Я вижу, как по толпе за Филиппом и мастером Ватабэ расползаются шепотки пересудов. Сначала тихие, они стремительно становятся громче. И вот уже слышны выкрики «Умер!», «Умирает!», «Убит!», «Какой кошмар!», «Только не сейчас!».
Брат растерянно качает головой:
- Непонятно… Может, сердце не выдержало?
- Или яд.
Мы с мастером Ватабэ переглядываемся. Он вздыхает:
- Гордиан, мы не имеем права задерживаться. На сантименты времени нет. Вам положено вместо отца встречать двор короля.
- Как, к свинячьим хвостам, вы это себе представляете?! - Вырывается у меня.
- Скорее всего, теперь вы все будете делать без отца. Как-нибудь приноровитесь.
«Люди хитрые бестии. Ко всему привыкают», - ввернул бы сейчас мастер Семиуст.
Филипп продолжает лопотать этим своим девичьим голосом:
- Его Высочество должен помочь! Он спасет отца, я уверен! Кроммы и не такое умеют. Медлить больше нельзя.
«Медлить больше нельзя», - отзывается в моей голове. То ли голосом мастера Семиуста, то ли моим собственным, уже не поймешь. Я тупо смотрю в черно-красную толпу придворных, и ни одного лица не узнаю. Меня оглушило внезапное осознание: ответственность перешла на мои плечи. В отсутствие отца я должен сделать невозможное, чтобы прежние связи и договоренности не прервались, и династия Анэстэей осталась при власти. Должен вложиться и как политик, и как боец на Турнире.
Хотя. Возможно, отец уже мертв.
Если наследование удастся сохранить, мне в скором времени предстоит занять пост наместника. Первое лицо Арглтона не может участвовать в Турнире, слишком высок риск погибнуть. Да и проводить Турнир кто-то ведь должен…
О боги! Я мысленно похоронил еще живого отца. Как это низко…
Низко! Даже несмотря на то, что Келебан Анэстей всегда держался со мной подчеркнуто сухо. Я не знаю ни родительской ласки, ни поддержки, ни близости. При первой возможности отец отослал меня на противоположную часть континента. Мы чужие друг другу. Я плод его семени, ничего больше.
Тогда отчего чувствую эту проклятую кровную связь? Ту же, что связывает с неприятным мне братом. Больно при мысли о том, что отец умирает.
«Дружище, да ладно! Ты так мечтал, чтобы развалилась Арена. Ходил каждый день, возню строителей проверял, доставал богов своим трусливым желанием избежать Турнира. Обрушившиеся навесы, передумавший посещать вас король… Что там было еще, я запамятовал? Видишь ли, достаточно убрать с доски одну-единственную мешающую фигуру, и все твои мечты становятся достижимыми. Я вроде учил тебя стратегически мыслить?» - Заметил бы мастер Семиуст.
И был бы прав. Как обычно.
Мне не пришло в голову готовить покушение на отца. Но если так вышло, желаю ли я занять место наместника? Прислушиваюсь к себе: пожалуй, желаю. Даже готов за него побороться. Просто потому, что ненавижу проигрывать.
А Филипп… Недавно брат хотел умереть на Турнире вместо меня. Хорошо помню, как обиженно он выкрикивал, что должен быть на моем месте. Будто готовился к этому всю свою жизнь. Интересно, если я предложу ему собственное место участника, как быстро он передумает?
Легко смеяться над мелкокостным Филиппом, когда самого мутит от чувства тревоги. Я не готов к предстоящим переговорам, приемам и дрязгам. Интригам, тайным и явным. Мне страшно сделать что-то не то.
«А ты как хотел?!» - Засмеялся бы сейчас мастер Семиуст. «Но все с чего-то начинают, дружище. И даже Великие иногда ошибаются»
Дожили…. Я веду разговор с воображаемым другом.
Стыдно признаться, но мне не хватает поддержки. Как говорят, «чувства локтя». Сам не знаю, почему смотрю на леса для художников, ищу девушку с глазами колдуньи. Разочаровываюсь, - она занята рисованием. Я вижу только склоненную головку в платке. Зато этот, рядом, смазливый со шрамом, легко перехватывает мой взгляд. Мы словно лучники с натянутыми тетивами, хмуро всматриваемся друг в друга. Художник глаз не отводит, смотрит так, словно все лучше меня знает.
Надо навести про этих двоих справки…