Каждый проведенный здесь день отдаляет меня от Габи. От той чистой, доброй, невинной крохи, какой я ее знаю. Мне нужно что-то делать, спешить. Нужно выбираться отсюда. Но как?! Я даже не знаю, с какой стороны подступиться. Смотрю на крепких охранников, неустанно следящих за нашими действиями. Смотрю на старух. Их в одном только нашем зале десятки. Смотрю на то, с какой отточенной годами ловкостью их руки обходятся с нитями и челноком.
Нет. У них просто не было Габи…
Вечером я чувствую признаки надвигающейся болезни. Нос мой заложен, голова тяжелая, в горле начинает саднить. Я злюсь сама на себя, проклинаю непослушное тело, призываю себя собраться. Меня знобит. Какая я жалкая!
На тюфяке рядом обнаруживается соседка, тихо лежит, кутаясь в одеяло. Я замечаю, что у нее разбито лицо. Почувствовав на себе мой интерес, она натягивает одеяло повыше.
Я переворачиваюсь на спину, чувствуя, как придавливает лихорадка. Слушаю звуки ночи. Всхлипы, кашель, дыхание, храп…
Мысли сами собой переползают от Габи к Йергену, нашему хозяину. Наверное, я только сейчас по-настоящему поняла, что это такое, «хозяин». Жила в блаженном неведении. Хозяин - тот, кто владеет твоими жизнью, телом, дыханием. Тот, кто может сделать с тобой то, что надсмотрщики сотворили с соседкой. Йергену я помогала искренне, как члену семьи, мне приятно было приходить в его мастерскую. Как он там вообще? Жив ли? Кроммы не слишком жалуют эльфов, последнее воплощение магии древних, а мои соплеменники не любят нелюдей, не даром их в здешних краях не осталось… Потом на меня наваливается черная пустота.
Я просыпаюсь мокрая и холодная. Словно ледяной водой окатили, рывком выдернув из сна в настоящее.
Она сидит у меня на груди, она, Жаба! Возвышается, будто гора, такая тяжелая, что я не могу ее сбросить. Да что там, я не могу даже пошевелиться. Мои руки прижаты к телу, а в рот она успела запихнуть тряпку. Давлюсь кляпом, чувствую гадкий плесневелый вкус. Пытаюсь выплюнуть, - тщетно.
Надсмотрщиков нет! Куда они подевались, когда так нужны?! Остальные женщины спят, или притворяются спящими. Должно быть, у них такое в порядке вещей.
Жаба грубо оттягивает мне волосы. Больно! Я дергаюсь, пробую вывернуться, потом замечаю у нее в руке нож. В полумраке лезвие едва заметно поблескивает. Сообразив, что только себе наврежу, я замираю. Чувствую, как холодный металл ползет по коже головы, и с тихим шорохом волосы отделяются. Я ощущаю тошнотворную легкость.