меня с собой. Я сильный! Я много могу унести!

Толстяк хотел огрызнуться, но тут у него снова заиграл телефон. Это снова был деловой партнер, только уже из Сингапура.

— Да, дорогой мой доктор Мин, — пропел Ли Вей. — Как я рад слышать ваш голос.

Голос далекого партнера не выражал такой радости:

— Я тоже рад тебя слышать, Ли.

— Так что вы решили по нашему вопросу, дорогой доктор Мин? Время идет, товар портиться.

— Понимаешь, Ли, должен тебя огорчить. Мы не можем выкупить заказанный товар, и я вообще сомневаюсь, что он будет нам нужен в ближайшее время. Я позвоню, когда времена будут более милостивы к нашему бизнесу. Удачи и терпения тебе, дорогой Ли.

Это бы удар ниже пояса. А тут еще этот надоедливый малыш, что продолжал зудеть над ухом. И развернувшись, Ли Вей влепил Чангу такую оплеуху, что тот отлетел и упал на кучу строительного мусора. Он полежал так несколько секунд, потом сел. В это время у него в кармане зазвенел телефон. Это был жена.

— Чанг… она… она… умерла! — Расслышал Чанг сквозь рыдания голос жены. Несколько минут он сидел оглушенный своим горем, затем поднялся на ноги. Как в его руках оказался кусок арматуры он даже не понял, но ненависть, поднявшись с самых глубин души, заставила его взметнуть вверх и со всей силы опустить увесистый кусок металла на стекла роскошного автомобиля.

— Ты, ты что делаешь, сволочь! — Закричал Ли Вей. Толстяк, забыв про важный разговор, кинулся к Чангу, но тот уже снова занес свой карающий кусок металла, и опустил он его уже на машину, на лицо его хозяина. При этом Чанг закричал так отчаянно, что все невольно оглянулись в сторону скандала. А Чанг бил и бил лежащего толстяка по голове, потом оставил уже бессознательное тело и снова начал крушить автомобиль, продолжая кричать и рыдать одновременно. И столько в этом было ненависти и отчаянья, что сначала один человек, потом другой подобрали из кучи обрезков куски арматуры и присоединились к Чангу. Потом словно кто-то, где-то, спустил курок, народ с ревом качнулся вперед, поднял и перевернул машину толстяка, так что из нее еле успели выскочить нанятые толстяком грузчики. После этого толпа возбужденных людей выплеснулась на улицы города, останавливая движение и круша автомобили, витрины магазинов, врываясь в лавки и кафе, грабя кассы и просто подвернувшихся жителей. Быстро приехала полиция, но еще быстрей толпа погромщиков увеличилась за счет жителей ближайшего спального района города. Запылали подожженные автомобили, взорвалась бензоколонка. Силы полиции и спецназа за два часа навели порядок в городе, но этой же ночью окраины Шанхай полыхнули диким бунтом. Чтобы усмирить его, пришлось вводить в многомиллионный мегаполис регулярные войска.

Это было крупнейшее, но далеко не единственное выступление доведенного до края народа. Полыхнули самые отсталые, крестьянские северо-западные районы страны. Здесь нищета и до кризиса была ужасной, а теперь она превысила все пределы. При этом ненависть восставших направлялась как на богатых людей, так и на партийных функционеров. В городах и селах были разгромлены все партийные офисы, а кое-где забиты камнями и мотыгами и сами партийные деятели.

Руководство страны, и прежде всего члены «Большой шестерки» были обескуражены. Уже через два года после Тайваньского успеха страна ненавидела свое руководство гораздо больше, чем до той блистательной операции. Единственные, кто по прежнему молились на Ван Джина и его команду, были военные. Армия ждала новой войны и продолжения побед.