Тот чуть ниже меня, и, пожалуй, уже в плечах. В остальном мы очень похожи, семейное родство заметно с первого взгляда. Между нами год разницы. Год - и целая вечность, потому что я всегда буду старшим, а он останется младшим. Теперь Филипп один, пару лет назад его брат-близнец Даниель подцепил ржавку, отвратительную заразу, от которой не смог оправиться. Так Филипп остался в Арглтоне за главного сына. Должно быть, успел себя убедить, что из Герры я не вернусь. И тут… Какой жестокий удар по надеждам!
Филипп изучает меня своими льдистыми голубыми глазами. Кажется, он не умеет моргать. Его русые волосы по здешней чудовищной моде зачесаны вбок, бородка выстрижена узеньким клинышком, усы напомажены и лихо подкручены. Все мы здесь не очень похожи на кроммов, черноволосых, смуглокожих и темноглазых. Чтобы усилить сходство, многие восьмигорцы красят волосы и пропитывают кожу отварами. Брат тоже пытается выдать себя за другого. Его светлые корни уже отросли, краска смылась неравномерно. Волосы выглядят жидкими, добавляя с десяток прожитых лет.
На лбу брат носит неудобное украшение, металлический обруч с багровым камнем по центру. Мне обруч кажется чересчур вычурным. Но я понимаю, зачем брату это олицетворение власти.
- Уже празднуешь? - Желчно спрашивает Филипп. - Думаешь, тебя ждет триумф на ристалище?
- С чего ты взял, брат? - Вздыхаю я.
Как в детстве, он все неправильно понял. Что-то придумал себе, ничего не стал выяснять, и сейчас кипит от обиды. Раньше нас мирил Даниэль, - у него хватало терпения докопаться до истины. Думаю, из Даниеля бы вышел отличный судья. Да что там, отличный правитель, добрый, справедливый и честный. Проклятая ржавка забрала хорошего человека!
Филипп вскидывается, его голос ломается и становится каким-то высоким, неожиданно женским:
- Почему ты мне ничего не сказал?! Нет! Не такого я ждал после твоего возвращения. А ты… Ты! Уже играешь у меня за спиной.
- Да я только что сам узнал.
- Быть не может! Это же турнир Восьмигорья.
- Ну, вот так вот. Можешь не верить. - Я развожу руками. - У меня нет причин строить козни. Или что ты придумал. Ты же знаешь отца.
Филипп почти кричит. Он вдруг кажется мне мальчишкой с крашенными волосами:
- Меня готовили к этому всю мою жизнь. Я терпел столько лишений… Нет! Ты даже не можешь представить, через что мне пришлось пройти. Чем пожертвовать!
Почему все так сложно? Почему нет Даниеля, который бы все починил?
- Филипп, послушай…
Он не дает мне сказать:
- Хорошо же ты подсуетился, братишка.
Развернувшись на каблуках, Филипп уходит. Я долго вслушиваюсь в его удаляющиеся шаги.