Вторая война шиноби: Страна Рек

Глава 16 Дан

Дану снился сон — очень долгий сон. Мелькало прошлое. Мешалось настоящее. Ему не было больно, ему было хорошо. Он сидит ребёнком за большим столом, во главе — его отец, а две сестренки и мама накрывают обед. В распахнутые окна задувает свежий ветер, доносится шум деревьев Конохи, и ему так тепло и спокойно. Сон уносился дальше. Он стоит во дворе академии шиноби, держит налобную повязку и испытывает неподдельную радость. Образы менялись один за другим. Солнце играет за облаками, отбрасывая длинные тени, и он прощается с родными возле ворот деревни перед отправкой на восстание. Мама и сестра плачут, а он смеется, подбадривает их и наказывает хорошо следить друг за другом… Шумный кабинет капитанов, запах табака и повышение, а в следующий день приходит назначение от Хокаге — он вверяет ему своих учеников.

Просторные пейзажи рисовых полей. И она. Хватило всего лишь одного взгляда, чтобы понять, насколько она красива. Хватило всего лишь одного раза с ней поговорить, чтобы захотеть узнать поближе. И хватило всего лишь однажды увидеть, как она плачет, чтобы внутри зародилась трепетное чувство…

Тусклый свет масляной лампы в маленьком кабинете Маяка. И снова она. Глаз не оторвать от этой юной красоты. От этих золотых волос, от этой хрупкой фигуры и милого личика. И когда она учит эти учебники, с каждым разом ему все труднее себя сдерживать. Он наклоняется к ней, смотрит, как ее щеки краснеют, как грудь начинает чаще вздыматься, а сам уже сходит с ума от запаха духов, от смущенного взгляда из-под опущенных ресниц и розовых, таких невинных губ. Его невероятно к ней тянет. Он хочет выкинуть все эти учебники, скорее запереться, взять Цунаде в охапку и зацеловать ее везде, где только сможет дотянуться.

Но Дан не хочет мешать ей. Только не в то время, когда она только-только заинтересовалась ирьёниндзюцу. И он решает подождать. Но на собрании перед сражением впервые понимает, что может не вернуться. И в тот поздний вечер понимает, что не может больше терпеть, и нежно ее целует. А она такая неопытная, такая живая. Угловато прижимается к нему, неуверенно трогает, а он готов отдать все на свете, чтобы этот миг никогда не кончался.

И так по кругу, один сон за другим, кажется, целую вечность… Но вдруг мечты сменились размытым светом, в груди потяжелело, веки неохотно открылись, и он увидел над собой холщовую ткань палатки.

— А вот и наш капитан очнулся, — прозвучал низкий и раскатистый знакомый голос.

Дан с трудом повернул голову: Джирайя стоял рядом, оперевшись о тумбочку, сложив руки на груди, и широко улыбался. Дан попытался привстать, но тело не слушалось. Попытался что-то сказать, но ничего кроме слабого хрипа не вышло. Джирайя помог приподнять ему голову и дал отпить воды из стальной чашки. Дан сделал несколько глотков и с дикой усталостью упал обратно на подушку.

— Что случилось? — спросил он ослабевшим голосом.

— Спасла тебя наша Цунаде, — ответил он. — С того света спасла.

Джирайя пододвинул табурет к его койке, сел и стал пересказывать все, что случилось за последнее время.

— Ну а потом, когда она эту технику в себе-то открыла, яд из тебя и вытащила. Вот, все по очереди и ждали, когда же ты очнешься, — закончил Джирайя. — Слушай, хотел я тебя за одно дело поблагодарить…

Но не успел он закончить, как ткань у входа приподнялась и в палатку зашла Цунаде в накинутом поверх формы белом халате с повязкой ирьенина на плече и с аккуратно убранными наверх волосами. Дан так разволновался, что даже нашел силы присесть на подушках, чтобы получше ее разглядеть.

— Ну как он, Джирайя? — спросила она, не поднимая взгляда от бумаг.

— Сама посмотри, — ответил Джирайя.

Цунаде подняла голову, на миг застыла, а затем прикрыла губы ладонью и тихо заплакала. Дан виновато улыбнулся. Но в ответ она замотала головой, кинулась на кровать, упала на его ноги и громко зарыдала.

— Ты живой, — повторяла она через слезы, — ты живой…

— Ну, наверное, я пойду, — неловко произнес Джирайя и, хлопнув по коленям, встал с табуретки, остановился в проходе, хотел что-то еще сказать, но махнул рукой и молча вышел.

Дан с трудом оторвался от подушек, аккуратно взял ее за плечи, приподнял со своих ног и посмотрел на нее. Цунаде выглядела такой же, как и всегда — прекрасной, но нельзя было не заметить, насколько сильно изменился ее взгляд, стал намного тверже.

— Мне Джирайя все рассказал, произнес он, — ты такая молодец.

Цунаде в ответ громко всхлипнула и утерла нос, словно ребёнок. Он ласково ее приобнял и ослабевшей рукой стал гладить ее по волосам.

— Все прошло, — нежно повторял он. — Я с тобой…

Цунаде плакала и прижималась к нему. Только он так сильно ослаб, что уже еле держался, ему хотелось одного — поскорее лечь обратно на подушки. Но, оглядев палатку, он представил, через какой ужас она прошла, чтобы спасти его. И Дан нашел в себе силы продолжить сидеть, только немного отклонился назад и еще раз на нее взглянул. Но Цунаде вдруг со всей силы вцепилась в него.

— Куда же я теперь от тебя денусь? — рассмеялся он. — Если ты меня даже у смерти отняла?

— Не говори о ней, — помрачнела она. — Ни слова больше ни о смерти, ни о ядах, ни о чем.

— Конечно, — улыбнулся он, обнял её покрепче и прикрыл глаза.

В палатке было тихо, лишь с улицы доносились отдаленные голоса шиноби. Немного погодя им принесли горячий обед. Аромат лукового супа был настолько вкусным, что его живот громко заурчал. Цунаде оторвалась из объятий и широко улыбнулась.

— Подай мне, пожалуйста, тарелку, — с неловкостью произнес он.

— Ты еще слишком слаб, чтобы держать ложку, — строго ответила Цунаде, встала с кровати, помогла поудобнее сесть в подушках, а затем взяла в руки тарелку, пододвинула табурет к нему поближе и, присев, стала дуть на ложку.

— Повезло же мне в тебя влюбиться. Такая сильная и смелая, такая красивая и талантливая, так еще и такая заботливая.

Цунаде смущенно отвела взгляд, а у него внутри вдруг разлилось очень теплое и трепетное чувство. Без каких-либо сомнений — это была настоящая любовь. От еды у него появились силы, и когда она отложила пустую тарелку, он притянул ее к себе и вместе с ней упал на подушки. Цунаде легла под боком, положила ему голову на грудь и с радостью на него посмотрела. Дан прекрасно понял намек и, наклонив голову, нежно ее поцеловал.

— Дан, — на удивление очень серьезно произнесла она, когда он отстранился и вновь лег на подушки. — Я тебя очень прошу, больше никогда меня не закрывай собой. Я лучше сама умру, чем еще раз переживу такое. А что, если в следующий раз моя техника не поможет?

Дан лишь тяжело вздохнул, прижал ее к себе и прикрыл глаза.

Они провели целый день вместе. Цунаде рассказывала, насколько удивительный мир в клетках, как теперь легко у нее выходит контролировать лечебную чакру, и что теперь она навсегда останется ирьенином. Так и не заметили, как наступил вечер, и ему вдруг захотелось встать на ноги.

— Поможешь мне выйти на улицу? — спросил он.

— Выйти? — удивилась она. — Ты еще слишком слаб для таких приключений. Ты же только очнулся…

— Со мной все в порядке, — улыбнулся он. — Тем более мне бы не помешал свежий воздух, здесь так душно.

— Если только ненадолго, — с неуверенностью согласилась она. — Знаешь, мне эта палатка тоже уже надоела.

Цунаде помогла ему надеть жилет и выйти на улицу, где он полной грудью смог вдохнуть теплый летний воздух. Над полупустым полевым госпиталем разгорался закат: раненых уже почти всех вывезли, а поле боя расчистили.

— Похоже, и вправду победа, — произнес Дан, облокотившись о ее плечо.

Идти было тяжело, каждый шаг давался с невероятным усилием. Его ноги так сильно ослабели, что он боялся упасть на Цунаде. Впереди показался большой костер, но народу вокруг него было совсем немного: Джирайя с Икки сидели на земле, а рядом — Орочимару на большом бревне. Именно к нему они и решили подсесть.

Закат медленно тускнел, и над ними загорелись первые звезды. Дану было так хорошо и так спокойно, как в его снах. Но вдруг он вспомнил ту палатку с повстанцев и тот миг, когда в него воткнулись иглы, и его передернуло.

— Тебе холодно? — забеспокоилась Цунаде.

— Нет, все хорошо, — ответил он, приобняв ее за талию, Цунаде сильнее прижалась к нему, а Джирайя продолжил рассказывать свои удивительные истории.

— Как вы думаете, мы скоро вернемся в Коноху? — спросил Джирайя.

— Скорее всего, нас вернут на Маяк, — ответил Дан. — Все же сворачивание штаба — дело небыстрое.

— Ну да, — протянул Джирайи и обратился к Цунаде. — Помню, ты раньше хотела путешествовать, что сейчас об этом думаешь?

— Хотела, — она посмотрела на Дана, — но сейчас совсем не хочу. Мне кажется, я всего этого, — она махнула в сторону Священной долины, — на долгие годы насмотрелась.

— Я тоже пока с путешествия решил повременить, — ответил Джирайя, приобняв Икки, и обратился к Дану: — Мы тут задумались и поняли, что ничего о тебе не знаем. Было бы интересно послушать, что ты за человек.

— Боюсь, что после твоих интересных историй, моя покажется довольно скучной, — ответил Дан и подумал, что этого хватит, но, заметив, что все ждали от него ответа, продолжил: — Мой отец был самым простым шиноби, и с мамой они жили очень счастливо. Сначала у них родился я, затем уже и мои сестры. Но, к сожалению, когда я уже почти закончил академию, отец умер, и мне пришлось взять на себя заботу о семье. Я учился, подрабатывал где только мог, и когда получил повязку шиноби, жить стало немного легче. Просто брал на себя очень много дежурств на воротах Конохи. И знаете, была у нас одна поговорка, — Дан усмехнулся, — выходят из деревни ученики Хокаге — жди беды. Возвращаются — жди беды еще больше.

— Так ты нас знал? — удивилась Цунаде.

— Скорее был очень хорошо наслышан, — улыбнулся он.

В ответ все рассмеялась, а затем повисло приятное молчание, и каждый стал думать о своём под ярким звездным небом. Совсем скоро они покинули Священные земли и, как он предполагал, вернулись на Маяк.

Дан в одиночестве сидел за столом в своем кабинете и заполнял очередные отчеты. В открытое окно задувал уже прохладный ветер, напоминающий о скорой осени. Слабость от отравления давно прошла, и он чувствовал себя, как никогда замечательно. Он был влюблен, его лично наградил Хокаге. Джирайя с ним больше не спорил, Орочимару все чаще находился в хорошем расположении духа, а Цунаде, как и раньше, зачитывалась учебниками по ирьёниндзюцу, а по вечерам вместо повторения глав, они целовались на диване. Но несмотря на такое спокойное время, внутри все сильнее нарастала тревога. И дело было совсем не в том, что так и не удалось узнать, кто стоял за началом восстания. Его беспокоили совсем другие мысли.

Дан отодвинул ящик стола и достал копию отчета о ходе сражения. Развернул свиток и вновь вспомнил то мгновение, когда уже потрепанные шиноби Конохи стояли у высоких ворот, и вдруг все увидели, на что на самом деле был способен один из учеников Хокаге.

— Неужели, он уже сейчас настолько силен? — вздохнул Дан, потирая глаза, как вдруг в дверь громко постучали. — Заходите!

— Вы просили меня зайти. — Двери открылись, и в кабинет сунулся Джирайя.

— Да, садись, — ответил Дан, показав на деревянный стул напротив своего стола.

Джирайя, как всегда, вальяжно сел, но в его глазах больше не было никакой наглости, наоборот, после того как они покинули пик Джан, Дан больше не слышал от него никаких наглых слов и без каких-либо вопросов выполнял все приказы.

— Я хотел у тебя спросить, — осторожно начал Дан, — что тебя заставило показать такую силу у ворот?

— Да, так, ерунда, — отмахнулся Джирайя. — Просто, знаете, разозлился на повстанцев и решил своим товарищам помочь.

— Что ж, — задумчиво вздохнул Дан, — это было действительно впечатляющие.

Джирайя поджал губы, и в кабинете повисла долгая тишина. Из открытого окна доносились голоса шиноби, шум Великих рек и шелест листьев.

— Знаешь, — прервал молчание Джирайя, — мы же можем на ты? — Дан в ответ кивнул. — Ты и вправду любишь Цунаде?

— Правда.

— У тебя на нее серьезные планы?

— Серьезные.

— Это хорошо. — Джирайя откинулся на спинку стула, вздохнул, а затем небрежно продолжил: — Прости, если что-то не так, но я должен был проверить. Цунаде для меня очень близкий человек, так что никому не дам ее в обиду.

— Понимаю, — ответил Дан.

— Скажу честно, ты мне сначала не очень понравился, но твой поступок в той палатке изменил мнение о тебе. Это же и моя вина, мне не надо было оставлять того негодяя в живых… — Джирайя ненадолго замолчал, а затем так резко встал, громко отодвинув стул, и протянул ему руку. — В общем, спасибо, что спас Цунаде. Спасибо, что закрыл собой.

— Не сомневайся, если понадобится, я поступлю точно так же. — Дан тоже поднялся со стула и крепко пожал руку Джирайи. Тот в ответ еще сильнее сжал его руку. Так сильно, что кости затрещали. Но Дан не подал виду, что ему было больно, наоборот, со спокойным лицом еще крепче перехватил его ладонь. Но узнать, чья хватка оказалась крепче не удалось — дверь скрипнула, и в кабинет заглянула Цунаде.

— Ой, — удивилась она.

— Проходи, — улыбнулся Дан, отпуская руку Джирайя, — присоединяйся к разговору.

— Ой, нет-нет, — категорично замахал Джирайя, — у меня очень много дел, тем более вам лучше остаться вдвоём. — Он подмигнул Цунаде, вышел в коридор, и раздалось его громкое: — Где моя Икки? Я так соскучился по тебе…

— Кто бы мог подумать, что у всех все сложится так хорошо, — произнесла Цунаде.

Дан вернулся за стол, широко расставил ноги и стал с удовольствием наблюдать, как Цунаде, улыбнувшись, медленно подошла к нему и кокетливо посмотрела из-под опущенных ресниц. Он посадил ее к себе на колени и приобнял одной рукой за талию.

— Ты, как всегда, чудесно выглядишь, — произнес он, нежно погладив ее по груди.

— Капитан Дан Като, — игриво возмутилась она, — что вы себе позволяете?

— Ирьенин Цунаде Сенджу, — ответил он, широко улыбнувшись, — слушайтесь приказов: идите скорее сюда. — Он притянул ее к себе, запустил ладонь в густые золотые волосы и со всей страстью поцеловал ее нежные розовые губы.