Даже будучи свободным и вооруженным, я едва спасся после встреч с этим проклятым убийцей, но сейчас я был привязан к кровати и обессилен после бесконечных атак леди Цинк. Мне ничего не оставалось, кроме как тянуть время.
— Зачем тебе перо? — спросил я, чертовски хорошо зная, что оно нужно его господину — Элигору. — В смысле, тут его у меня нет. Я бы не смог его отдать тебе, даже если бы захотел. Оно на Земле. Ты же понимаешь, что я имею в виду? Земля, реальный мир?
«Улыбающийся убийца» лишь еще сильнее прижал лезвие к моему веку. Клянусь, я чувствовал, как оно касается роговицы глаза. А это нехорошо.
— Перо, — сказал он. — Отдай.
— У меня его нет! — Интересно, он слишком глупый или покалеченный, чтобы понять? Моя и так шаткая вера в возможность компромисса начала угасать, но тут я медленно согнул ноги в коленях и прижал к телу. — Но я могу достать перо, если ты поможешь мне выбраться отсюда…
Он наклонился еще ниже. Его дыхание… Не хочу даже вспоминать. Хищное. Болезненное. Могильное.
— Нужно перо, — прошептал он. — Сейчас.
Я ударил «улыбающегося убийцу» ногами в грудь и оттолкнул его изо всех сил, целясь в буфет, полный стеклянной посуды и других бьющихся предметов. Он был легким, будто девятилетний ребенок, и, к моему удивлению, от удара он отлетел, как взметнувшийся в небо воздушный змей. Он влетел в буфет, разбив почти половину его содержимого и устроив настоящий Армагеддон. Я всем телом налег на веревку, которую растрепывал все эти дни, и дернул изо всех сил. Остатки веревки натянулись, и я почувствовал, как она понемногу поддается, но все равно не рвется. А еще это было больно, словно одиннадцать сук на сучьей лодке. [44]
Все еще зажав в руке свой длинный нож, «улыбающийся убийца» скакал по комнате, будто попрыгунчик. Его улыбка была ужасающей, но сейчас он уже не улыбался. Выражение его истощенного лица было пустым и мертвым, как и все в нем. Все еще пребывая в панике, я вдруг подумал, что за все годы жанра ужасов в кино только Борис Карлофф [45]поймал нужный образ — этот вялый, странный и мрачный взгляд ожившего трупа. Затем «убийца» подошел к изножью кровати, крадясь, как тарантул, выползший из своей норы, и его первый жуткий удар пришелся на мою ногу. Это было чертовски больно — вот все, что я могу сказать об этом.
Лицо моего соперника было настолько лишено эмоций, что я подумал, не повредился ли он умом после столкновения с буфетом — если ум у него вообще был. Казалось, его не интересует ничего, кроме возможности ударить меня ножом, лезвие которого выскакивало со змеиным шипением. Я пытался блокировать все его удары, отбиваясь ногами или всем телом, но пришлось пожертвовать некоторыми мясистыми местами, чтобы спасти более важные органы. Его нож взлетал то тут, то там, а я все еще был привязан к кровати. Ситуация по-прежнему была дерьмовой, и я понимал, что не смогу долго с ним бороться.
— Хватит! Я дам тебе перо! — тяжело дыша, сказал я, но казалось, что «улыбающийся убийца» уже позабыл, зачем он здесь. Его атаки стали менее дикими и более обдуманными. Он двигался вокруг кровати, следя за движениями моих ног.
Вдруг освещение в комнате изменилось, все тени переметнулись на одну сторону, будто испугавшись чего-то. В дверном проеме появились маленькие огоньки от канделябра, который держала изумленная Белль.
— Что здесь происходит?
Можно понять, что в этот момент я уже находился на грани сумасшествия, но я подумал, что моим единственным шансом будет натравить Белль или ее хозяйку на уродца, который с таким удовольствием проделывал дыры в моем теле, поэтому я закричал:
— Это она! Убей ее! А потом можешь освободить меня, как и договаривались!
(Не знаю, удалось ли мне кого-то обмануть таким образом или же я просто сам себя выставил идиотом, но предположу, что именно это и спасло меня.)
Белль обрушила тяжелый канделябр на руку «убийцы», от чего он выронил лезвие; затем она ткнула свечами ему в лицо и обожгла его щеку — он зашипел и бросился на нее. Она пошатнулась и уронила канделябр. Несколько свечей вывалилось на пол, но от оставшихся на стенах заплясали длинные и странные тени схватки двух монстров: маленькое, костлявое существо кусало и царапало большое, словно злобный хорек.
Я подобрал ноги и снова потянул веревку, связывавшую мою правую руку, превозмогая мучительную боль. Ощущение было такое, будто я вырываю свою руку из плечевого сустава. Я достаточно обтрепал веревку, потому что она наконец порвалась, и теперь лишь здоровая рука оставалась связанной. Над этим тоже предстояло поработать, так что я начал перегрызать очередную веревку, но уже острыми демоническими зубами. Звуки, доносившиеся с пола, становились все более животными. Я не мог понять, кто побеждает, и, честно говоря, не болел ни за кого из них.
Веревка давалась тяжело, но в конце концов я одолел ее. Первые секунды свободы были прекрасны, но когда я опустил руки после того, как неделю или даже две находился в позиции распятого, меня как будто пырнули ножом в обе подмышки одновременно. Но к тому моменту я уже почти привык к боли. Я как бы соскользнул с кровати, схватил штаны и побежал.
Вера не прибежала на шум, значит, она либо находилась в другой части дома, либо, если мне сегодня везло, вообще куда-то ушла. Но даже в отсутствие Веры надо было, чтобы Белль и «улыбающийся убийца» серьезно поколотили друг друга, ведь в моем нынешнем состоянии я не справился бы ни с одним из них.
Белль лягнула меня своей длинной крепкой ногой, будто разъяренная анаконда, но «убийца» все еще цеплялся за нее, так что я перепрыгнул через тела и пошел по коридору. Если миледи пока ничего не услышала, то ее комната должна быть пуста, а мне надо было кое-что взять оттуда.
В своей странной старомодной манере Вера была заботлива и даже несколько раз показала мне свой будуар: в скромном халате она встречала меня по утрам и предлагала чай, а иногда «случайно» оставляла дверь открытой, так что я видел изящно разбросанные тут и там предметы нижнего белья. Именно поэтому я легко нашел ее комнату и примерно знал, где у нее хранятся драгоценности и деньги. Направляясь к предполагаемому комоду, я нагнулся, чтобы поднять кочергу, лежавшую у камина (да, в Аду есть камины. В некоторых частях Пандемониума так жарко, что они используются в качестве кондиционера). Я был рад почувствовать приятную тяжесть кочерги — наконец-то у меня было хоть какое-то средство защиты, но я все равно оглядывался в поисках более традиционного оружия. Я мог бы найти что-нибудь острое на кухне, но не хотел идти туда через весь дом — я мог покинуть его через ближайшие ко мне выходы.
В коробке с украшениями Веры — кольцами и подвесками — я нашел пару десятков медных горсток (так эти монеты и назывались «горстки»). Набив ими карманы, я заметил странную тень в дальнем углу комнаты. Мне показалось, что одна из картин Веры, где изображалось фруктовое дерево с птицами, стала толще с одной стороны. Но подойдя поближе, я увидел, что за ней скрывалась дверь, которая не была закрыта до конца.
Я замер. Вдруг Вера все же здесь? Но зачем ей тайная дверь? Может, это запасной туннель? Возможно, она услышала крики и осторожность перевесила ее отвагу?
Я открыл дверь и обнаружил проход, выложенный кирпичом и расширяющийся вперед и вниз — за углом он уже исчезал. На стене был закреплен горящий факел. Кто-то точно находился там, внизу. Но, поворачиваясь обратно, я услышал, что схватка «убийцы» и Белль уже переместилась в коридор — удары, тяжелое дыхание и звуки ножа, входящего в плоть, стали громче. Кто бы ни победил в этой битве, путь к остальной части дома мне был отрезан. Теперь у меня оставался только один вариант — идти вниз.
Я выставил кочергу вперед и держал ее, как рапиру, пробираясь вперед по туннелю, ведь в таком низком и узком проходе будет удобнее пронзить врага, чем ударить. Кирпичный проход все извивался и извивался, все время уходя глубже вниз, и уже скоро я понял, что нахожусь ниже основания самого дома. Я мог расслышать голоса или скорее один голос, который усиливало эхо. Я сделал еще несколько шагов вперед и увидел свет, поэтому дальше передвигался как можно тише, держась ближе к стене и останавливаясь у каждого поворота, чтобы глянуть вперед, и вот внезапно коридор заметно расширился.
Вероятно, я был в подвале, но этим словом невозможно полностью описать увиденное. Это была пещера, именно пещера под домом Веры — со сталактитами и сталагмитами на основании и потолке, все как надо. Двигаясь через темноту от одного факела к другому, я вдруг отчетливо услышал голос Веры. Я не смог разобрать все слова, но там было что-то про «я разочарована» и «ты уж точно знаешь» — она явно беседовала с кем-то. И это меня обеспокоило. Я точно не хотел бороться с Верой, которая была маленькой хрупкой женщиной, и, естественно, желал избежать столкновения с ее союзниками. Я подумал было о том, чтобы вернуться назад, но к этому времени либо Белль, либо «улыбающийся убийца» — что более вероятно — уже расправился с соперником и направлялся за мной.
Я старался красться как можно тише. Теперь я увидел, что это была не столько пещера, сколько склад или перегонный цех, а может, сразу и то и другое. Едва видимые в тусклом свете, повсюду стояли стеклянные емкости, каждая размером с большой варочный котел; они рядами стояли на полках до самого потолка, который тут был низким. Такое чувство, что Вера устроила тут подпольный склад медикаментов.
— Конечно, я тебя не виню, — услышал я ее голос. — Я вовсе не виню тебя. Каждый из вас заслужил свое место здесь. Каждый…
Пробираясь на цыпочках вперед, я старался найти удобную точку наблюдения, чтобы рассмотреть, с кем разговаривает Вера, но в одной из емкостей странно мелькнул свет, и она привлекла мое внимание.
Что-то посмотрело на меня оттуда. Голова. Голова без тела.
Нет, понял я, наклоняясь к емкости, она была не совсем без тела, просто все остальные части и конечности также находились за стеклом, но не были никак связаны друг с другом. Я посмотрел на другие емкости и увидел предплечья, к которым присоединялись запястья, а пальцы прижимались к стеклу изнутри, словно морская звезда, только серо-зеленого цвета. Я видел стопы, я видел лица, отделенные от черепа и похожие на маски, и, конечно, пенисы — их здесь тоже было немало (правда, не более одного на емкость). И в каждом сосуде, будто солнце, вокруг которого вращались жуткие бледные планеты, плавала голова.
С отвращением я осмотрел все ряды емкостей: на нижних полках, на верхних полках, затем снова взглянул на те, которые находились на уровне моих глаз — полки находились по обе стороны центрального прохода. Я понял, что, по-видимому, передо мной Верины Бессмертные, все те заслужившие почет любовники, которые обращались с ней именно так, как она хотела.
«И где они в итоге оказались, черт возьми», — подумал я.
Вдруг ближайшая ко мне бестелесная голова подмигнула и ухмыльнулась.
Обычно, занимаясь тайной слежкой, я не начинаю вопить, как перепуганный ребенок, но в этом случае уже было слишком поздно. Своим громким криком я не только спугнул Веру, но и, вероятно, подсказал «улыбающемуся убийце» свое местонахождение. Вполне возможно, что меня услышали и жители нижних уровней Аваддона. Все головы вокруг меня начали просыпаться, оглядываясь в поисках того, кто издал такой девчачий вопль и пробудил их от формальдегидного сна.
Теперь уже не было смысла прятаться или бесшумно красться. Я пошел вперед прямо через центр прохода. Вера стояла посреди пещерной комнаты в окружении жутких полок со стеклянными сосудами, в каждом из которых плавал человеческий набор из рук, сердец, яиц и выпученных глаз.
Я недооценил ее. Я ожидал, что ее удивит мое присутствие или хотя бы заставит зарыдать и закричать прежде, чем она бросится на меня. Однако она напала сразу и беззвучно, широко раскинув руки. Она пыталась зацепиться за меня, как будто хотела выцарапать мне глаза; странно, ведь она находилась пока слишком далеко, чтобы достать до моего лица. Но примерно через тысячную долю секунды ее коготки щелкнули, будто электрошокер — она едва не задела меня.
Видимо, ее яд годился не только для любовных утех.
Итак, у меня была каминная кочерга, у нее — на каждом коготке двухметровые ядовитые усики, которые могли убить меня. Вера снова атаковала. Я бросился вниз, и в итоге она смахнула с полки одну из емкостей. Стекло разбилось и рассыпалось по полу, жидкость вместе с частями тела растеклась в разные стороны. Мне пришлось перепрыгнуть через обрубленные руки, которые тут же поползли к Вере. Она резко щелкнула обеими руками. Я откатился, избегая прикосновения ее едва видимых нитей, а затем, приблизившись, ударил ее кочергой, стараясь пронзить ее живот. Она согнулась вдвое, но большего вреда я ей не нанес: она снова вздернула руки и постаралась поймать меня своими жалящими нитями. Одна из них зацепила меня и обвилась вокруг шеи, обжигая, будто напалм. Нить все сильнее сжимала мое горло, и я чувствовал, что разум покидает меня, а боль становится невыносимой, жестокой, словно мощный электрический разряд, словно электрический угорь, обвивший мою шею и выжимающий из меня остатки жизни.
Вдруг волна мучений отхлынула. Краем глаза я заметил, что Вера пытается отпихнуть что-то. Одна из рук, выбравшаяся из разбитой банки, вцепилась в ее щиколотку. Наконец она сумела стряхнуть ее и снова обратила все свое внимание на меня, но к тому моменту у меня уже родилась идея.
Я схватился за жалящую нить, душившую меня. Ощущение было такое, будто моя рука коснулась раскаленного металла, но, как я говорил, я научился справлятьсяс болью. Я с силой дернул за нее, затем собрался с силами и продолжил тянуть, хотя казалось, будто я отрезаю собственную голову электропилой. Я тянул, пока нить наконец не треснула. Вера яростно завизжала, но это точно не был крик боли. Ее глаза закрылись полупрозрачной пленкой, она бешено зашипела и снова выпустила свои нити. Я уклонился и попутно разбил железной кочергой ближайшую емкость, затем еще одну. Она начала отступать, я продолжил громить сосуды вокруг себя, разбивая один об другой, сметая с полок и осколки стекла, и пока еще целые емкости. Стекло было повсюду, а зловонные облачка жидкости отравляли почти все мои органы чувств, кроме зрения.
Части тела теперь тоже были разбросаны по всей комнате и, будто группа очень медленных черепах, двигались к Вере, преодолевая острые осколки и лужи жидкости.
Я опрокидывал емкости целыми полками, стараясь заполнить комнату разбитым стеклом и выпустить как можно больше ее бессмертных. Они собирались вокруг нее, разные части от десятков разных тел, цеплялись и заползали на нее. Руки работали вместе, чтобы поднять головы и передать другим рукам. С хлюпающего пола, будто вулканы, поднимались существа с несколькими головами и конечностями. Эти уродливые создания быстро окружили Веру и, несмотря на ее щедрую любовь и доброту, ни один из ее бессмертных явно не желал пропустить это воссоединение.
Она полностью забыла обо мне и пыталась выбраться из окружения, но пальцы, ноги, почки и лица сплелись коралловым рифом и уже доставали ей до пояса. Руки взбирались по ее телу, как крабы, и хватались за ее распущенные темные волосы. Она кричала и пыталась отбиться, но их становилось все больше, руки собирались в целые цепочки, пока Вера наконец не оказалась в центре раскачивающейся и извивающейся массы. Ее бледное лицо выражало изумление, она кричала, но уже почти беззвучно, потому что ее голос охрип. Руки прижимались к ней так, чтобы головы могли достать и поцеловать ее. Телесная масса становилась выше, и головы стали облизывать ее языками, которые иногда отваливались, будто напившиеся крови пиявки.
Хоть я и возненавидел эту стерву, я не стал смотреть, что будет дальше. Увидев свободный проход, я, спотыкаясь, прошел мимо странной массы тел и побежал вперед, пока не увидел в дальнем конце подвала лестницу, по которой карабкался, казалось, целую вечность. Все это время мое сердце бешено стучало. Еще долго издалека слышались хриплые крики Веры. Наконец я оказался в части общего туннеля под Вокзалом. Отсюда я мог выбраться наверх, чтобы снова оказаться под низким куполом ночного адского неба.
Никогда бы не подумал, что буду рад опять увидеть этот ужасающе пустой небесный свод.