Вражда

Глава 21

На экране смарта появилось холёное лицо светловолосого мужчины средних лет. Канцлеру было уже за пятьдесят, но выглядел он очень молодо для своего возраста.

Обычно канцлер мало с кем общался напрямую, да и то лишь с ближайшим окружением или главами княжеств. А я не был великим князем, меня даже на собрание думы не пускали. И тем не менее канцлер лично говорил со мной по видеосвязи. Похоже, Голицыны не желали оставлять меня в покое. То глава МСБ «домогался», теперь — сам канцлер. Вот только для первого ничем хорошим это не кончилось.

— Мне стало интересно побеседовать с вами, — ответил канцлер на мой незаданный вопрос. — Вы — один из сильнейших энергетиков Союза. Таких, как вы — по пальцам можно сосчитать.

Канцлер сказал про Союз, а не про Новгород. Он по-прежнему относился к нам, как к части СРК. Впрочем, центральное руководство никогда и не желало разрыва. Это среди нашей аристократии идеи независимости получили широкое распространение, канцлеру же вряд ли хотелось потерять север.

— Волей судьбы я получил некоторую силу, — ответил я.

— А ещё я слышал, что вы — один из наиболее разумных людей среди новгородской знати, — слова канцлера походили на лесть.

— Почему вы так решили?

— Прежние великие князья Новгорода хотели предать Союз. Сейчас ваша позиция изменилась. Насколько мне известно, вы — один из тех, кто активно поддерживает идею единства.

— До поры до времени. Я верю, что только в единстве путь ко всеобщему процветанию, но произвол со стороны кого бы то ни было Новгород терпеть не намерен.

— Мне известна ваша позиция, и я считаю её весьма разумной.

— Это радует, — скептически заметил я.

— Знаю, между нашими семьями пролегла полоса раздора. Погибли ваши люди, погибли наши люди. Можно долго решать, кто прав, кто виноват, но вряд ли таким путём мы достигнем прогресса.

— Об этом я и говорил на встрече.

— Да, знаю. Видите ли, среди моего окружения многие занимают весьма жёсткую позицию по отношению к Новгороду. Уверен, среди ваших князей и бояр тоже присутствует некоторая враждебность к Москве. Нам придётся преодолеть много разногласий, поэтому я ищу единомышленников — тех, кто так же, как я, хотят мира и единства.

Канцлер говорил правильные слова, но я ни капли не верил в их искренность. Наоборот, меня всё больше поражала его изворотливость. Месяц назад он (а я не сомневался, что приказ убить Ростислава отдал сам Николай Голицын) безжалостно уничтожал наших людей, а теперь оказалось, что это якобы его окружение недолюбливает Новгород, а сам он, видите ли, хочет только мира.

Но гораздо больше меня озадачила резкая смена риторики. Почему Голицын отказался от агрессивных действий? Почему пошёл на мировую? Понял, что ему не выгодно с нами воевать? Или имел место какой-то коварный замысел? А может, он просто хотел меня перетянуть на свою сторону, как когда-то это пытался сделать глава МСБ?

— Рад, что вы это понимаете, — сказал я.

— Остаётся только выразить надежду, что Московское, Новгородское и все остальные русские княжества ждёт совместное будущее. Ведь именно для этого наши деды когда-то объединили свои усилия и договорились жить по единому закону.

— Если все члены Союза будут с уважением относиться друг к другу, так оно и будет.

— Именно это я и хотел услышать. Надеюсь, Артём Эдуардович, это не последний наш разговор. Возможно, однажы мы с вами сможем пообщаться в более дружественной атмосфере. Ну а пока могу лишь пожалеть удачи в вашем нелёгком деле. Всего хорошего.

Я тоже попрощался и завершил вызов, а потом ещё долго сидел в замешательстве. Казалось бы, звонок Голицына должен был внушать надежду на то, что пик разногласий пройден и вражда окончена, но какая-то смутная тревога не давала мне покоя. А ведь чутьё никогда меня не обманывало.

В субботу вечером мне предстояло ужинать у Белозёрских. Отправившись в гости, я надел мундир, украшенный эполетами и нашивками с символом моей организации. Уже несколько дней ездил в нём на службу, но привыкнуть до сих пор не мог. Слишком резкой оказалась смена ролей.

А вот Веронике моя новая форма нравилась. Ира тоже порадовалась моему назначению. Мы с ней созванивались время от времени. Ничего интересного у них с Лилией не происходило, но я этому был даже рад. Значит, они в безопасности. Поскольку в Новгороде ситуация стабилизировалась, девушки собирались вернуться домой на следующей неделе.

А вот с Ксенией мы за последние недели общались лишь раз, да и то чисто формально. Но мне и не до разговоров было: столько проблем навалилось, что поспать и поесть едва хватало времени. Сам не понимал, как справлялся со всем этим. Вспомнила себя три года назад — казалось, что теперь я стал совсем другим человеком.

Как и в тот день, когда я впервые гостил у Белозёрских, Максимилиан Сергеевич пригласил меня за стол, за которым собралось всё семейство. Говорили в основном о пустяках — вели, что называется, лёгкую светскую беседу. А когда все блюда были съедены, а чай выпит, мы с Максимилианом Сергеевичем отправились на веранду, чтоб поговорить с глазу на глаз.

Мы сидели в креслах и беседовали. Из широкого, во всю стену окна, открывался вид на тонущий в зелени сад. Сгущались сумерки, и вдоль дорожек зажглась подсветка.

Максимилиан Сергеевич не спрашивал о моей работе — о ней я отчитался ещё в начале недели. Разговор шёл о другом.

— Привыкаете к своей новой роли? — спросил Белозёрский. — Вам к лицу эта форма. Похоже, и должность вам подходит.

— Непривычно немного, — ответил я.

— Ещё бы! Однако по вам и не скажешь. Быстро втянулись. Да и люди вас слушаются.

— Надо сказать спасибо моей силе. Если бы не она, вряд ли бы кто-то стал меня слушать.

— Э нет, Артём, тут дело не только в силе. У Сергея Вельяминова тоже было много энергии, но его хоть и посадили в кресло канцлера, он так и остался марионеткой в чужих руках.

— Да. Он мне говорил.

— Неужели? Вы так близко были знакомы?

— Мы… общались в неформальной обстановке.

— Тогда, вероятно, вам известно, кто стоял за ним?

— Голицыны, разумеется. Разве это секрет?

— А если точнее, первый советник — Николай Голицын.

— Я слышал. Похоже, теперь он решил играть в открытую.

— И что удивительно, его поддержали многие князья. Аристократия хочет видеть во главе Союза сильную личность. Знаете, Артём, я не просто так говорил на собрании о том, что Новгород должен стать центром Союза. Московское княжество уже давно занимает лидирующее положение, но ведь настоящая сила — здесь, на севере. Но чтобы войти во власть, нужны лидеры, и лучше всего, если качества характера будут сочетаться с внешними способностями. Мне известно, что несколько князей хотели выдвинуть вас в канцлеры. Думаю, однажды мы можем вернуться к данной теме.

— Всё возможно. Но это будет моё решение, — осадил я Белозёрского.

Очень не хотелось, чтобы меня опять брали в оборот и куда-то тащили. Поэтому я решил так: если однажды почувствую, что должен это сделать — сделаю. А если вдруг пойму, что мне не нужны никакие должности, а нужно, например, идти путём самосовершенствования, то всё брошу и займусь тем, что считаю важным для себя.

— Да-да, разумеется, — добродушно улыбнулся Максимилиан Сергеевич. — Просто я считаю, что вам следует двигаться дальше.

— Жизнь — это путь. Все мы должны куда-то двигаться.

— Хм, — Максимилиан улыбнулся. — Вы философски смотрите на вещи.

— Иначе никак. А что с Голицыным, простите за любопытство? Я читал новости: агрессивная риторика в московской прессе сменилась на нейтральную. Значит, канцлер всё-таки пошёл нам навстречу?

— Нам предстоит преодолеть многие преграды на пути к миру, но теперь это дело времени. Кстати, а как ваша фирма поживает? «Звезда», если не ошибаюсь? Слышал, были неприятности?

— Да. В отчёте я указал, что моя компания подверглась нападению.

— Помню-помню. Одного только не разумею… Зачем Голицыным скважины — это понятно, но зачем им лаборатория рядом с серой зоной? Да и мой предшественник, видимо, не зря так активно развивал данную отрасль. Сдаётся мне, что тут имеет место не просто научный интерес.

— Остановить распространение серой зоны — это очень важно, — ответил я.

— И только?

Я посмотрел в глаза великому князю. Не знаю, откуда, но похоже, ему было известно о нашей деятельности, поэтому вряд ли имело смысл скрывать цели исследований. Наоборот, если удастся убедить его сотрудничать, это могло дать делу сильный толчок. Я не смогу обеспечить компании достаточное финансирование, да и для Вероники это может стать тяжёлой ношей. Мне требовались инвесторы, а с Белозёрским мы были без пяти минут родственники.

Я решил сказать обо всём прямо:

— Основная деятельность лаборатории направлена на разработку нового дешёвого энергоносителя. Говорят, его можно получить из аннигилированной материи.

— Говорят?

— Достоверно неизвестно. Но как вы сами заметили, Голицыны делают большую ставку на эти исследования. Они хотели купить серую зону в Гессене, пытались завладеть нашей лабораторией. Вряд ли их род стал бы тратить столько сил, если б дело не сулило выгоды. Я же узнал обо всём этом из правительственных источников, когда меня пытались привлечь к одной секретной операции. Пришлось уговорить Ростислава Васильевича тоже заняться серой зоной.

— И как? Есть прогресс?

— Да, учёные утверждают, что прогресс есть. Предполагается, что в Иране и Турции уже вовсю идут разработки новых элементов питания. Но их, разумеется, держат втайне. Нам приходится самим прокладывать путь.

— И полагаю, этот путь требует больших вложений? — на лице Максимилиана Сергеевича снова заиграла улыбку.

— Конечно. Мы же не Иран и не Турция. Наши возможности ограничены.

— Что ж. Дело это в любом случае перспективное. Серые зоны — большая проблема для планеты. Пройдёт ещё лет сто-двести, и они изменят мир до неузнаваемости. Мы, конечно, не доживём, но боюсь, нашим детям уже мало что останется.

— К сожалению, это так.

— Мне кажется, подобными вещами стоит заниматься если не на уровне государства, то хотя бы на уровне княжества.

— А ещё лучше на межгосударственном уровне.

— Ну до этого нам далеко. А вот свою помощь я могу предложить.

— И в чём она будет заключаться?

— Вы мне продадите долю. Десять-пятнадцать процентов вполне хватит. А потом мы вместе подумаем, как дальше развивать предприятие.

— Мне нужны инвесторы, да. Но сразу предупреждаю: я не могу сказать, когда окупятся вложения. И окупятся ли они вообще.

— Это наш вклад в будущее. Проблема серьёзная. Не думаю, что стоит акцентировать внимание на финансовой составляющей.

— В нашем мире без этого никуда. Но я и сам считаю, что вопрос этот гораздо важнее личного обогащения.

— Вот видите. Подумайте над моим предложением.

— Конечно, я подумаю.

— Ну и давайте уже решать насчёт вас с Ксенией. Что планируете?

— Так мы, кажется, уже запланировали свадьбу на лето, разве нет? Она не против венчания, я — тоже. А затягивать не вижу смысла. Или у вас что-то изменилось?

— Как видите, изменилось многое. Но у нас с вами уже давно наметился неплохой тандем. Поэтому… действительно, какой смысл откладывать неизбежное? Месяца на подготовку хватит?

Вертолёт летел над залитой солнцем тундрой. Зелёная равнина внизу казалась бесконечной. На многие десятки и сотни километров вокруг не было ни одного поселения, если не считать оранжевых домиков научной базы, что находилась где-то впереди.

Рядом со мной сидела Вероника, напротив — Максимилиан Белозёрский и наш директор Борис Павлов. Теперь Белозёрский являлся совладельцем компании «Звезда» и держал десять процентов акций, а так же — моим тестем, поскольку совсем недавно мы с Ксенией официально обвенчались. Обвенчались мы и с Вероникой.

Событие это состоялось пять дней назад. Чтобы ни одной из девушек не было обидно, обе церемонии провели в один день. Потом устроили празднование, на котором присутствовало более двух сотен человек: рода Белозёрских и Борецких оказались весьма многочисленными. Таким образом я обзавёлся двумя законными жёнами-аристократками — редкость даже для высокопоставленных лиц. Но когда речь шла об энергетике первого ранга, это считалось нормой, ведь чем больше в роду сильных отпрысков, тем лучше для него.

На днях состоялось и ещё одно радостное событие: дядю Гену отпустили из-под стражи. После очередной апелляции суд снял обвинения в госизмене, и реальный срок заменили на условный и крупный штраф. Канцлер решил таким образом задобрить Новгород и мою семью. Вот только зачем? Не для того ли, чтобы мы утратили бдительность?

Позавчера дядя Гена вернулся домой. Он был полон оптимизма и огорчился лишь тому, что не удалось погулять ни на одной из моих свадеб.

А сегодня я, Вероника и Максимилиан летели в серую зону, чтобы лично ознакомиться с успехами наших учёных. Поездку планировали давно, но раньше не получалось: Новгород не отпускал, да и на базе было не всё благополучно.

Только спустя месяц после нападения удалось полностью восстановить лабораторию. Пришлось потратиться, но расходы были скомпенсированы выкупом за пленных бойцов спецотряда, да и Максимилиан Сергеевич начал вливать собственные средства, что тоже помогло. У него была масса идей, как развивать лабораторию. Он считал, что необходимо проложить к ней дорогу от Усть-Печорска и достроить, наконец, взлётную полосу. А парк вертолётов благодаря ему уже расширился с трёх до пяти машин.

Один из них — тяжёлый транспортный гигант сейчас стоял рядом с базой. Когда мы подлетали, я издали увидел его возле оранжевых домиков.

На взлётной площадке нас встретили начальник лаборатории Пахомов и два научных сотрудника. Они повели нас на базу.

Пахомов провёл для нас настоящую экскурсию, объясняя, что где находится. Этот пожилой учёный выглядел довольно энергичным для своих годов. С первых секунд общения с ним чувствовалась его вовлечённость в дело, которым он занимался. Он относился к лаборатории, как к собственному детищу. Когда мы с ним общались после нападения, он был крайне огорчённым, а теперь — наоборот, полон энтузиазма. Нам повезло, что Ростислав Васильевич в своё время нашёл его и ещё пару-тройку инициативных сотрудников, которые тянули на себе весь проект.

Теперь здесь и следа не осталось от минувшего боя. Уничтоженную бронетехнику вывезли, трупы убрали, а жилые и хозяйственные модули, стены которых изрешетили пули, заменили новыми. Жизнь вновь текла своим чередом. У ворот дежурили охранники, учёные ходили туда-сюда, занятые какими-то делами, возле гаража стоял вездеход, готовый выехать в серую зону. Водитель, открыв крышку капота, копался в двигателе.

Осмотрев территорию, мы прошли в главное здание. Пахомов провёл нас по кабинетам, рассказывая, кто чем занимается. В самом большом помещении работали пять человек. Тут находилась центрифуга, столы с неизвестными мне устройствами, массивные стальные шкафы, напичканные электроникой и много чего ещё. Как объяснил Пахомов, здесь проводились эксперименты по обогащению аннигилированной материи. Именно в этом деле недавно наметился прорыв, о котором пожилой учёный говорил с особой гордостью.

Пахомов подробно описал все процессы, и хоть мне было сложно вникать в них из-за обилия специально терминологии, суть я понял: с помощью различных преобразователей и химических реакций учёным удалось «оживить» мёртвые частиц, напитав их энергией.

Результат был вполне конкретный. Пахомов отвёл нас в хранилище, открыл одну и ячеек специального металлического шкафа и достал оттуда железную баночку цилиндрической формы. Когда он отвинтил крышку, мы увидели внутри крупицы светящегося вещества, парящие в воздухе.

— Вот то, о чём я вам говорил, — объявил Пахомов. — Настоящее чудо! В этих частицах содержатся все виды энергии, причём в таком количестве, которых хватит, например… ну хотя бы на отопление этой комнаты в течение месяца. Сейчас работаем над оптимизацией процесса и стабилизацией заряда. Первый шаг сделан, но работы предстоит много. И… без высокоточного оборудования, боюсь, будет непросто.

— Будет оборудование, — заверил Максимилиан Сергеевич, — всё будет. Вы главное, не останавливайтесь. То, чем занимается ваша группа — это, не побоюсь того слова, величайший труд в истории, — он поднял вверх указательный палец.

— Скажите, пожалуйста, Василий Семёнович, — обратился я к Пахомову, — а хотя бы в теории возможно сдерживание аннигилированной зоны?

— Артём Эдуардович, вопрос непростой, — вздохнул старый учёный. — Я бы сказал, что на данный момент для этого не существует технических средств. Гипотетически можно придумать способ обогащения такого количества аннигилированной материи, но на практике… — он развёл руками, — увы, пока выглядит не очень реалистично. Но наука на месте не стоит. Ещё десять лет назад даже то, что мы делаем сейчас, было немыслимо.

— Вот видите! Ничего нет невозможного, — вмешался Максимилиан Сергеевич. — Первый шаг сделан — и это главное. Остальное — вопрос времени. А если что нужно, сразу говорите Борису Алексеевичу. Он передаст нам, а мы уж с Артёмом разберёмся. Сейчас важно не сбавлять оборотов. Когда приступите к созданию источника питания?

— Увы, пока не могу назвать точных сроков, — Пахомов немного стушевался от такого напора со стороны великого князя. — Есть ряд трудностей… У нас была заминка в связи с известными событиями. Персонала не хватает… Но мы трудимся не покладая рук.

— Василий Семёнович, — я снова обратился к нему, — а есть ли новые данные про терраморфов? И что за дыра в центре франкфуртской зоны? Вам ведь известно об этом явлении?

— Про терраморфов, боюсь, ничего нового сказать не получится. Мы этим вопросом не занимаемся. А про дыру мне известно, да, — Пахомов закрутил крышку и поставил баночку обратно в ячейку. — Существует ряд гипотез, проверить которые пока не представляется возможным. Пока наиболее обоснованной выглядит версия, что чёрная дыра — это следствие окончательного распада материи. Серый песок — это промежуточная стадия, в нём остаётся первооснова, благодаря которой частицы можно «оживить». Когда же эта первооснова утрачивается, образуется пустота. Материя превращается в ничто. Про причины сказать ничего не смогу. Чтобы понять их, нужно наблюдать и изучать данный процесс. У нас нет такой возможности. Мы не знаем, что происходят на границе существования и несуществования, и боюсь, не узнаем ещё очень долго.

— Значит, рано или поздно наш мир превратится в одну огромную чёрную дыру?

— Ну знаете ли, Артём Эдуардович, а когда-то ведь и Солнце погаснет, — учёный снисходительно улыбнулся. — Но произойдёт это так нескоро, что вряд ли нам есть смысл об этом сейчас беспокоиться.

Перед моим мысленным взором вдруг предстало то жуткое зрелище — дыра в центре франкфуртской зоны и окаменевшие существа, застывшие на краю пустоты. Похоже, ближайшие сотни лет человечеству придётся потратить много сил на то, чтобы сдержать угрозу, которую оно само себе создало.

— Что за чёрная дыра? — спросила Вероника, которая внимательно слушала всё, что говорил учёный, хотя, кажется, мало что понимала. — Тут она есть? Можно посмотреть? И где эти существа… терраморфы?

— К счастью, ничего подобного тут нет, — усмехнулся я. — Так что не надейся.

— Блин, а жаль. Ты-то видел уже, я тоже хочу посмотреть.

— Есть в этом мире вещи, которые лучше не видеть.

Когда экскурсия по лаборатории была окончена, я с Вероникой, Белозёрский и Пахомов оделись в синие защитные комбинезоны, забрались в вездеход, в котором как раз имелось четыре пассажирских места, и отправились к серой зоне, что находилась в километре от базы.

Заезжать далеко не стали. Остановились на границе аннигилированной зоны, вылезли из вездехода.

В комбинезонах было жарко. Солнце радостно светило на небе, за спиной зеленела растительность, а перед нами простиралась мёртвая пустыня, по которой ветер носил тучи серого песка.

— Хм, и это всё? — голос Вероники звучал приглушённо под защитным стеклом костюма, но даже так чувствовалось, что она разочарована. — Ничего особенно. Только… жутковато тут как-то.

— Не то слово, — согласился Максимилиан Сергеевич. — Воистину тревожно место. А если учесть, что этот песок расползается по земле, то совсем не по себе становится. Теперь даже сомнений быть не может в том, что энергоконцентратную взрывчатку необходимо запретить. Она ведёт к катастрофе.

— Да, серая зона — место не из приятных, — проговорил я. — Причём создали её мы, люди. Человечество своими руками уничтожает дом, в котором живёт. Разве не абсурдно? Но я почему-то верю, что ещё не поздно всё исправить. Если будем действовать сообща, если отбросим личные амбиции, жадность, политические интересы и объединятся ради того, чтобы сохранить этот мир, надежда есть. Сказать по правде, мне сложно верить в это. Пока мы с большей охотой убиваем друг друга по любой надуманной причине, по любому пустяку. Но, возможно, однажды человечество всё же встанет на путь созидания. Надеюсь, когда это произойдёт, будет ещё не слишком поздно, чтобы всё исправить.

Я смотрел вдаль. Посреди серой зоны стояла огромная человеческая фигура высотой до небес. Длинные чёрные одежды развевались на ветру, а из-под капюшона мне в душу смотрели яркие фиолетовые глаза. Великан развернулся и медленно побрёл прочь. Он двигался бесшумно, словно призрак, растворялся в пространстве, пока не исчез, оставив после себя лишь тень неуловимой тревоги.

— Верно говорите, — согласился Максимилиан Сергеевич. — Не всё потеряно. Будем работать, будем исправлять. Когда-нибудь серый песок исчезнет с лица земли.

— Нескоро это случится. Очень нескоро.

Постояв ещё немного, мы залезли в вездеход и поехали обратно на базу. Пора было возвращаться в Новгород к нашим повседневным делам.

Конец