Все это было на войне

Из леса в поле бешеным карьером

Казачий полк летит на скакунах;

Еще клинки в крови не побагрели,

Но казаки стоят на стременах.

И топот плотный по полю несется,

Как с неба павший перекатный гром,

Из края в край над степью раздается:

«Э-гей! Гей-гей! Казаки за бугром!»

Мелькают в поле красные лампасы,

Шнурки от бурок вьются на груди,

И перерезанная с лету насыпь

Уже шуршит песками позади.

Горит, как дом, немецкий бронепоезд,

Касаясь неба дымным языком;

Гремит в степи, в высоких травах кроясь:

«Э-гей! Гей-гей! Казаки за бугром!»

У переправы на речном изломе —

Железный стон и выкрики солдат;

Дивизион фашистский на пароме,

Звенит струной натянутый канат.

Но где ты, левый, где ты, берег правый,

Канат рассечен, вниз идет паром.

И над рекой встает у переправы:

«Э-гей! Гей-гей! Казаки за бугром!»

Стоит печальный придорожный тополь,

Ведет с дорогой долгий разговор…

Но вот он слышит за холмами топот,

Копытный стук, стремянный перебор.

И он шумит от радости ветвями,

Звенит над степью тихим серебром,

Гудит корой и темными корнями:

«Э-гей! Гей-гей! Казаки за бугром».

Э-гей! Гей-гей! Не скошены, не смяты,

Гремят обвалом грозные полки.

Встают восходы, падают закаты —

В седле, в седле донские казаки.

Поля, поля, широкие долины —

Мы все пройдем, но с седел не сойдем,

Пока не грянем громом под Берлином:

«Э-гей! Гей-гей! Казаки за бугром!»