Кольцом нас тесным окружали
Враги, разрывы, дым и гарь.
И вот тогда-то мы достали
Ржаной оставшийся сухарь.
Его с тобой переломили,
Как все делили, — пополам,
Водой болотною запили,
И пальцы вновь легли к куркам.
И, может, он придал нам силы
Среди густых, как ночь, кустов.
И мы с тобою от могилы
Ушли, оставив в ней врагов.
День был и страшным и трудным,
В зное, в пыли деревенской;
За день сгоревшая Рудня —
Семьдесят верст от Смоленска.
Пламень метался багровый
С крыш на сухие деревья…
Перед закатом корова
С поля вернулась в деревню.
Пахло травою дурманной
Тяжко набухшее вымя…
Было ей дико и странно
Видеть проулки пустыми.
Мы подоили корову —
Трое — гремя котелками,
Трое — в огнище багровом,
Трое — мужскими руками.
Упал он к исходу четвертого дня,
Мы в щель его спрятать успели,
Но он простонал: «Поднимите меня
На волю, на землю из щели».
Свистели снаряды и мины кругом,
Дрожали блиндажные сваи…
Лежал он на поле с открытым лицом,
Глаза на закат обращая.
Потом он затих, и разжалась рука,
И тени на щеки упали…
Но небо родное, леса, облака
В глазах его мертвых остались.