Вражда

Глава 15

Домой я снова приехал поздно. По нажатию кнопки пульта дистанционного управления открылись ворота, впуская меня на территорию усадьбы. Миновав аллею, я остановил свой «Днепр» на огороженной площадке у крыльца дома. Свет в окнах не горел.

Я зашёл в переднюю, переобулся в тапочки, поднялся на второй этаж и осторожно открыл дверь спальни. Вероника лежала и тихо посапывала, завернувшись в одеяло. Я разделся и лёг рядом. Она не проснулась. Мысли бешеным хороводом крутились вокруг нашего короткого разговор с Валиковым. Что в голове у этого генерала, какие у него цели? Варианты могли быть разными, однако хотелось знать наверняка.

Усталость разливалась по телу, веки опускались тяжёлым грузом, но сон не шёл. Провалявшись в постели час или около того, я встал, оделся и спустился в гостиную, выходящую на террасу высокими арочными окнами. Отсюда можно было попасть на улицу, где сосны шумели ветвями, да ветер гулял беспокойным ночным призраком. На террасе имелись фонари, а у дорожек близ дома — подсветка, но мы обычно на ночь всё это выключали.

Усевшись в кресло, я снова погрузился в раздумья, и так глубоко ушёл в себя, что даже не заметил, как на улице что-то изменилось. Поймал себя на мысли, что плотная чёрная стена леса пропала. Желая убедиться в этом, я поднялся, подошёл окну — действительно, снаружи было пусто.

Вышел на террасу. От представшей перед глазами картины по коже пробежал холодок. Тут не было ничего: ни флигеля, ни гаража, ни сараев, ни сосен, ни засаженной газоном полянки. Только серая пустошь, укрытая тяжёлой густой тьмой, простиралась до самого горизонта. Мёртвый песок снова подступил к порогу моего дома, как и в тот день, когда я исчез из этой вариации реальности, мёртвый песок поглотил весь мир вокруг. А на востоке рассвет робким отблеском озарял кромку неба над безжизненным бескрайним полем.

Вдали чернела неподвижная человеческая фигура в длинных одеждах. Недолго думая, я двинулся в её направлении.

Человек стоял ко мне спиной, но почувствовав моё приближение, обернулся. Лица его не было видно, а из-под широкого капюшона смотрели глаза, светящиеся ярким фиолетовым светом.

— Кто ты? — я остановился.

В ответ — тишина.

— Ты — мой предок? — вновь спросил я.

— Зависит от того, под каким углом смотреть, — раздался голос где-то в недрах моего разума.

— Зачем ты здесь? Я снова должен уйти? Снова должен исчезнуть? Я не могу. У меня ещё много дел.

— А ты зачем здесь?

— Не знаю… Я… кажется, я просто сплю.

— Зачем ты здесь? — повторил зловеще голос.

— Кто-то должен это остановить, — я сделал жест рукой, показывая на пустыню вокруг. — Наверное, за этим… Мне не даёт покоя серая пыль.

— У меня не получилось.

— А разве ты что-то делал? В книге об этом не написано.

— Ты знаешь: в лабиринте много путей.

Человек снял капюшон, и его лицо стало различимы: в нём я узнал лицо, которое всегда видел в зеркале, только состарившееся, морщинистое.

— Что это значит? — я непроизвольно сделал шаг назад.

— Ты знаешь, — человек даже рта не открывал, но его голос по-прежнему звучал в моей голове.

— Значит, шанса нет? Ты просмотрел все варианты реальности? Ты точно в этом уверен?

— Порой лабиринт слишком сложен. Иногда даже не поймёшь, где находишься.

— И где мы сейчас? В какой реальности?

— В последней, — мужчина надел капюшон, развернулся и побрёл на восток.

Я не знал, что делать. Идти за ним? Зачем? Возвращаться обратно? Какой в этом смысл, если ничего не осталось? Я сел на песок, взял в руку горсть и стал медленно сыпать на землю. Потом взял ещё одну и тоже высыпал. В голове снова бегал вопрос: через сколько времени планета полностью покроется пеплом? Лет через пятьсот? Или раньше? Может ли хоть кто-нибудь повернуть процесс вспять?

Очередная горсть колючего холодного песка обжигала мою ладонь. Я разжал руку и уставился на пепел, что сыпался меж пальцев — пепел умершего, обречённого мира, уничтоженного нашими руками.

И вдруг песчинки начали подниматься вверх. Они летели к чёрному предрассветному небу и исчезали в звёздной бездне надо мной. Вначале — немногие, но постепенно их становилось всё больше и больше, пока не испарилась вся горсть. Задрав голову, я смотрел им вслед, плыл навстречу мерцающей россыпи и сам растворялся среди необъятных просторов космоса.

Глаза мои открылись. Передо мной было всё то же арочное окно гостиной, а в саду — вечно зелёные сосны. Начиналось утро, земля находилась во власти теней.

Всё виденное мной — и серая пустыня, и похожий на меня незнакомец — оказалось лишь сном. Или нет? Реальность эта была слишком безумна и многогранна, чтобы утверждать что-то наверняка. А может, на моё состояние повлияли банальные усталость и напряжение, которое я испытывал последние дни. Из-за массы навалившихся забот даже отдохнуть выдавалось нечасто.

Девушки ещё спали, я не стал их будить. Позавтракал тем, что нашёл в холодильнике и отправился на базу. Сегодня предстояла ещё одна важная встреча.

Бежевый седан с длинным обтекаемым кузовом въехал в ворота базы и остановился возле крыльца штаба. Минутой ранее мне сообщили с КПП, что явился полковник Плещеев.

Мы с князем Зеленогорским уже ждали в переговорной. Глава думы, одетый на этот раз в чёрный костюм с бордовым галстуком, расположился во главе стола, я же стоял у окна и сквозь жалюзи смотрел на дорогу.

Переговорная тут была поменьше, чем в главном управлении, а отделка была попроще. Теперь тут царил порядок, не осталось ни единого следа обстрела. Разбитые стёкла на днях заменили новыми, мусор внутри и наружи убрали, а двор очистили от сгоревшей бронетехники, которая сейчас стояла за складами.

— Приехал, — объявил я.

— Что ж, приехал — так приехал, — проговорил Зеленгорский, как всегда, размеренным неторопливым тоном, — значит, будем общаться.

— Конечно, — я продолжал следить за машиной.

Водительская дверь открылась, и из салона вылез мужчина в зелёной офицерской форме регулярной армии. Это и был полковник Плещеев — боярин из Шимска, служивший с молодых лет в общесоюзных войсках. Плещеевы являлись разрозненным родом, они не имевшим ни семейной компании, ни совета, да и силой почти не владели.

Скорее всего, полковник тоже не был энергетиком. Такие обычно в спецотряд не шли, ведь среди аристократов они вряд ли могли возыметь какой-либо авторитет, а вот среди простолюдинов боярский титул давал определённые преимущества. Однако при этом полковник вполне мог поддерживать новгородцев, а вовсе не центральную власть. Не зря же Валиков заслал его к нам.

Плещеев вошёл в переговорную. Роста он был высокого, выглядел лет на сорок, имел крупный орлиный нос и небольшую лысину.

— Егор Борисович Плещеев, — представился он.

Я пожал полковнику руку и назвался. Зеленогорский поднялся с места и тоже ответил на приветствие рукопожатием. Плещеев сел напротив меня и сцепил на столе пальцы в замок.

— Рад встрече, — проговорил он спокойным твёрдым голосом человека, привыкшего отдавать приказы. — А вы, Артём Эдуардович, новый воевода, значит? Я был знаком с Гордеем Всеславовичем. Меня опечалила вестью о его смерти. Не могу не отметить, что вы, Артём Эдуардович, очень молоды для такой должности.

Я хотел что-то сказать, но Зеленогорский меня опередил.

— Артём Эдуардович — энергетик первого ранга и уже достойно проявил себя как в бою, так и на своей должности.

— Вот как… — кивнул Плещеев. — Энергетиков первого ранга не так много в мире. Впрочем, не подумайте, Артём Эдуардович, у меня не было намерения усомниться в вашей компетенции. Просто это несколько… скажем так, необычно. Меня отправил сюда, как вы знаете, генерал-майор Валиков. Я уполномочен говорить от лица всего офицерского состава пятьдесят третьей десантной бригады.

— Мы готовы вас выслушать, — произнёс Зеленогорский.

Мы с главой думы заранее договорились, что общаться с гостем будет по большей части он, а я присоединюсь, если речь зайдёт о вещах, находящихся в моей компетенции, то есть о новгородской дружине.

— Многие офицеры считают, что в эти непростые времена новгородские бояре и князья и регулярная армия должны тесно сотрудничать ради обеспечения порядка и безопасности княжества, — произнёс Плещеев.

— Разумно, — согласился Зеленогорский. — Новгородская дума считает так же. Все наши действия направлены на обеспечение мира и порядка, но, к сожалению, центральная власть этого не понимает. А регулярная армия, полагаю, подчиняется канцлеру и верховному командованию?

— У ряда офицеров есть сомнения в законности действий тех, кто пришёл в настоящий момент к власти. Причина отстранения прежнего канцлера многим неясна, нужные процедуры не соблюдены. К тому же мне известно о конфликте Голицыных и Востряковых и о том, как он привёл к раздору между московскими и новгородскими князьями. Не все хотят занимать сторону в данном конфликте. Как и любой офицер, я приносил присягу, но присягу Союзу, а не отдельным родам.

— И всё же вы решили занять сторону.

— Будучи новгородским боярином, я не могу поступить иначе. Над княжеством нависла угроза. Скажу прямо: мало, кто рвётся в бой. Среди офицеров, которых я лично знаю, таких нет. Одно дело — драться с чужаками, другое — со своими. Не думаю, что здесь у нас есть враги.

— А вас кто-то заставляет драться с нами? — спросил я.

— Об этом я и собирался говорить. Вчера регулярные войска, дислоцирующиеся в Новгородском княжестве, были приведены в режим повышенной готовности.

— Хм, ожидаемый шаг, — произнёс Зеленогорский. — Голицыны привыкли действовать грубой силой.

— В данном случае это было бы глупо, — заметил я. — Неужели канцлер считает, что развязать войну на территории Союза — разумное решение?

— К сожалению, нам ничего не известно о намерениях Николая Голицына, — ответил Плещеев. — Но предупредить вас я был обязан.

— И мы благодарны вам за это, — проговорил Зеленогорский. — Но что вы будете делать, если вам прикажут начать боевые действия?

— Среди командования подразделениями на территории Новгородского княжества многие офицеры не желают такого развития событий. Открытая война против Новгорода чревата серьёзными потерями и, что хуже — расколом Союза. Хочется верить, канцлер понимает это и не пойдёт на столь радикальные меры.

— Да. Хотелось бы в это верить, — вздохнул Зеленогорский.

— Но это не значит, что меры не будут приняты. Достоверно известно, что в ближайшее время готовится захват нефтяных месторождения и прочих экономикообразующих предприятий на севере Новгородского княжества. Возможно, регулярная армия будет участвовать в данной операции совместно с ООД.

— Спецотряд сюда притащат, значит, — хмыкнул я. — Интересно.

— Так вот, — продолжал Плещеев, — сами понимаете, я здесь не просто так. Прошу расценивать мой визит, как знак солидарности командования пятьдесят третьей десантной бригады с новгородским правительством.

— Значит, вы решили выступить против верховного командования? — удивился я.

— Не думаю, что в настоящий момент следует ставить данный вопрос столь категорично. Однако среди армейских офицеров есть выходцы из новгородской знати, для которых мысль воевать против собственного княжества неприемлема. Есть те, кто ранее поддерживал добрые отношения с Ростиславом Васильевичем и обеспокоен действиями Николая Голицына. Они готовы оказать посильную помощь, — Плещеев достал из кармана кителя запечатанный конверт и положил на стол. — Здесь имена людей, к которым вы можете обратиться. Мы бы хотели и дальше помогать, но, надеюсь, понимаете, что… есть вопросы финансового характера.

— Вам нужны деньги, — понял Зеленогорский.

— Разумеется. Надо компенсировать риски.

— Сколько?

— Среди командования нашей части есть три человека, готовых сотрудничать с руководством Новгорода. Каждый из нас хотел бы получить по восемьдесят миллионов рублей.

Вот, оказывается, к чему всё свелось. Офицеры хотели обогатиться. А у кого денег взять? Не у главного же командования? Вот и прибежали к нам. Запросили, правда, относительно скромную сумму. Ну что такое двести сорок миллионов для какого-нибудь крупного рода? Впрочем, не факт, что потом не попросят ещё.

Теперь я в полной мере осознал, почему война в Волыни так сильно затянулась. Если среди армейского руководства СРК столько офицеров мечтает обогатиться за счёт подобных договорняков, проку от такого командования не будет.

Я ощутил что-то сродни омерзения к сидящему передо мной человеку в погонах. Я ведь был там и видел последствия всего того бардака, который творился в вооружённых силах СРК. Но деваться некуда: став воеводой, я вошёл в крупную игру, где мораль остаётся за скобками. Наоборот, следовало порадоваться, что офицеры оказались такими сговорчивыми.

— Будет, — не раздумывая, кивнул Зеленогорский. — Насчёт этого мы с вами отдельно свяжемся. Позже.

— Благодарю, господа. Ну а засим позвольте откланяться. О любых изменениях вы, Артур Дмитриевич, и вы, Артём Эдуардович, будете уведомлены.

Когда Плещеев ушёл, Зеленогорский открыл конверт. Там оказалось письмо с фамилиями и именами одиннадцати человек — одиннадцать офицеров, занимающих различные должности в армейских частях на территории Новгородского княжества. Были тут люди и с военно-морской базы в Двинске, и с какой-то базы ПВО, и с авиабазы в Невске. Только из полка оперативного реагирования никого не было.

— И всем им платить? — усмехнулся я. — Накладно будет. Но хоть какие-то союзники — и то хорошо.

— Это стоящие вложения, — Зеленогорский просмотрел письмо, повертел его в руках и сунул в конверт. — Тут много бояр, которые не до конца отреклись от своих родов. Это хорошо. Я свяжусь с этими людьми… если вы не против, конечно, предоставить это мне. Наверное, у вас и без того много дел.

— Да, лучше всего это сделать вам, — сказал я, понимая, что главе крупного рода будет легче найти общий язык с боярами и князьями, чем мне. — Но они со мной всё равно должны связаться для координации действий. Воевода здесь пока я.

— Само собой.

— Что думаете насчёт десанта? Как по мне, неплохой ход.

— Без сомнения это нанесёт сильный удар по экономике Новгородского княжества. Однако не думаю, что канцлер будет использовать для этого местных военных. Если он не дурак, то понимает, какие царят настроения в армии. ООД, наёмники, собственная дружина — это вероятно. Я оповещу глав родов об опасности. Кое-где понадобится усилить охрану. Сколько на данный момент у вас под началом людей?

— Около четырёхсот дружинников — это те, кого я могу выставить прямо сейчас. Ещё тридцать пять родов готовы отдать под моё командование своих бойцов — по двадцать-тридцать человек от каждого. Считайте, тысяча. Но их мы не должны направлять на север — это резерв на случае серьёзной заварушки в городе. Ещё есть наёмники Борецких — около четырёх тысяч человек. Вот их стоит задействовать. Борецкие согласны. Лишь бы им платили.

— Маловато. Надеюсь, когда Новгород объявит о независимости, местные регулярные части перейдут на нашу сторону. Тогда мы сможем оказать полноценное сопротивление любому захватчику.

— Отделение от СРК — не очень хорошая идея, — отметил я.

— Но ведь Ростислав хотел именно этого, и многие этого хотят, особенно сейчас, когда Голицыны показали своё истинное лицо. Никто не желает жить под их началом. Вы тоже, помнится, были против них. Что-то изменилось?

— Моя позиция осталась прежней. Я никогда не желал разрыва с Союзом, не желаю и сейчас. Кто бы ни возглавлял Новгород и СРК, разрыв повлечёт плохие последствия для всех. Союз — это не Голицыны, и мы подчиняемся не Голицыным.

— Пока что всё движется именно к этому.

— Стань я прошлой осенью канцлером, не произошло бы того, что случилось в этом месяце.

— Но вы избрали другой путь. И случилось то, что случилось.

— Вы общались с канцлером? В новостях пишут, что он не желает идти на переговоры, но всё же… — я вопросительно посмотрел на Зеленогорского.

— Разумеется. Его позиция достаточно… радикальна.

— Хм… Интересно, почему? Честно сказать, я не очень это понимаю. Мы не нарушаем законы СРК, так ведь?

— Нет. Способ управления княжествами не прописан в общем своде. Мы можем выбрать его по своему усмотрению.

— Тогда мне надо поговорить с канцлером. Знаю, Голицыны точат на меня зуб, но может быть, удастся убедить их закончить эту бессмысленную вражду. А ещё я должен выступить перед думой до того, как будет избран великий князь. Поделюсь своим видением ситуации.

— Это излишне. Понимаю, дружина избрала вас воеводой, но вряд ли в думе прислушаются к вашим словам. Прошу прощения за прямоту.

— Но нельзя сжигать мосты. Надо укреплять отношения с другими княжествами. Не всем нравятся Голицыны. Повторяю: Союз — это не только они. Вот эту мысль я и хочу донести.

— Знаете, Артём Эдуардович, пока на повестке дня совсем другие вопросы. Всему своё время. Давайте не будем суетиться. Я поговорю с этими офицерами, — Зеленогорский взял конверт и потряс им, — и велю им связаться с вами. Спасибо, что установили контакт с военными. Это очень важно для нас всех.

Зеленогорский поднялся, убрал за пазуху конверт. Мы попрощались, и глава думы ушёл. Стоя у окна, я наблюдал за тем, как его лимузин покидал территорию базы.

Слова Плещеева заставил меня задуматься о безопасности моей научной лаборатории в серой зоне. Я и раньше предполагал, что Голицыны могут попытаться захватить данное учреждение, но сейчас этот вопрос встал крайне остро. Так же следовало усилить охрану предприятий других семейств, особенно нефтегазовой компании Белозёрских. Вряд ли захват Новгорода военной силой будет Голицыным по зубам. Имелся более лёгкий способ получить желаемое, и слова Плещеева только подтвердили это.

В этот же день я позвонил директору компании «Звезда», чтобы проконсультироваться по вопросам охраны лаборатории.

Борис Алексеевич Павлов являлся одним из доверенных лиц Ростислава Борецкого. Он возглавлял компанию с самого её основания. Последние дни я был так сильно занят своими должностными обязанностями, что почти не участвовал в делах компании, хотя происходящее там следовало контролировать особенно тщательно.

— Здравствуйте, Артём Эдуардович, — ответил Павлов на моё приветствие. — Рад вас слышать. Сам собирался позвонить. Утром я связывался с Ольгой Ростиславовной, но она, кажется, плохо представляет, чем мы занимаемся.

— Я же просил связываться со мной, если что-то случилось, — упрекнул я директора.

— Ольга Ростиславовна — главный акционер…

— В данном случае это неважно. Я работал серой зоне, знаю, что там происходит, поэтому все вопросы — ко мне. С Ольгой мы об этом говорили. Так что конкретно вас интересует? Что-то случилось?

— Артём Эдуардович, это не телефонный разговор.

— На базе всё в порядке?

Первой мыслью было то, что лабораторию уже захватили Голицыны.

— К счастью, происшествий нет. Но мы с вами должны кое-что обсудить. Мы можем сегодня вечером встретиться в управлении? Желательно, чтобы присутствовали все акционеры.

— Да, разумеется. Мы приедем. А пока позаботьтесь, пожалуйста, о том, чтобы усилить охрану лаборатории и управления. Это срочно. Можете обратиться к «Русскому воинству». С ними у нас уже есть договорённости. Деньги постараюсь найти в ближайшее время.

Чтобы встретиться с Павловым, пришлось уехать с базы раньше обычного. Я забрал из дома Олю и Веронику и отправился в контору.

Здание главного управления находилось в северной части Новгорода, недалеко от набережной. Тут располагались какое-то предприятие и складская территория, а между ними притаились неприметные железные ворота, за которыми было двухэтажное здание с пристройкой, отделанные серой фасадной плиткой.

Ворота охраняли бойцы ЧВК «Русское воинство». Два бойца в сером городском камуфляже сидел на посту за большим окном. Прежде чем пропустить нас, они тщательно проверили наши документы.

Павлов ждал в кабинете на втором этаже. Кабинет был небольшим, без излишеств. Возле г-образного стола располагались три мягких офисных стула на колёсиках. При виде нас Павлов тут же вскочил, вышел навстречу, поздоровался со мной за руку, девушкам поклонился, предложил нам воды — графин и стаканы как раз стояли на столе.

Оля, Вероника и я уселись на расставленные стулья, Павлов вернулся в рабочее кресло. Он был уже немолод, с сединой в волосах и морщинами на широком лбу. Он носил очки и серый костюм. Когда-то по молодости Павлов служил в дружине, однако с тех пор прошло много времени. Последние несколько лет он занимал руководящие должности на предприятии рода Борецких, но к науке он, к сожалению, не имел никакого отношения. За научную деятельность отвечали его помощники и заместители.

— Какой вопрос вы с нами хотели обсудить? — спросил я. — Можете говорить всё, как есть. Оля и Вероника постепенно втянутся. Не обращайте на них внимания, — я улыбнулся. — Я им потом объясню всё, что будет непонятно.

Мы все посмеялись. Мои слова несколько разрядили обстановку.

— Ладно, — кивнул Павлов. — Буду говорить прямо. Проблема, считаю, достаточно серьёзная.