Война с Китаем

ЭПИЗОД 45

Прошли сутки после захвата китайскими войсками Хабаровска. Для Валентины Москвиной эти часы были самыми жуткими в ее жизни. Мать медленно, но неумолимо умирала. Она уже не видела лицо дочери, ничего не понимала, и только хрипела сильно и страшно. Валентине было не до еды, но хотелось пить, а вот набрать воды из-под крана они не догадались. Сейчас же водопровод уже не работал, так же как не было электричества. Валя выбросила из вазы букет цветов, и они выпили пахнущую травой воду. Затем Настя догадалась собрать в чашку и дотопить лед из растаявшей морозилки. Вкус у этой воды был омерзительный, так что не утолил жажду, а только вызывал желание запить эту гадость чем-то более вкусным.

Ночью Нина Николаевна умерла. Хорошо, что Настя не видела этих, последних минут жизни бабушки, она спала. Да и сама Валя сидела в темноте, прислушиваясь к дыханию матери и вздрагивая от доносящихся иногда с улицы криков оккупантов. Судя по голосам, те изрядно веселились. Взрывы хохота часто разрывали ночную тишину. Выстрелы и взрывы раздавались редко. Самым неприятным был момент, когда с улицы донесся женский крик: — Не надо, не надо, прошу вас! А-а!!!

Вслед за этим последовал очередной взрыв хохота, и Валя только силой воли заставила себя не думать о судьбе той русской девушки. Теперь, после смерти матери, ее гораздо больше интересовали толчки, идущие изнутри его организма.

«Господи, китайчик, только не теперь, прошу тебя! Подожди приезда отца. Откуда он приедет? Как он приедет, когда приедет? Ничего не сказал. Шесть часов уже давно прошло. Господи, что за наказание мне, за что?! Что я такого плохого сделала, за что провинилась перед тобой? Вышла замуж за китайца? Но, боже, ты сделал всех по образу своему, и какая разница, какой он нации, какого цвета у него кожа, на каком языке он говорит, если все мы дети твои?»

С наступлением светлого времени суток Валентину неумолимо потянуло к окну. Она знала, что это опасно, но неведомая сила так и тянула ее посмотреть на улицу. А там шло самое обычное мародерство. Фронт ушел дальше, командование ослабило тиски дисциплины, и начался грабеж города. Солдаты тащили из разбитых магазинов все, что в них было: телевизоры и микроволновки, велосипеды и продукты питания. Один щуплый солдатик прошел, таща на своих плечах громадную сетку с футбольными мячами. Сетка порвалась, и мячи рассыпались по все улице. Китайский любитель футбола начал ругаться, завязав дыру, начал собирать мячи обратно в сетку. Вся остальная толпа солдат начала с хохотом распинывать мячи во все стороны, что вызвало взрыв гнева маленького китайца и еще больший хохот остальных соплеменников. Наконец любитель футбола удалился с изрядно похудевшей кладью, но на улице осталось несколько мячей, и с десяток солдат устроили настоящий футбольный матч, соорудив ворота из пирамид с оружием. Играли они азартно, весело празднуя каждый гол. Это было бы даже мило, но рассматривая эту картину, Валя заметил на другой стороне улицы, за скамейкой, что-то белое, слишком знакомое. Присмотревшись, она поняла, что это обнаженные ноги девушки, само тело ее не было видно за массивной скамейкой, но судьба этой молодой жительницы города была понятна.

Зато на самой скамейке восседала женщина, очень хорошо известная Москвиной. В районе ее звали Кудычихой. Эта выжившая из ума старуха целыми днями сидела на этой самой скамейки и спрашивала у всех проходящих мимо: — Куды пошел? Откуды?

Жила Кудычиха с внучкой, так же небольшого ума женщиной лет сорока, и Валя подумала, не ее ли тело лежало за скамейкой?

Матч еще продолжался, когда из сувенирного отдела магазина через разбитую витрину выбрались три китайца вооруженными подарочными самурайскими мечами. Сложив автоматы, они начали изображать из себя самураев — вставали в героическую позу, махали мечами, что-то кричали, скривив злодейскую морду. При этом один из них по очереди снимал остальных на ворованную телекамеру. Затем между китайцами произошел спор. Они что-то долго обсуждали, рассматривая один из мечей, пробуя его на остроту. Было видно, что двое из солдат заключили пари, и один из них скинул с себя китель, сделал несколько энергичных движений с мечом, затем подошел к скамейке, как раз за спиной старухи. Кудычиха сидела, жмурясь от ласкового солнца, гладя перед собой и бессмысленно улыбаясь. Китаец примерился, потом размахнулся и со всей силы рубанул старуху мечом по шее. Толи он не рассчитал силы, толи меч оказался и в самом деле слишком тупой, но он только до середины разрубил шейные мышцы Кудылихи, и сбил ее тело со скамейки. Оба товарища нового самурая просто согнулись от смеха, один чуть не выронил телекамеру, но потом поднял ее, и направил на лицо исходящего ругательствами друга. Несмотря на то, что кровь нещадно хлестала и пробитой артерии Кудылиха же была жива, она попыталась даже подняться, мыча что-то под нос.

Новый самурай подскочил к бабке, нервным жестом отбросил растрепавшиеся волосы старухи вперед, на лицо, примерился и ударил мечом уже сверху вниз. На этот раз голова Кудылихи отскочила от тела, которое тут же рухнуло на землю. Друзья «Самурая» восторженно заулюлюкали, начали аплодировать и остальные зрители. А победитель принял торжественную позу, наступив на голову старухи. Затем он засмеялся, и пинком отправил голову в сторону остановившихся ради такого зрелища футболистов. Один из них поддел ее ногой, отправив в сторону импровизированных ворот. Вратарь остановил голову ногой, но тут же с руганью отпрыгнул в сторону — из головы еще текла кровь и он испачкал ею штаны. Все остальные футболисты начали хохотать над ним, что так же попало в кадр начинающего телеоператора.

Магазинами грабители не ограничились, начался методичный обход квартир. Сначала Валя услышала шум в соседней квартире. Там что-то с грохотом падало, разбивалось, передвигалось, были слышны шаги. Когда во входную дверь ударили чем-то тяжелым, Валя схватила за руку дочь и поволокла в спальню. Откинув одеяло, которое прикрывало тело умершей, она раздвинула холодные ноги матери и приказала дочери:

— Лезь сюда.

Настя попятилась.

— Мам, ты чего?

— Лезь, говорю! И не высовывайся, чтобы со мной не случилось, как бы я не кричала. Из квартиры никуда не уходи. Приедет Лонг, он непременно приедет, дождись его.

Затолкав сопротивляющуюся дочь на кровать, она прикрыла ее одеялом, оставив лицо матери открытым.

Между тем дверь железную дверь квартиры упорно ковыряли чем-то тяжелым, потом по ней несколько раз ударили и дверь сдалась. Валентина подняла с пола разбитую рамку с фотографией, где она была рядом с Лонгом, повернулась лицом к прихожей.

Их было трое, типичные невысокие китайцы, тыловики, оторванные от мотыги и рисовых полей срочным набором в армию. Один был постарше, уже с седой головой, а один совсем молодой, фигурой и лицом больше похожим на подростка. Они ни как не ожидали встретить в этой квартире женщину, тем более такую красивую и рослую. То, что она была беременна, вызвало у них только временную досаду. Они начали подходить ближе, восхищенно причмокивая и улыбаясь. Валя попятилась назад, потом выставила вперед фотографию и заговорила на дикой смеси русского и китайского:

— Я жена китайца, Лонгвея. Я жду от него ребенка. Он скоро должен приехать. Он… он большая шишка у вас…

Больше всего Валя сейчас жалела, что не выучила китайский более хорошо. Ей было удобно, что Лонг хорошо говорит по-русски, так что она не заморачивалась на изучение этого сложного говора. Но гостей не интересовала, ни фотография, ни то, что лопочет эта женщина. Их интересовала сама женщина, такая рослая, красивая, влекущая. Валя вжалась в угол, и седой показал ей на диван, а потом обозначил свои намерения жестом двумя руками. Жест был красноречивый, и Валя отрицательно замотала головой. Между тем один из троицы нырнул в спальню, но быстро выскочил оттуда, сморщившись как от уксуса. Его короткая речь вызвала смех у его товарищей, судя по жестам, они предложили тому заняться сексом с покойницей. Затем самый опытный из китайцев скривился, и, схватив за руку Валентину, попытался вытащить ее из угла. Но Валя стояла непоколебимо, как античная кариатида. Тогда ее за вторую руку схватил тот самый молодой парень. Но Валя недаром столько лет таскала тяжелые сумки с товаром. Двумя тяжелыми ударами она раскидала насильников по углам и поднесла к уху хитроумный телефон Лонга. Но в трубке отозвалась одна тишина.

— Да где же ты! Господи!

Между тем поднявшиеся на ноги китайцы только несколько секунд выглядели ошеломленными. Затем на смену этому чувству пришла злость. Все тот же пожилой китаец вытащил из ножен штык-нож. Он ожидал увидеть страх в глазах женщины, но Валя, подпустив насильника поближе, так врезала ему кулаком в лоб, что он отлетел к задней стене и, ударившись об нее затылком, замер без чувств. Тогда младший из китайцев выскочил на балкон и начал что-то кричать своим товарищам по оружию. Снизу раздался просто взрыв голосов, а через полминуты Валя услышала со стороны открытой двери топот многочисленных ног. И вот тогда ей стало страшно и нехорошо. Она снова стала слабой женщиной неспособной постоять за себя.

В квартиру вломилось столько солдат, что в глазах у Вали даже зарябило от желтых лиц и зеленого камуфляжа. И в глазах этих людей было столько неумолимости, что Валя уже не могла ни сопротивляться, ни, казалось, даже дышать. Оставалась какая-то секунда до того момента, когда эта толпа бросится на нее, и тут сзади, где-то в прихожей раздался крик. Человек кричал что-то зло и яростно, Валя не понимала, что он кричит, она почти сошла с ума, но зеленая толпа заколыхалась, передние солдаты просто упали на пол. Это был человек, которого она ждала все это время. На нем была точно такая же зеленая форма, как и на остальных, на погонах три больших звезды, в руках пистолет. Лонгвей встал перед Валей, развернулся в сторону своих соплеменников, и начал кричать на них короткими, резкими словосочетаниями. Для того, чтобы его слова лучше доходили до соплеменников, Лонг выстрелил в потолок. Только тогда солдаты нехотя, оглядываясь, начали покидать квартиру. Лонгвей их поторапливал, словно выплевывая злые и резкие слова. Когда все ушли, он обернулся в жене. А та сползла по стенке.

— Валя, что с тобой? Валя!!!

Она покачала головой:

— Где же ты был? Где ты был?

— Долго объяснять. Где Настя?! Где матушка?

Мысль о дочери заставила Валю подняться и на дрожащих ногах пойти в соседнюю комнату. Лонг ее опередил, он застыл рядом с телом Нины Николаевны, всматриваясь в застывшее лицо.

— Понятно… А где Настя?

Валя откинула одеяло. Дочь лежала там, где она ее оставила, в той же позе. Лонг схватил девочку, поднял на руки, прижал к себе.

— Господи… Настя!

Девочка попыталась что-то сказать, но не смогла, и ужас, что застыл в ее глазах и так говорил обо всем, что ей довелось пережить за эти полчаса.