Вражда

Глава 4

Ольга сидела, поджав ноги, в кресле и уже два часа смотрела кино с портативного компьютера. Вероника то валялась на кровать, а то вдруг вскакивала и принималась ходить из угла в угол, время от времени выглядывая в окно. Оля молчала. Обычно ей не нравилось, когда сестра торчит в её комнате, но сейчас она безропотно терпела присутствие Вероники.

Этим утром сёстрам было не до выяснения отношений. Обеих девушек шокировала новость о смерти отца, а теперь их и вовсе посадили под домашний арест. В городском особняке Ростислава Борецкого находились полтора-два десятка дружинников, которые не позволяли дочерям великого князя покидать не только дом, но даже этаж, и строго следили за их передвижением, а запястья сестёр украшали браслеты, блокирующие внутреннюю энергетику, что делало побег невозможным.

Интернет в доме отключили, а сим-карты извлекли, и теперь Вероника и Оля оказались в полной изоляции и были вынуждены покорно сидеть и ждать своей участи.

Оля всё воскресенье провела в отцовском доме. У неё были дела в городе, и в усадьбу она не поехала. А Веронику опять оставили в академии в наказание за плохое поведение.

О случившейся трагедии Вероника узнала от Артёма, что позвонил ей рано утром. Она попыталась связаться с отцом, но тот не отвечал, как не отвечали мама и младшие брат и сестра — их номера были недоступны. Оля на звонок ответила, но она находилась в городе и ничего не знала. Вероника принялась просматривать новости в интернете — интернет хранил молчание. А потом явился троюродный дядя — Вячеслав Данилович и, объявив, что оставаться в академии опасно, отвёз в городской особняк, где на неё и сестру и надели нейтрелизаторы. Теперь было поздно метаться.

Оля всё утро молчала, сидя с заплаканными глазами в кресле и пытаясь отвлечься от тягостных раздумий просмотром фильмов. Вероника же негодовала. Она никак не могла успокоиться, ходила по комнате, думая о том, как сбежать из плена и отомстить всем, кто убил её семью. То и дело Вероника выражала недовольство бездействием сестры, хотя и сама не могла ничего сделать. Бессильная злость душила её.

— Всё равно, что в тюрьме. Решёток только на окнах не хватает, — бурчала Вероника, в очередной раз выглядывая на улицу.

Окна выходили на задний двор, засаженные газоном. Отсюда открывался вид на флигель, пристроенный к дому, и гаражи. Там стоял спортивный седан Оли, от которого сейчас не было никакого толку. Ключи дружинники не отобрали, но ворота хорошо охранялись.

На тропе рядом с зелёным полем расположились пять чёрных внедорожников охраны. Сами дружинники во дворе показывались редко, но это вовсе не означало, что они не следят за территорией, ведь по периметру были установлены камеры.

— Сядь и успокойся, — нахмурилась Оля, — и без твоего ворчания тошно.

— А ты, похоже, так и просидишь сложа руки, пока нас не убьют.

— Хватит! — Оля недовольно посмотрела на сестру. — И так плохо, а ты ещё нагнетаешь. Что мы сделаем? Тут куча охраны, а нам даже энергию заблокировали.

— Это не повод сидеть и ничего не делать.

— Ну давай делай, раз такая умная. Пока ты только перед глазами мельтешишь.

— Я думаю, — огрызнулась Вероника.

Она подбежала к двери и выглянула из комнаты. Коридорчик пустовал, но в холле сидел охранник, мимо которого было не прошмыгнуть. Он даже на первый этаж не позволял девушкам спускаться, и как Вероника не строила ему глаза, как не пыталась выпросить разрешения «позвонить подруге», дружинник оставался непреклонен.

С такого расстояния он не мог слышать, о чём говорят сёстры, но Вероника всё равно перешла на шёпот.

— Если не получится бежать, надо добраться до телефона, — она осторожно, старясь не шуметь, прикрыла дверь. — Телефоны наверняка работают. Я должна позвонить Артёму. Он приедет и спасёт нас.

— Во-первых, мы не знаем, что происходит… — возразила Оля.

— А что тут знать? — возмущённо зашептала Вероника. — Дядя убил маму и папу и скоро убьёт нас.

— Но зачем ему это? Я не понимаю.

— Да затем, что мы теперь — единственные наследницы! Ты знаешь, какие дела вёл отец с Артёмом? Это связано с серой зоной. У них есть какое-то совместное предприятие. Я думаю, всё из-за него.

— Ничего не понимаю. Ты о чём вообще? Что за предприятие? Зачем оно ему?

— Потом как-нибудь объясню. Ясно одно: дядя убил нашу семью.

Оля поджала губы, на глазах её навернулись слёзы.

— Ты не можешь точно знать, что он причастен к этому, — сказала она. — Мы вообще ничего не знаем.

— Я знаю, что и родителей, и Артёма пытались убить, причём в одно и то же время. Знаю, что враги нашей семьи захватили власть в Союзе, а ещё знаю, что нас держат в плену. Господи, Оль, разуй глаза!

— Но причём тут дядя?

— А кто его знает? Может, он с Голицыными сговорился.

— Да ну, чушь!

— Сама ты — чушь. Они договорились, что дядя станет великим князем и будет плясать под их дудку.

— Ты придумываешь всё. Откуда ты такое взяла?

— Не хочешь — не верь. Только когда всё поймёшь, будет поздно. Я же сидеть сложа руки не собираюсь.

— И что ты сделаешь?

Вероника снова подошла к окну.

— В общем, так, ночью вылезу через окно и попробую проникнуть во флигель. Там есть телефон. С него и позвоню.

— Скорее всего, дружинники сейчас во флигеле живут, — предположила Оля. — Тебя поймают сразу.

— Пожалуй, ты права… — Вероника почесала голову. — Тогда… тогда надо попасть в комнату папы или мамы. Там тоже есть телефоны.

— И как ты собралась это сделать?

— Зайду через террасу.

— Думаешь, дверь открыта?

— Она всегда открыта. А если нет, выбью стекло и открою. Там защёлка с обратной стороны.

— Не знаю даже… — проговорила Оля скептически. — Услышат.

— Надо попытаться. Если нас не заберут до ночи, я попробую связаться с Артёмом. Поможешь мне спуститься через окно?

— Ага, лишь бы ты успокоилась уже, — буркнула Оля и снова уставилась в экран.

Новгород жил обычной жизнью, словно ничего не произошло. Работали магазины, по дорогам мчал поток машин, по тротуарам шли люди. В новостях никакой информации о нападении на Борецких не было, а стрельбу и взрывы народ вряд ли слышал, поскольку поместье великого князя находилось далеко от города.

— Как тут всё спокойно, — я осмотрелся вокруг, когда мы встали на светофоре на очередном перекрёстке. — Военной техники нет. Всё мирно.

— А какой смысл устраивать лишний шум? — рассудил Николай. — Великого князя ликвидировали. Теперь тут новый великий князь. Если главы родов не возмутятся, ничего не будет. Я что-то по поводу Белозёрского беспокоюсь.

— Да-да, ты уже говорил, — махнул я рукой. — Посмотрим.

Николай считал, что у Белозёрских может ждать засада. Казалось бы, Максимилиан — давний деловой партнёр нашей семьи, да и с Борецкими Белозёрские имели натянутые отношения после того, как почти сто лет назад Белозёрские прибрали к рукам львиную долю нефтегазовой отрасли. Поэтому я сомневался, что мой будущий тесть имел коварные замыслы. А Николай переживал.

Гораздо больше опасений у меня было по поводу того, что в Новгороде могут начаться стычки либо между знатными родами, либо между родами и регулярной армией, либо между москвичами и новгородцами. Такое развитие событий выглядело вполне вероятным. Я считал, что выходка Святослава не останется незамеченной, и многие главы семейств не захотят видеть на престоле такого великого князя. Значит, что-то будет. Не зря Максимилиан желал уехать на север.

— И всё же будем осторожнее, — сказал Николай. — Сомневаюсь, что Белозёрский как-то связан с происходящим, но неспокойно мне. И вообще, ты уже решил, где остановишься?

— В поместье, — ответил я.

— Уверен?

— Да. Хочу сам посмотреть, что там делается, и что за люди в усадьбе Борецкого. Только мы не на моей машине поедем.

— А как тогда?

— Потом скажу.

Пока мы ехали до Новгорода, Валера опять позвонил Коле и сообщил новые сведения. К утру стрельба в поместье Борецких стихла, но на ведущих к нему дорогах и на развязке расположились с десяток «Кречетов» в камуфляжной раскраске без гербов и прочих обозначений. Вряд ли машины принадлежали новгородской дружине — скорее всего, чьей-нибудь частной армии. Это только подтверждало догадку, что в нападении на Ростислава замешаны внешние силы.

Светофор загорелся зелёным, и старый седан рывком тронулся с места. За окном поплыли вывески торговых центров и огромные башни универсальных жилых комплексов — обыденная картина, до тошноты знакомая каждому городскому жителю.

И вдруг всё изменилось…

Мы мчали по пустой улице, по обочинам которой сгрудились закопчённые остовы легковых и грузовых автомобилей. С одной стороны торговый центр зиял выбитыми окнами, с другой — высились многоэтажки, и чёрные следы утихших пожаров тянулись от нижних окон до самых крыш. У дома впереди обвалилась стена, а во дворах и на дороге зияли вороники. И где-то в пустоте разрушенного города далёким зловещим гулом гремела канонада.

Лишь на миг перед моим взором возникла эта картина, а затем мир стал прежним. Мы всё так же двигались среди машин, летевших по широкому проспекту. По встречной полосе тёк ещё один поток, застеклённые фасады торговых и деловых центров блестели на солнце, которое наконец-то выглянуло из-за туч.

Видение пронзило мою голову, словно кинжал, оставив в памяти глубокий след. Возможно, оно предвещало грядущие бедствия для Новгородского княжества, возможно, предостерегало, а может быть — это просто очередная блажь разыгравшегося воображения. Ясно одно: я не хотел, чтобы видение стало явью.

А вот в боярском районе было не так спокойно. На перекрёстках стояли броневики с гербами разных родов и дружинники в полевой форме, касках и бронежилетах. Значит, главы семейств уже обо всё знали и готовились к худшему.

Максимилиан Сергеевич ждал нас. Одетый по-домашнему — в брюки, рубашку и шерстяной безрукавный свитер, обтягивающий его крупное дородное тело — князь встретил меня с Николаем в передней и проводили на второй этаж. Мы устроились в угловой комнате, окна которой выходили в сад, тонущий в белом цветении вишен. Максимилиан Сергеевич плотно закрыл двери и предложил на выбор воду и сок, что стояли в графинах на полке шкафа.

Мы устроились на угловом диване, напротив которого на стене висела длинная трубка — проектор голографического экрана.

— Полагаю, вы уже знаете, что произошло, — проговорил Максимилиан Сергеевич. — У нас опять сменился великий князь. Святослав Борецкий требует принести ему клятву верности. Бумаги уже всем разослали. Быстро, однако, он сориентировался. Похоже, операция готовилась заранее.

— Конечно. По плану я должен был погибнуть в то же время, что и Ростислав, — напомнил я. — Вот только не сложилось.

— Но похоже, Святослав считает, что ему всё сойдёт с рук.

— Вы считаете иначе? Ему не сойдёт это с рук?

— А вот это интересный вопрос, — Максимилиан поднял палец вверх и многозначительно посмотрел вначале на меня, затем на Николая. — Поэтому я и пригласил вас. Хорошо, что вы здесь, Николай Эдуардович. Ваше мнение мне тоже интересно.

Николай задумался.

— Могу поделиться своими догадками, — с неуверенностью в голосе проговорил Николай, — но мне, к сожалению, пока известно очень мало.

— К убийству Ростислава с большой вероятностью причастны Голицыны, — заявил я. — Святослав без поддержки канцлера не пошёл бы на такое.

— Серьёзные обвинения, — вкрадчиво проговорил Максимилиан. — Почему так считаете?

— Сами посудите, дом великого князя разрушен, а возле поместья — техника без опознавательных знаков. Новгородская дружина? Вряд ли. Последний раз что-то похожее было в прошлом году, когда тут орудовало УВР. Да и разрушения такие, как будто бомбу скинули. Значит, без военных не обошлось. А военные сами знаете, кому подчиняются. Полагаю, между недавним назначением на пост канцлера Николая Голицына и убийством Ростислава есть прямая связь.

— Я уже успел поговорить с некоторыми людьми, — тон Максимилиана Сергеевича стал крайне серьёзен, — и слышал похожие суждения. Кто-то утверждает, что поместье разбомбили с самолётов, другие считают, что имел место запуск баллистической ракеты. У дружины таких средств нет, поэтому, да — военные постарались. В любом случае, у нас многие недовольны.

— То есть, вы не намерены приносить клятву новому великому князю? — прямо спросил я.

Максимилиан сделал паузу, обдумывая ответ.

— Для начала хотелось бы прояснить ряд вопросов, — проговорил он с осторожностью. — СРК сейчас штормит из-за внутренних распрей, а теперь и у нас проблемы. Правящее семейство устраивает внутри себя резню и, заметьте, не первый раз. Но если раньше подобные вещи делались тихо, то сейчас это происходит практически у всех на виду. В ходе нападения погибли люди, в том числе дружинники, защищавшие поместье. Кто-то должен ответить.

— Должен ответить тот, кто это сделал, — сказал я. — Голицыны так просто от нас теперь не отстанут. Святослав — их марионетка. Не удивлюсь, если завтра Новгород станет частью Московского княжества.

— Так далеко заглядывать пока не будем. Да и прямых доказательств у нас нет. А вот объяснение надо затребовать, прежде чем мы принесём клятву. Как считаете, Николай Эдуардович?

— Да, Святослав должен дать объяснение своим поступкам, — согласился Николай. — Каким образом вы хотите этого добиться?

— Сейчас невозможно сказать ничего определённого, но данный вопрос будет обсуждаться. Я же просто прошу вас повременить с клятвой. Хотя бы три-четыре дня. По закону у нас есть неделя. Никто не имеет право торопить нас.

— Максимилиан Сергеевич, я вот что думаю, — вновь вклинился я в разговор. — Мы с Николаем, пока ехали, тоже обсуждали ситуацию, и мне кажется, что новгородские рода должны, наконец, перестать закрывать глаза на беззаконие и перейти к конкретным действиям.

— О том мы и ведём сейчас речь, — подтвердил Максимилиан Сергеевич.

— Вы хотите потребовать объяснений? Допустим, потребуем. И что дальше? Святослав может наболтать с три короба, а сам вместе со своими хозяевами продолжит творить всё, что захочет. А в суд мы на него не подадим. В Москве просто не дадут делу хода.

— Так, — в тоне Белозёрского звучала заинтересованность. — И что вы предлагаете?

Можно было и дальше ходить вокруг да около или прямо озвучить свою позицию. Я чувствовал, что сейчас нужно сделать второе.

— Я считаю, необходимы более радикальные методы, — сказал я. — Главы семейств должны собраться и общим голосованием решить, хотят ли они, чтобы Новгородом правил Святослав или нет. Возможно, стоит даже отказаться от единой династии и вернуться к выборному назначению великих князей, как в старые времена.

— Вот как? — Максимилиан Сергеевич скривил задумчиво рот. — А вы, Николай, что скажете?

— Сказать могу только одно, — заявил брат. — Надо что-то решать. Замешаны Голицыны или нет, а Святослав совершил преступление, за которое он должен ответить.

— Очень рад, что нашёл в вас поддержку, — улыбнулся Белозёрский. — Конечно, вопрос будет обсуждаться. Я тут побеседовал с главой думы и с другими уважаемыми людьми. Все настроены весьма решительно. Так что будем на связи. Возможно, ради нашей же безопасности стоит на время уехать из Новгорода или увезти семьи. Подстраховаться не мешает.

— И ещё, — добавил я. — На стороне Голицыных регулярная армия. Если дойдёт до прямого столкновения, нашим дружинам не выстоять. Нужно тоже заручиться поддержкой военных. Ростислав не зря вёл работу в этом направлении. Я уже говорил с командующим десантной бригады в Любани. И результат переговоров обнадёживает. Думаю, никто не хочет, чтобы дошло до полномасштабных боевых действий. Но надо быть готовыми.

— Дружины уже давно не представляют серьёзной военной мощи, — покачал головой Максимилиан Сергеевич. — А ведь без неё никак, особенно в столь тяжёлые времена. Однако с армией договорить будет непросто.

Слова Белозёрского обнадёживали. Он не сказал конкретно, сколько родов на нашей стороне, упомянул только главу думы и каких-то «уважаемых людей», но по крайней мере, радовало его намерение не идти на поводу обстоятельств.

Когда мы закончили разговор, Максимилиан Сергеевич сообщил мне, что Ксения тоже здесь и она хотела бы со мной встретиться. Я отправился в другой конец дома, где находилась её комната, а Николай с Белозёрским остались что-то обсуждать наедине.

Я постучался в дверь комнаты.

— Да, войдите, — ответила Ксения.

Комната была довольно просторной и совмещала в себе спальню и кабинет. Посередине стояла узорчатая деревянная ширма, которая скрывала от посторонних глаз кровать, у окна располагался массивный стол с двумя пластинами под голографические мониторы, и книжный шкаф.

Ксения сидела за столом и что-то печатала, резво бегая пальчиками по сенсорной клавиатуре, подсвеченной красной обводкой. Одета девушка была в брюки домашнюю рубашку навыпуск. Волосы огненно-рыжим хвостом спадали на спину.

— Привет, — лицо Ксении озарилось белоснежной улыбкой. — Папа сказал, ты заедешь. Рада, что с тобой всё в порядке.

— Ну здравствуй, — я подошёл, обнял её и поцеловал в губы. — Правильно, что не поехала в академию. Как сама-то?

— Сижу дома, как ты и советовал, — улыбка вдруг исчезла с лица девушки. — А вообще печально всё это. Просто слов нет. Какой-то ужас. А ты как? Всё в порядке?

Взяв стул, я уселся рядом. В зелёных глазах Ксении отражалось неподдельное участие. Обычно она не выказывала эмоции, ведь важнее всего для неё было держать марку. Даже после помолвки мы не стали ближе. Если Вероника уже раз пять мне признавалась в любви, то Ксения по-прежнему вела себя отстранённо. Самый искренний разговоры у нас случился на фронте под бомбёжкой, а в Новгороде всё вернулось на круги своя. Но сейчас чувствовались, что Ксения задала вопрос не для соблюдения этикета. Она волновалась за меня.

— А что со мной случится? — усмехнулся я. — Всё в порядке, конечно.

— Как Ирина и Вероника поживают? — тон Ксении изменился, став равнодушным.

— С Ирой всё хорошо, а вот Вероника… — я сделал паузу. — Я не знаю, что с ней. Её номер недоступен.

— Она была в поместье?

— Нет. Она провела воскресенье в академии. Мы с ней созванивались ранним утром, а потом не знаю, что случилось.

— Надеюсь, с ней всё хорошо.

— Я тоже, — я постарался не выдать своих переживаний. — Чем занимаешься?

— Учёбой. Готовлюсь к экзаменам и к защите диплома.

— И как?

— Большая часть работы уже сделана. Не люблю оставлять важные дела на последний момент. Кажется, придётся пропустить две недели учёбы, но вряд ли экзаменаторы примут оправдания, если я плохо подготовлюсь. Вот, приходится заниматься самой.

В этот раз у нас с Ксенией долго пообщаться не получилось. Перекинулись парой слов, и я пошёл обратно. Надо было ехать.

Когда мы с Николаем покинули Белозёрских, был уже вечер. В разговорах и разъездах незаметно пролетел целый день. Ночевать я намеревался в родовом поместье, поскольку предполагал, что и квартира, и дом второй жены отца, и особняк дяди Гены находятся под наблюдением. Те, кто хотел меня убить, наверняка уже знали о провале операции под Ладогой и ждали моего возвращения в Новгород.

Но для начала в особняк следовало попасть, не привлекая к себе внимания. Дорогу контролировали неизвестная военная группировка, мою машину могли остановить. Поэтому я разработал план. Мы связались с Валерой, и я попросил его прислать за нами два-три броневика. Договорились встретиться на Софийской набережной.

Валера сделал всё быстро. Когда мы с Николаем явились в назначенное место, нас уже ждали три серых «Кречета» дружины Востряковых. Наш воевода был с ними. Я и брат забрались в машину, в которой сидел Валера, и колонна двинулась в направлении усадьбы. Поехали через микрорайон Прибрежный, а не по главной магистрали.

Теперь я собственными глазами мог лицезреть загадочные броневики, что попадались на дороге, ведущей к поместью. В Сапуновом Бору их встретилось аж четыре штуки. Всё было так, как описывал Валера: машины имели камуфляжную раскраску, гербы и другие опознавательные знаки отсутствовали.

Я был уверен, что нашу колонну остановить не рискнут. Так оно и вышло: до поместья мы добрались без приключений.

В родовой усадьбе царили мир и покой. Здесь ничего не поменялось с момента моего отъезда, если не считать четырёх «Кречетов», торчащих в саду и на набережной. Впрочем, и они не выглядели тут чем-то чужеродным. За последний год поместье Востряковых так часто находилось в осадном положении, что я уже привык к виду бронетехники среди цветущих клумб.

Теперь здесь опять была военная база. Слуги уехали, а в доме дружины и флигеле, по словам Валеры, проживало около сорока бойцов.

Мы с Николаем и Валерой быстро перекусили и отправились на второй этаж в кабинет Николая, чтобы разработать план действий. Для начала я собирался проникнуть в усадьбу Борецких и взглянуть на то, что там случилось, а дальше имелись разные варианты: например, уехать обратно в Ладогу или остаться здесь и скрываться, пока всё не образуется. Однако у меня была идея получше.

Я хотел прикончить Святослава Борецкого, отомстить ему за его преступления и за то, что спелся с врагами моей семьи. Терять мне было нечего, за мной уже шла охота, и это в некоторой степени развязывало мне руки. В идеале его следовало допросить, чтобы разузнать, о чём он договорился с Голицыным, после чего отдать на суд общественности. Но меня устраивала и обычная расправа. Пусть Новгородом руководит кто угодно, но только не этот подонок, убивший собственного брата и, возможно, мою невесту.

Николаю убийство Святослава казалось неоправданным риском, а вот Валера, наоборот, выразил желание помочь в этом деле. Вот только мне его помощь была не нужна. Я собирался сделать всё сам, не впутывая ни родственников, ни дружину.

И в то же время торопиться пока не стоило: вначале следовало узнать, что сделают Белозёрский и «влиятельные люди», которых он упомянул в разговоре.

Я стоял у стола в оружейной комнате, распихивая по подсумкам магазины к энергетическому карабину, когда на запястье завибрировал браслет, звук которого был заранее выключен. Я вызвал экран — номер оказался неизвестный. Нажал «ответить».

— Тём, это Вероника, — послышался в наушнике встревоженный шёпот. — У меня мало времени. Нас с Олей держат в доме отца. Тут много дружины, на нас надели браслеты, ничего не разрешают, никуда не отпускают. Еле до телефона добралась. Мне кажется, нас хотят убить. Вытащи нас отсюда!