Когда серость наконец растворилась, я снова оказался в зале переговоров. Пончиков уже не было, от них остались лишь заплесневелые куски — коробка, должно быть, простояла в центре стола несколько тысяч лет. Кофейник, покрытый паутиной и плотным слоем пыли, лежал на боку. Сам стол и ковер тоже были в пыли. Я был уверен, что это блеф. Ну, почти уверен.
Элигор сменил свой костюм. Вместо облачения графа Ришелье он выбрал нечто в стиле Victoria's Secret, [70]только для мужчин, если вы можете такое представить: голубые джинсы, голая грудь и ноги и прекрасные белые крылья, расправленные в стороны.
— Не забывай, я когда-то был ангелом, — сказал он, заметив выражение моего лица. Он все еще оставался в облике Валда. — И моя должность была повыше твоей.
— Ага, но я слышал, потом тебя сократили.
На мгновение за его пугающе красивым обликом белокурого миллиардера я увидел раскаленный добела гнев; все его существо подернулось, будто поверхность пруда рассекли броском камня.
— Я пал.
«Сейчас он не причиняет тебе боли, Бобби, — напоминал я себе. — Так что почему бы тебе не заткнуться на хрен и не перестать раздражать его?»
Он пристально смотрел на меня, а я молчал. Он рассматривал меня так долго, будто с нашей последней встречи я отрастил несколько любопытных на вид конечностей. Наконец он протянул руку, и мгновение спустя рядом с ним появился Доктор Тедди — он доходил Элигору до пояса и казался милым, словно жертва неудачного аборта.
— Я хочу кое-что предложить тебе, Долориэль, — сказал Великий Герцог.
— Я слушаю.
Элигор присел, застыв в воздухе.
— Вот в чем проблема, назойливый ангелочек. Ты меня беспокоишь. Не потому, что ты так умен, как тебе кажется, а скорее наоборот. Ты так глуп, что я совсем тебе не доверяю. — Он нахмурился и задумался. Многие живописцы эпохи Возрождения, и не только нетрадиционной ориентации, разразились бы слезами при виде такой красоты. — Может, ты и считаешь, что удачно спрятал перо от меня и от всех остальных, но я не доверяю тому, что ты считаешь «удачным». Осознание того, что между мной и infernails curia [71]стоишь лишь ты, меня слегка… Ну, выражаясь в твоем утонченном стиле, «нервирует».
Он не причинял мне боли, но выражение его лица было очень странным, так что притупил свое естественное желание поумничать в самый неподходящий момент.
— И что?
— Я собираюсь заключить с тобой сделку. Я отпущу тебя, чтобы ты вернулся на Землю и достал перо. Если ты вернешь его мне, то будешь свободен. Как только я получу его, мне все равно незачем будет преследовать тебя.
Я не мог в это поверить. Это происходит на самом деле или же он просто разыгрывает меня? Элигор действительно предлагает сделку?
Я изо всех сил старался оставаться спокойным.
— Нет. Я возьму с собой графиню. Если мы вдвоем вернемся целыми и невредимыми, я принесу тебе перо.
Он засмеялся. Его смех звучал почти приятно, просто показывал, насколько он действительно всемогущ.
— Конечно же, ты шутишь. Я мог бы просто уничтожить вас обоих прямо здесь и сейчас, а затем попробовать найти перо там, где ты его оставил.
— Тогда почему не уничтожил?
Снова долгий задумчивый взгляд. Только когда он был занят такими, казалось бы, простыми людскими вещами, я видел, насколько он на самом деле нечеловечен, потому что на его идеальном лице не мелькнуло ни малейшей тени эмоций. Все равно что играть в гляделки с мраморной статуей Микеланджело.
— Ну ладно, ангел. Мое последнее предложение. Я отпущу тебя. Ты вернешься на Землю и достанешь перо. Потом взамен пера ты заберешь Графиню, если это действительно то, чего ты от меня так хочешь.
Коварная улыбка.
— На твоем месте я постарался бы собрать больший урожай с Адских угодий, но не будем сейчас спорить об этом. В обмен на перо я верну тебе эту шлюху и обеспечу вам обоим неприкосновенность.
— Не называй ее так.
Его улыбка стала еще шире.
— Поверь мне, по сравнению с тем, как я ее обычно называю, это просто комплимент, от которого девушка смущенно зардеется. Ну да ладно. Вот мое предложение, мое единственное предложение. И твой ответ нужен мне сейчас.
Я отчаянно пытался найти подвох в его словах. Я знал, что это не может быть так просто.
— Как я могу быть уверен в том, что ты сдержишь свое обещание?
— Милый ангелочек, все существование мира держится на обещаниях таких созданий, как я. Я не могу нарушить свое обещание так же, как ты не можешь убрать солнце с небосвода или повернуть время вспять. А еще у тебя просто нет выбора.
— То есть, если я достану перо и отдам его тебе, ты отпустишь графиню Холодные Руки на волю? Казимиру? Ты освободишь ее, приведешь ко мне, и мы совершим обмен, верно? А потом ты оставишь нас в покое и никакой мести?
— Именно.
— Произнеси это. Я хочу услышать эти слова из твоих уст.
Он покачал своей белокурой головой.
— Ну и запросы у тебя — и это в такой-то ситуации! Хорошо. Я, Всадник Элигор и Великий Герцог Ада, даю обещание обменять эту дьяволицу, которую ты называешь Казимирой, графиню Холодные Руки на ангельское перо, принесенное тобой.
Он лениво повел рукой, и вдруг сзади него появилась Каз, все еще закованная в цепи, ее рот был заткнут кляпом. Когда она увидела меня, ее глаза округлились, и она изо всех сил начала трясти головой. Я понял, что она имела в виду: Элигору нельзя доверять.
Как будто я сам этого не знал. Неважно, насколько удачной была моя сделка — у меня все равно не было другого выбора.
— Хорошо. Я согласен на твои условия. Но затем ты отпустишь нас обоих, где бы мы ни были? Навсегда?
Элигор кивнул.
— Как только я получу перо, вы оба будете свободны навсегда и сможете отправиться куда захотите, если будете держать язык за зубами обо всем, что вам известно. Но если вы впоследствии каким-либо образом попытаетесь сдать меня, нашей сделке конец, и я подвергну вас такому, что события в зале переговоров покажутся вам детской забавой. Договорились?
Я сделал глубокий вдох, посмотрел на Каз, которая по-прежнему сопротивлялась. Но разве у меня были другие варианты?
— Ладно, идет. А теперь сними с нее эти цепи. Если ты причинишь ей боль, то никогда не получишь от меня желаемое. Никогда. Я просто свяжусь с Раем и передам это дело им.
Мгновение спустя Каз исчезла.
— Она свободна, но, конечно, пока остается под моим… попечением. И останется у меня, пока ты не сообщишь, что достал перо и готов передать его мне.
Я чувствовал себя Скаем Мастерсоном, [72]поставив на карту все, включая мою бессмертную душу, но как я уже говорил, разве у меня был выбор?
— Тогда я могу идти? — спросил я.
Элигор медленно кивнул.
— Почти. Но на твоем месте я бы не стал спешить, не услышав кое-что еще. Видишь ли, мой старый друг принц Ситри каким-то образом прознал, что ты у меня в гостях. Ты, конечно, помнишь его.
Я очень хорошо помнил это монструозное создание.
— О, да. Он просто очарователен.
— Он жирный и завистливый кусок дерьма, во все сующий свой нос, — сказал Элигор слегка озлобленно. — Он сообщил Сенату о том, что пленник, которого я забрал у Секты Убийц, на самом деле — ангел, райский шпион.
— Что?
— И из-за этого появились… кое-какие недоразумения. По всей вероятности, я подкупил стражей Секты Убийц, и поэтому Ситри и остальные отправили к моему дому Очищенных из Мастемы. Они подчиняются непосредственно Дьяволу, так что взятка здесь не поможет.
— Отправили? Ты имеешь в виду, что они уже в пути?
Казалось, великому герцогу все это уже наскучило.
— Могу предположить, они уже, скорее всего, снаружи, а мои слуги пытаются их остановить. Но надолго их не хватит.
— Так что у тебя не было выбора. Неудивительно, что ты заключил со мной сделку! Иначе они забрали бы меня!
Элигор покачал головой.
— Нет. Я бы ни за что не отдал бы тебя Сенату живым. А если отдать им твои останки, останется шанс, что кто-то все же найдет перо. А я не хочу… чтобы подобная угроза нависла надо мной — ну ты понимаешь, о чем я. — Он взмахнул своими белоснежными крыльями. — Выход из положения — наша маленькая сделка.
— Но как мне теперь выбраться из Ада?
— Не моя проблема. Ты сумел зайти, сможешь и выйти, милый ангелочек.
— Но ты сказал, что если они поймают меня, то заставят рассказать про перо, рассказать про то, что ты сделал, про все!..
— Ах, да. — Он кивнул. — Надо еще кое о чем договориться. — Он указал на медвежонка-монстра, и тот вдруг оказался одет в медицинский халат. — Тедди, ты взял с собой нашего маленького друга?
— Конечно, Хозяин, — ответил медвежонок своим хриплым голоском.
Из кармана он достал шар размером примерно с мячик для гольфа и протянул его Элигору, придерживая своей мохнатой лапой. Эта штука была полупрозрачной, будто мутный мыльный пузырь, и я видел, как внутри по его стенкам скользит что-то сырое, что-то, чему совсем не хватало места в этом шаре.
Элигор взял его и показал мне. У шара было слишком много зубов и слишком много копошащихся ножек, а его глаза наблюдали за мной сквозь туманную сферу так пристально, будто оно уже собиралось забраться в меня и отложить свои яйца или что-то вроде того.
— Узнаешь, Долориэль? Ты уже не раз их видел.
Я отошел подальше от жуткого создания.
— Что ты имеешь в виду?
— Это интракуб, наша версия одного из ангелов-хранителей. Они приставляются к каждому родившемуся человеку и отслеживают все действия, которые в итоге приведут его сюда к нам. На Земле интракубы нематериальны, но здесь они вполне реальны, вполне… осязаемы. Кстати, чтобы вживить в тебя этого интракуба, Доктору Тедди придется провести небольшую операцию.
— Операцию?
Элигор улыбнулся и повел рукой. Зал переговоров исчез, и вместо него сразу появилась комната с ржавым металлическим столом и хирургическим столом. Хотя никто до меня даже не коснулся, мгновение спустя я оказался обездвиженным на столе, лежа лицом вниз. Я почувствовал, как маленький мучитель вскарабкался по моей спине и уселся у меня на шее. Что самое ужасное, я ощущал своей кожей его маленькую пушистую эрекцию.
— Его надо поместить в самое основание черепа, — сказал Великий Герцог. — Таким образом, если ты заговоришь с кем-либо в Аду, я об этом узнаю, а если тебя поймает Мастема — что ж, наш малыш интракуб просто прогрызет себе путь наружу, и нам уже не придется волноваться о том, что ты сболтнешь что-то лишнее. — Он усмехнулся. — Но если ты как-то сможешь выбраться из Ада и вернуться на Землю, господин Доллар, интракуб исчезнет вместе с телом демона, в котором ты сейчас находишься. А я стану ждать от тебя новостей. Ты знаешь мой рабочий номер. Позвони, когда достанешь перо, и мы устроим наш милый обмен.
Затем Элигор исчез. Его отсутствие ощущалось, будто внезапно потушенный огонь. Остались только я, сферическая штуковина и пушистый монстр, который тут же принялся долбить дыру в моем черепе с помощью чего-то вроде ржавой отвертки. Анестезия? В Аду?
А я-то надеялся, что на сегодня уже хватит криков.
Вы можете решить, что после всех ужасов, случившихся со мной за последнее время, после всех нападений, мучений, насильственных атак, которые я испытал, эта станет последней как по счету, так и по степени мерзости, всего лишь малая плата за возможность вернуться живым или хотя бы за шанс на такую возможность. Вы можете подумать именно так, но будете не правы. Отвратительное ощущение пробитого черепа оказалось абсолютно незначительным по сравнению с тем моментом, когда Доктор Тедди вставил то сферическое создание в образовавшуюся дыру, протолкнув его прямо к мозгу. Казалось, будто краба с щупальцами из острых бритв засунули в слишком маленький для него панцирь — а этот панцирь оказался моей головой. Затем его ножки и зубы вцепились в мой нервный ствол, закрепляя существо в новой среде. Даже хуже, чем боль, было ощущение того, как оно присоединяется ко мне внутри тысячами самых жутких способов. Я разговаривал с духами, демонами и ангелами-хранителями, я встречал существ, от вида которых описается, сам того не заметив, даже боец спецназа, но клянусь, я никогда не чувствовал ничего более отвратительного, чем это существо, старающееся поудобнее разместиться в моей голове.
Когда игрушечный доктор закончил насиловать мой череп, он живенько закрыл рану, зашив ее нитью, по ощущениям похожую на толстую проволоку. Затем Доктор Тедди вместе с залом переговоров закружились и исчезли, будто открылся слив, и все это вытекло.
Я очутился снаружи у стен Лошадиной плоти, прячась в океане теней. Нависшая надо мной гигантская башня закрывала даже тот свет, который шел от самых высоких фонарей. И все же немного света падало на главный вход огромного дома, позволяя мне разглядеть толпу, собравшуюся у ворот Элигора. Любой из конной команды огромных и яростных бойцов Очищенных мог вполне справиться со мной в одиночку, а их здесь были десятки — десятки вооруженных странными орудиями до зубов солдат с длинными копьями и зазубренными топорами-переростками. Их лошади были тушами с оборванной в клочья кожей, сквозь которую виднелись желтые кости и ссыхающиеся органы. Но что меня действительно разволновало, так это то, как поисковые твари нетерпеливо дергали и тащили свои поводки. Размерами они были меньше лошадей, хотя ненамного, но в них таилась такая сила и такое желание броситься за добычей (за мной, если вы забыли), что несколько раз они даже сбивали с ног своих укротителей, после чего их приходилось ловить в несколько рук, будто эти твари были неуправляемыми четырехлапыми дирижаблями.
В самый разгар борьбы с одной из этих тварей существо подняло свою изуродованную голову вверх и завыло — от этого звука у меня в жилах застыла кровь. Другие подхватили его вой, и вот уже все земли Лошадиной плоти заполнились этими леденящими душу воплями. Я слыхал об адских церберах, но именно тогда впервые увидел их в естественной среде обитания, и внезапно мне стало жалко Роберта Джонсона, [73]как никогда раньше. Мое сердце билось так быстро, что я едва мог устоять на ногах, а в моей голове звучал скорбный, обреченный голос старого блюзмена, который пел лишь для меня одного.
And the days keeps on worryin' me
There's a hellhound on my trail. [74]
Будто почувствовав всю беспомощность в моих мыслях, интракуб потянул за нити моего разума, как нетерпеливый водитель жмет на газ, отчего все внутри меня замерзло. Я потрогал рукой то место на шее, через которое в мою голову пробралась эта неописуемая мерзкая штука. Швы Доктора Тедди были толстыми, словно шнурки, и грубыми, а надрез все еще не заживал. Какая-то часть Элигора отправлялась вместе со мной, хотел я того или нет.
Какой бы плохой ни казалась ситуация, у меня не оставалось никаких других вариантов. Пора было спасать свою жизнь и бессмертную душу.