Все это было на войне

Вызывает командир полка

Для беседы к штабу казака.

И приходит тот в крестьянский двор.

— Здравствуй, — говорит ему майор,

Руку жмет гвардейцу командир,—

Фронт тебя за доблесть наградил.

Орден Боевого Знамени к лицу

Казаку-гвардейцу Горобцу.

— Ты кубанец?

— Не кубанец, я — донской,

Из станицы из придонской, из Чирской,—

Отвечает, как положено, казак

И не знает, что еще сказать.

Он стоит, как струнка, затаясь,

И смеется, будто не смеясь.

Просит дать майор ему ответ:

— Что ты можешь делать, а что нет?

— На войне?

— Конечно, на войне,

А в «гражданке» для чего ж ты мне…

И садятся оба на крыльце.

Автомат висит на Горобце.

Подбирает Горобец ножны,

Расправляет синие штаны,

Угощает командира табаком,

Опаляет спичку огоньком.

— Что могу я делать на войне?

Что прикажут командиры мне.

Я в разведки дальние хожу,

На снегу январском не дрожу,

На снегу морозном, как в бою,

«Языков» я в полночь достаю.

Их от смерти даже берегу!..

Что прикажут делать — я могу.

— Ну, а не прикажут? Что тогда?

— Не прикажут? Тоже не беда.

Я привык и к тропкам, и к лесам,

Не прикажут — догадаюсь сам.

…Так сидят и курят на крыльце,

Автомат висит на Горобце,

Вьется тихий синенький дымок,

Снег ложится хлопьями у ног.

— Хорошо, товарищ, — говорит майор,—

Что не можешь — не сказал ты до сих пор…

Видя, что беседе не конец,

Отвечает командиру Горобец:

— Не могу?.. А вот что не могу:

Не могу обиды я прощать врагу…

Не могу — где б ни был я — не петь,

Не могу без пользы умереть.

…Поднимается майор с крыльца,

Взор не сводит нежный с Горобца.

— Ты сегодня в бой опять пойдешь

И деревню Гуково возьмешь.

В помощь я даю тебе троих,

Самых что ни лучших, боевых.

— Так возьмешь? — Глядит в глаза ему.

Отвечает Горобец:

— Возьму!