В Воздвиженке войну ждали, готовились, женщин заранее, за три дня до ее начала отправили вглубь страны. Прощание вышло как в Великую Отечественную, с плачем и причитания.
— Господи, чего ж вы так орете, быбы? — Недоумевал староста. — Их же не на фронт отправляют, еще два дня и они вас догонят.
— Ничего, бабоньки, последний форт доделаем и рванем к вам, — крикнул Мироныч. Дольше всех прощался Мишка Корнеев. Он нестерпимо долго, взасос целовался с женой. Та была уже достаточно пузатой, все-таки шесть месяцев сроку.
— Мишка, ты до завтра, что ли, будешь лизаться? Эк, присосался, чисто теленок! — Поддел кто-то из мужиков.
— Дай им толком попрощаться, — одернула одна из бабонек, — вишь, какая у них любовь. Сладкая.
Сама она вздохнула с привычной тоской — уже три года как была вдовой.
Наконец автобусы тронулись, как раз в это время подъехал Уазик Шубина. Тот, как обычно, за рулем сидел сам.
— Что, женщин отправили? Всех? — Спросил он председателя.
— Да, теперь даже кашу варить некому.
— Ничего, сами сварим. Не баре.
Шубин отошел под навес, закурил, к нему подошел Мишка Корнеев, стрельнул сигарету.
— Полковник, дай легким погреться.
— Бери. У тебя Танька на каком месяце? — Спросил Шубин, доставая пачку сигарет.
— На седьмом уже, а что?
— А у меня на пятом.
Мишка восхитился:
— Да ты что!? Получилось? Поздравляю!
— Вот так.
— Это когда ты ей соорудил, когда она приезжала сюда?
— Да. Три дня из кровати не вылазили, и вот… Врачи сказали — дочка.
— А у меня парень. К врачам не возил, но точно знаю что парень.
— Здорово!
Шубин обернулся к своим работникам.
— Ну, поехали, мужики! Последний аккорд, финальный штурм перед дембилем.
Они еще два дня штурмовали последний форт — «Шилку», и закончили с ним уже ночью. Все было установлено — пушки, пулеметы, и даже пристреляно. Шубин любил этот форт, он его сам спроектировал, сам и построил. Подполковник обходил все свое детище и поражался, как быстро они создали это грандиозное сооружение. За эти два с половиной года они практически срыли сопку, а потом, построив казематы, насыпали ее снова.
Снаружи казалось, что это обычная система ДОТов, и только для оказавшего внутри человека становилось ясно, что все они связаны между собой системой ходов, так, что в течение пяти минут можно было оказаться в другом конце сопки. Сам бетон, что был использован при строительстве форта, был со специальными добавками, прибавлявшими им не только прочность, но и вязкость. Кроме этого бетон был многослойный, как пирог, с пустотами и керамическими наполнителями. Все было сделано для того, чтобы этот бетон не взяли ни специальные бетонобойные снаряды, ни термоболические бомбы. Самым верхним сооружением форты был командно-наблюдательный пункт, а вот сразу под ним — система залпового огня, едва ли не в первые установленная в подземном сооружении. Работала она своеобразно — поднималась объемная заслонка, появлялись двадцать стволов стандартной системы «Град» изначально установленной под отрицательным углом, так, что эта система могла работать как вблизи, так и по всей долине. Для отвода пороховых газов с другой стороны сопки поднималась вторая заслонка. И только уже ниже шла система ДОТов.
Шубин застал в «Градирне», так в шутку назвали солдаты каземат с системой «Град» Мироныча и двух сержантов сверхсрочников, что должны были управлять и заряжать систему залпового огня.
— И часто вы из нее стреляли? — Интересовался Мироныч, ласково поглаживая круглые направляющие пусковых установок.
— Ну, раза три, — не очень с большим энтузиастом признался тот, что помоложе.
— Сколько?! Три?! — Не поверил Мироныч.
— Ну да. А что?
— Ха! Мы в советские времена только на учениях «Щит» раз двадцать стреляли. Мой экипаж на них пять раз признавался лучшим, а я два раза ездил в отпуск, так как признавался лучшим наводчиком в СГВГ.
— Где-где? — Не понял сержант. — СГ…
— В Северной группе войск в Германии, тундра!
Шубин улыбнулся и двинулся дальше, вверх. Для того, чтобы попасть в командный пункт из «Градирни» ему пришлось открыть два люка и подняться вверх по вертикальной лестнице. Система перископов позволяла командиру видеть все окрестности, а трижды дублированная система связи — дважды телефонная и радио, позволяли руководить всеми огневыми точками. Под «Градирней» следующий ярус занимали семь ДОТов. В каждом из них были установлены две 125-мм противотанковых пушки 2А45М «Спрут-Б» и крупнокалиберный пулемет системы «Утес». Все ДОТы были под завязку забиты снарядами. Запас боезапаса в три раз превышал норму, ими были забиты все казематы форта. Кроме того, от всех семи ДОТов вглубь сопки шли специальные элеваторы, по которым из центрального хранилища поступали снаряды. В арсенале с этим управлялись всего два человека, все остальное было автоматизировано. Подобная система была позаимствована из корабельного арсенала. Кроме того по округе были вкопаны десять танков Т-55 с тройным боекомплектом. Все они служили вспомогательным целям, на случай если бы вышли из строя ДОТы. Еще ниже располагались двадцатью пулеметных точек. Половина из них была вооружена «Утесами», а половина старенькими, но безотказными ДШК. Между ними разместили шесть огнеметных точек, управляемых автоматически либо с командного пункта, либо с ближайшего ДОТа.
К вечеру все работы были закончены. Капитан Завидов, командир форта, был доволен. Он выстроил своих солдат, объявил им благодарность и отправил отсыпаться на территорию части.
— Ужинать и сразу всем спать! Утром, после завтрака, все перемещаемся в форт.
Затем Завидов подошел к строителям:
— Молодцы, мужики. Завтра с утра расставляю своих парней, и пусть только эта китаеза попробует сунуться.
— Хорошо! Выпить бы еще сейчас, — заявил Мишка.
— Может тебе еще бабу подать? — Засмеялся один из строителей. — Потеплее какую.
— Теплей его Таньки нету. Только с ней сейчас неинтересно, с икрой она.
— Ну, бабу не обещаю, а вот выпить… — Шубин достал из сумки трехлитровую баклажку припасенного спирта.
— О, живем, парни!
— Иван Михайлович, ты человек!
— А ты сомневался? Ещё какой человек! Человечище!!!
Это была очень необычная мужская пьянка. Пошел дождь, так что они забрались в один из ДОТов, развел спирт родниковой водой, сварили лапшу с тушенкой и до утра сидели, разговаривая не о житейских глупостях, а о политике, о том, будет война или нет, о том, какой чудо фортификации они построили.
— Все хорошо, вот только кончиться война, и что будем дальше делать? — Сказал Михеев, тракторист, в прошлом орденоносец, едва не спившийся за последние лихоманные годы.
— Быстро ты ее уже выиграл, — хохотнул Мироныч, наворачивая кашу с тушенкой. — Она еще и не начиналась.
— Да выиграем мы ее, мы всегда выигрываем справедливые войны. Это если Порт-Артур или Афган, тогда проигрываем. А когда на нас нападают, завсегда бошку врагу свернем. Всегда так было.
— И что будет тогда? Чего ты сейчас-то гоношишься? — Не понимал Мироныч.
— Да я про то, что строили мы вот этот форт, цель была. А потом что? Опять безработица, опять водку паленую жрать? — Настаивал Михеев.
— Ну, ты заелся. Цель ему нужна…
— Да нет, он прав, — сказал Мишка Корнеев. — Иногда вот так живешь, и каждый день одно и тоже, одно и тоже. Встал, умылся, поел, на работу, с работу, стакан пропустил, пришел, поел, женку потискал и снова спать. Дни как… автоматная очередь. Пули одни и те же, календарь нее успеваешь менять. Иногда встанешь, пойдешь с утра по нужде во двор, и кажется, что это уже было, и не раз. Как наваждение, как это, как ее называют?…
— Де-жавю, — подсказал Сафронов, самый начитанный мужик в деревне.
Мироныч возмутился:
— Да ты заелся! Ты еще вспомни про идею, как там?…
— Общая идея российского народа, — подсказал Митька Сафронов, тот самый интеллигент, бывший дипломированный учитель истории, выгнанный из всех школ области за хроническое пьянство и докатившийся в своей деградирующей карьере до деревенских пастухов.
— Вот-вот! Есть что жрать — и то уже хорошо. Есть где спать — уже здорово!
— Нет, жит тоже надо во имя чего-то. Раньше же как шли на войну — за веру, царя и Отечество. А сейчас ни веры, ни царя, да и отечества осталось как сон пустой. Нихрена кроме гордости за бывшие победы. Мы победили в войне, мы первые в космосе. А как жили в дерьме, так и живем. Без идеи жить нельзя.
— Ну, ты сказал… — начал Мишка, но его остановил самый старый из этой компании, старик Самсонов.
— Постой, Мишка. Я вот что скажу, сколько уже, восьмой десяток живу, одно могу сказать. Идеи, идеи… Фигня все это. Жить надо и все. Я ведь еще по возрасту отечественную войну хватанул, совсем мальцом был. Мы тогда об одном думали — как выжить, а это в тылу врага было, в Белоруссии. Эх, и голодали мы тогда! И лепешки из семян лебеды ели, и кору осиновую грызли. Глину ели, была такая у нас в овраге, цветом и вкусом на шоколад похожая. Да только одной глиной не наешься. Нас у матери семь человек было, да дедов трое. Они первые умерли. Мать устроилась в хлебопекарню к немцам, натолкает под лифтик кусков хлеба, придет и нас этим хлебом кормит. Идет мимо проходной, а сама аж обмирает — так страшно ей было. Нашли бы немцы этот хлеб — повесили бы ее. За ними не заржавело. Было такое. Потом наши пришли, она так и работала в той же хлебопекарне, уже для наших хлеб пекла. И тоже хлеб продолжала воровать, хотя за такое могли и расстрелять уже наши. Не расстреляли, так посадили бы точно, не смотрели бы, что детей по лавкам как вшей на голове тифозной. А только все равно из семи детей трое только выжили, я сам младший.
Он замолк.
— Так что ты хотел сказать, Иван Михалыч? — Спросил Мироныч.
— Да что сказать? Жить надо. Детей плодить. Как бы тяжело не было.
— Он прав, — подал голос бывший учитель. — Вот сейчас говорят, что раньше идея была — за веру, царя и отечество. Только русские за себя бились и когда ни веры, ни царя еще не было. Кто-то подсчитал, не помню уж, Соловьев или Карамзин, что у нас в истории за триста лет только два года было, когда никто на нас не нападал, когда Россия ни с кем не воевала. И главное было для России — выжить. После половцев, печенегов, татар. Отобьются, и снова строят города и деревни, хлеб пашут. Вот она и есть эта идея. Выжить, чтобы Мишкины дети, когда выросли, понимали китайский, английский, а вот думали, говорили на русском языке, да и жили на русской земле.
На этом дискуссию закрыли, в деревню решили не ехать, все рухнули спать прямо в казематах форта. На карауле осталось только шесть человек солдат.
Не спали еще Шубин и Завидов. Они отправились в штаб укрепрайона, доложили руководству, и, поспав буквально пару часов в Уазике Шубина, отправились обратно в свой форт. Уже светало, когда они подъехали к территории гарнизона.
Временный, сборный щитовой барак казармы располагался в трех километрах от форта. Шубин, несмотря на тряску, задремал, и проснулся от того, что машина дернулась и резко остановилась. Завидов выругался, выпрыгнул из машины.
— Стой, стой Колодин! Ты куда? — Крикнул он.
Шубин так же выбрался из кабины. Завидов же трепал за грудки щуплого солдатика с двумя лычками младшего сержанта на погонах.
— Ты куда идешь? Ты куда собрался, за водкой? Колодин, ты чего молчишь? Ты же сегодня дежурный по роте, ты куда пошел?
Но сержант молчал, только отталкивал капитана от себя, и все порывался идти дальше. Шубина поразило лицо, и главное — глаза сержанта. Они были совершенно безумными, затем изо рта солдата пошла пена, Колодин упал на землю и начал биться в конвульсиях.
— У него что — падучая? — Отступая назад, спросил Завидов, с отвращением на лице рассматривая своего сержанта.
— Похоже на эпилепсию, — подтвердил Шубин. — Надо бы ему разжать зубы.
— Я… я не могу. Я брезгую этим вот…
Приступ у сержанта, слава богу, кончился сам. Шубин скомандовал:
— Грузи его на заднее сиденье, повезли в роту.
Они с трудом запихали обмякшее после припадка тело сержанта на заднее сиденье, поехали дальше. К удивлению офицеров их никто не встретил на КПП, так что они беспрепятственно проехали к крыльцу казармы.
Завидов уже заранее психовал:
— Они что там, охренели все?! Полчаса уже как подъем должен быть! Ну, я им сейчас устрою подъёмчик!
Капитан шел первый, он и увидел солдата, сидящего на табуретке, и мирно спавшего, положив голову на тумбочку. Он не поднял голову и никак не отреагировал на шаги капитана.
— Что вы тут все, перепились, что ли? — Рявкнул Завидов. — Казарин!
Солдат не реагировал, капитан толкнул спящего в плечо, и тело его бесформенным мешком сползло на пол. Только тут и Шубин и Завидов увидели потек крови на ухе солдата.
— Что? Что это такое? Что!!! — Закричал Завидов, и кинулся в казарму. Электрический свет заливал обширное помещение казармы, все они были здесь — сто пять солдат его роты. Их собирали со всей страны по своим, солдатским специальностям — артиллеристы, пулеметчики, связисты. Они лежали на своих кроватях, кто на левом боку кто на правом, кто на спине, кто на животе — кто как привык и любил спать. Все было как всегда, но только не было слышно, ни храпа, ни стона, ни дыхания. Только небольшие потеки крови от уха на подушку, да, кое-где — лужицы бурого цвета на полу.
— Я, я… спал в канцелярии, — раздался сзади голос. Офицеры невольно вздрогнули, но это был сержант Колодин. Взгляд его сейчас хоть и блуждал по сторонам, словно он боялся смотреть вперед, но говорил он вполне разумно:
— Я заперся, чтобы не тревожили… будильник на шесть поставил… выхожу, Казарин вроде спит, я ему еще щелбан дал, пошел дальше роту поднимать… свет включил… а они лежат…все… мертвые…
— Шомполом, в ухо. Я только слышал про такое, бывало еще во времена острова Даманского, — пробормотал Шубин.
— Выходит, что нет у меня части? Некого ставить к пушкам? — Завидов неверными движениями руки начал выдирать из кобуры пистолет, но Шубин врезал ему по лицу кулаком, и взгляд капитана стал осмысленным.
— Брось, капитан! Если ты еще застрелишься, кто тогда будет воевать?! Поехали в деревню, надо мужиков сюда привезти. Похоронить, и вообще…
Они успели как раз вовремя. Три крытых «Урала» уже были готовы отправиться в путь, мужики шутили и смеялись над запасливым Миронычем, прихватившим с собой половину нажитого за честную жизнь имущества. Он притащил с собой небольшой телевизор, магнитофон еще советской сборки, два чемодана, какие-то совершенно неподъемные мешки.
— Мироныч, куда ты этот хлам тащишь?
— Кому он нужен?
— Ты бы еще комод притащил! Со всем барахлом!
— Да барахло у него с собой, а комод он вторым рейсом заберет.
Мироныч только огрызался в ответ:
— Кому-кому, мне он нужен, магнитофон. Не дарить же все это китайцам. Мне его на сорокалетие подарили. Он мне дорог как память.
— Да у тебя магнитофон этот уже лет десять как не работает! — Смеялся Мишка Корнеев. Но Мироныч стоял на своем:
— В городе найду специалистов, они его наладят.
— Да все такие специалисты давно вымерли, еще до перестройки! И запчастей нет! Сгнили они за эти годы! Сейчас магазины забиты любой техникой, бери — не хочу.
— Там все китайское, одноразовое. А это еще наши делали, со знаком качества. Да и кассеты жаль выкидывать. Хорошие песни, не то что теперь.
Шубин дал отмашу водителю, жестом показал мужикам, чтобы они покинули кузов. Народ, не понимая в чем дело, начал спрыгивать вниз.
— Что случилось, господин полковник? Еще один форт надо построить? Да мы рванем его дня за два, только так! — Крикнул Мишка Корнеев. Его поддержали:
— А то!
— Нам бы почаще наливали, а мы уж всегда за!
Шубин не шутил:
— Нет, не форт надо соорудить, но работа для вас есть большая и… не очень хорошая. Похоронить надо.
— Кого хоронить? — спросил Мироныч.
— Кто умер то? Из солдатиков кто? — Заволновались деревенские.
Шубин кивнул головой:
— Умер… именно так. Всех, всех солдатиков надо похоронить. Сто пять человек. Китайцы… вырезали всю роту.
Мужики несколько минут стояли молча. За те два месяца, что они работали с этими молодыми парнями, они познакомились с ними, подружились, знали о них все. Кто они, откуда, кто женат, у кого есть дети. Это было все равно, что хоронить своих детей.
Спустя сутки, когда со стороны российской границы послышались раскаты рукотворного грома, форт «Шилка» был полностью готов к бою. Места погибших солдат заняли мужики из Вознесенки.
— В штабе сказали, что в нашу сторону они не пойдут, направление главного удара у них другое, — сказал Завидов собравшимся в его командном каземате командирам огневых точек. — Но как будет на самом деле — жизнь покажет.
— Хорошо, если все пройдет стороной, — вздохнул Мироныч.
— Слушай, лысый, а, правда, что твой магнитофон заработал? — Спросил Мишка Корнеев.
— Правда. Там, видно, стряслось что-то, стронулось, и он заработал. Так что у нас теперь весело. Заходи музыку послушать.
— О, дискотеку надо устроить! — Засмеялся Мишка. — Жалко баб наших здесь нет, ох бы они трепака дали!
— Вы там не расслабляйтесь, — сказал Шубин. — А то будет как в казарме.
Завидов сморщился.
— Не будет. Караулы усилены, Сафаров там еще мин наставил кругом, растяжек.
— А он откуда это знает? Он же бухгалтер? — удивился Шубин.
— Он в этом деле оказался спец. Минером раньше в армии был, — пояснил Мироныч.
— Управление огнеметными точками освоили? — спросил Шубин.
— Да гашетки да кнопки нажимать — дело нехитрое. Главное, чтобы не заело ничего. А так все толково придумано, — признался Мишин, новый командир ДОТа номер четыре.
— Хорошо, тогда все свободны.
Мужики разошлись по своим местам, а Шубин и Завидов одновременно закурили.
— Все-таки я не понял, Иван Михайлович, почему ты не уехал в тыл? — спросил Завидов.
— А чего туда ехать, Вадим Викторович? Части у меня, считай, сейчас нет. Три офицера, остальные вольнонаемные. Пошлют в тыл, буду там куковать до конца войны. Да и перед мужиками неудобно. Подбил их остаться тут, а сам в кусты? Нет, я этот форт придумал, я его строил, если надо будет — я в нем и умру.