Вторая война шиноби: Страна Рек

Глава 17 Орочимару

— Сколько еще идти-то? — спросил Джирайя, растирая плечи от холода и оглядывая пустую дорогу. Они втроем возвращались из страны Рек, дозор на Маяке подошел к концу, и впереди их ждало мирное время.

— Думаю, к вечеру уже будем в Конохе, — ответил Орочимару, подняв голову к небу и оценив, на какой высоте светило солнце.

Солнце мелькало в голых ветвях высоких деревьев, в лесу еще лежал снег, а широкий тракт, по которому они шли, заледенел. Никто не ожидал, что родные земли встретят их такой погодой. В стране Рек, где они провели последние полгода, зима была мягкая. А если и дул северный ветер, то каждый научился от него хорошо прятаться: Цунаде с Даном в его кабинете, Джирайя с Икки на вершине Маяка, а Орочимару — в общей комнате на первом этаже, где он сидел рядом с камином и читал свитки.

Но сейчас поблизости не было укрытий и оставалось только поскорее добраться до деревни. Короткая передышка подошла к концу. Орочимару дышал на руки и прятал шею в ворот жилета. Джирайя прыгал на месте в одной водолазке, закручивал флягу с горячей водой, из которой валил пар, бубнил что-то под нос и недовольно мотал головой. А Цунаде уже успела уйти далеко вперед. Только и было видно огромный зеленый жилет Джирайи на ее плечах.

— Ну, чего стоите? — окликнула их Цунаде не сбавляя шаг.

— Торопится к Дану, — весело улыбнулся Джирайя, отвел от нее взгляд и спокойно продолжил: — Слушай, у меня есть к тебе одно дело.

— Какое? — спросил Орочимару, заметив, как тот быстро сменил тему.

— Боюсь, не успею я сегодня комнату снять. А оставаться на улице в такой дубак, как-то не очень хочется. — Джирайя поднял два вещевых мешка, один свой, другой Цунаде, закинул их себе на спину, подтянул кожаные лямки и продолжил: — Можно я у тебя переночую? А то, если я сейчас завалюсь туда, куда обычно заваливаюсь, сам понимаешь, теперь это неуместно будет.

— Конечно, — согласился Орочимару с последним предложением. Но Джирайя, кажется, воспринял это как приглашение: широко улыбнулся и похлопал его по плечу.

— Спасибо, друг, — произнес он, и не успел Орочимару ничего ответить, как тот заспешил по дороге к Цунаде.

Орочимару устало вздохнул, но подумал, что компания всего лишь на один вечер ему не помешает. Тем более Джирайя, как только стал встречаться с Икки, стал хорошим собеседником и все чаще извлекал из своей головы весьма интересные мысли. Но то было на Маяке, в присутствие всего отряда, а сейчас они впервые за долгое время остались втроем, и это не могло не беспокоить.

Орочимару прищурился и внимательно посмотрел на своих напарников: Джирайя держался от Цунаде в стороне, спокойно жестикулировал и шутил весьма уместные шутки. А Цунаде в ответ приятно улыбалась и любезно смеялась. Кажется, впереди шли два самых адекватных, два самых взрослых напарника, о которых можно было только мечтать. Джирайя и Цунаде выросли, а значит, наконец-то наступили хорошие времена, и ему больше не о чем было беспокоиться.

Как он и говорил, к вечеру они уже оказались у деревянных стен, окружающих Коноху, а за ними виднелись голые кроны огромных деревьев.

— Сколько же нас тут не было? — удивился Джирайя, остановившись и взглянув на высокие стены. — Когда уходили, нам по семнадцать было, а сейчас, — он почесал голову, — уже девятнадцать всем стукнуло.

— И не верится, правда? — улыбнулась Цунаде. — Зато намного умнее стали.

— Намного, — согласился Джирайя.

Орочимару промолчал, наслаждаясь покоем родных мест. И когда они приблизились к высоким воротам, заметили улыбающегося Дана. Цунаде радостно подпрыгнула, скорее побежала к нему и бросилась в объятья, а он приподнял ее и поцеловал в щеку.

— Вы весьма быстро добрались, — произнес Дан, опуская Цунаде на землю.

— Я хотела еще быстрее, — ответила она, — но они все время останавливались для отдыха. А я так по тебе соскучилась.

— Мы всего лишь неделю не виделись, — засмеялся Дан.

— И это очень долго, — ответила Цунаде.

— Спасибо, что помог. — Дан протянул руку к одной из сумок Джирайи.

— Всегда, пожалуйста, — отмахнулся Джирайя, и Орочимару заметил, с какой неохотой тот отдал сумку.

— Это же твой жилет? — Дан обратился к Джирайе, показав на Цунаде.

— Ну, — протянул Джирайя, а затем широко улыбнулся. — Мой, конечно же, мой. — И когда Дан уже хотел снять свой жилет для Цунаде, Джирайя замахал руками. — Пускай мой оставит, он мне здесь совсем ни к чему, тем более мне и так тепло. Потом как-нибудь вернет…

— Точно? — спросил Дан.

— Пойдем, — Цунаде нетерпеливо потянула Дана за руку, — он сказал: потом, значит, потом. А я так хочу поскорее тебя познакомить со своими родителями.

— Ну, хорошо, — согласился Дан, приобняв ее за плечи.

Их путь разошелся, как только они оказались в Конохе: Цунаде с Даном направились в одну сторону, а Орочимару с Джирайей — в другую.

Над головой висели серые тучи, быстро темнело и становилось еще холоднее. Но, прежде чем идти домой, они свернули на Торговую улицу — узкий переулок с невысокими зданиями. На крышах и козырьках лежал тонкий снег, а брусчатка, по которой они шли, была довольно скользкой. На первых этажах располагались открытые и закрытые витрины с уже зажженными бумажными фонарями. Что только здесь не продавалось: на разный вкус еда и выпивка, на любой кошелек одежда и снаряжение, антиквариат, мебель, посуда, косметика, лекарства. И, что всегда удивляло — свежесрезанные цветы в любое время года. Народу на этой улице всегда было много. Так что приходилось проталкиваться через толпу шиноби, мирных жителей и самих торговцев. И когда основные магазины были пройдены, они оказались у небольших лавок, где готовили разные блюда. В воздухе стоял ароматный запах жареного чеснока, морепродуктов, рыбы и свинины. Они остановились у одной лавки, и Джирайя уже хотел сделать заказ, но, вывернув пустой карман, грустно вздохнул.

— Я куплю, — ответил Орочимару.

Но наглость Джирайи на этом не закончилась, он протянул руку и улыбнулся:

— Дай, пожалуйста, еще на выпивку, возвращение-то надо как-то отметить.

Орочимару с раздражением вздохнул, но все же дал ему еще немного денег. И как только монеты легли на ладонь Джирайи, тот вмиг растворился в толпе. Орочимару подошел к лавке с едой и сделал большой заказ. Хорошо знал, что его напарник не обойдется только одной порцией, и стал ждать, пока им приготовят рыбу в сладком соусе терияки.

— Что-то в этот раз зима надолго в наших краях задержалась, — произнес один из покупателей, забирая свой заказ, — глядишь, так и сакура в этом году не распустится.

— Распустится, — ответил толстый лавочник в белом переднике, — куда же она денется? Это сейчас вот снег лежит, а завтра проснемся, глядишь, и весна придет и быстро все нагреет.

Орочимару взглянул на серое небо, и совсем не поверил, что завтра могла начаться весна. Он забрал бумажные пакеты с едой, только Джирайи все никак не было, думал уже уходить, но вдалеке наконец-то увидел его. Тот широко шагал, довольно ухмылялся и держал под мышкой несколько пузатых бутылок из темно-зеленого стекла.

— Я нам пива взял, — заулыбался он, забрав из рук Орочимару бумажные пакеты. — Прости, что долго, зацепился с кое-кем языком.

Орочимару от родителей досталось небольшое поместье в Старом квартале на севере деревни. Здесь не селились большие кланы, но жили весьма почетные шиноби.

Поместье Орочимару было одноэтажным. Опоры из темного дерева держали массивную крышу с круглой черной черепицей. За столько лет древесина на доме сильно состарилась: даже издалека были видны глубокие трещины, а по лету балки и карнизы зарастали мхом и плесенью. Бумажные седзи тоже давно было пора обновить: они пожелтели, и почти все были в заплатках. Но Орочимару не тратил деньги на ремонт, ему нравилось это ощущение уходящего времени.

Встречала их скрипучая покосившаяся калитка, над которой склонялась тяжелая ветвь сосны с длинной хвоей. Орочимару подумал, что все же придется позвать садовника, чтобы тот ее подстриг и поставил новые подпорки.

— Ну чего, где ключи? — спросил Джирайя, тот уже успел подняться на невысокое крыльцо и с пакетами наперевес оглядывал верх карниза. — Или под каким-нибудь камнем спрятал?

— Думаешь, я буду оставлять их у всех на виду? — недовольно произнес Орочимару, достал из нагрудного кармана жилета маленький свиток, который он с хлопком распечатал, и на ладони появился небольшой, но весьма изящный железный ключ.

— Что ж у тебя там за тайны такие, если все время у сердца его таскаешь? — усмехнулся Джирайя и чуть не выронил пакет. — Да открывай ты уже, кажется, соус протек.

Орочимару провернул ключ в тяжелом замке и открыл дверь. Только заходить не спешил, хотел насладиться тишиной и темнотой поместья, вдыхая знакомый запах. Но Джирайя просунулся вперед, щелкнул масляную лампу при входе, стащил ногами сандалии и нагло ворвался в его дом. Орочимару тяжело вздохнул, но не сильно удивился: за столько лет он настолько хорошо узнал своих напарников, что мог предугадать каждый их шаг. Джирайя сразу же направился по пустому коридору в гостиную, а затем последовал весьма ожидаемый вопрос:

— Тебе наливать? — громко спросил он.

— Пока нет, — ответил он, разуваясь, — хочу для начала помыться.

— Может, тогда ванну нагреем? — выглянул Джирайя с полным ртом еды. — А то я как собака замерз, даже чакра особо не помогала. Хочешь, воды натаскаю? Ведра все там же, в сарае?

Орочимару кивнул, и когда входная дверь за Джирайей захлопнулась, он наконец-то остался один в доме, приложил ладонь к холодным стенам и медленно зашагал по темным коридорам. Он очень любил это место. Для него родительское поместье было настоящим убежищем от жаркого солнца, от шумной деревни, от ненужных мыслей и людей.

Орочимару дошел до своей спальни и раздвинул седзи. Небольшую пустую комнату, устланную татами, покрывала пыль. Он подумал, что первое, с чего завтра начнет день, так это с уборки. А сейчас он открыл встроенный шкаф в стену — запахло залежавшейся одеждой. И протянул руку за темно-синим халатом, задумавшись о своем, как вдруг его мысли нагло прервал громкий голос Джирайи.

— Слушай, я уже собираюсь топить, — Он стоял в дверях и держал в руках пустые деревянные ведра. — Только, чур, я первый. А то тебя никогда не дождешься, пока ты там всеми своими кремами не перемажешься.

Орочимару вздохнул: он, конечно, не собирался мазаться кремами, но отмыться хорошенько мылом все же не мешало. Со многим на Маяке мог смириться, но не с общей баней. Ему приходилось дожидаться конца очереди, когда вода уже вся остывала, чтобы никто не смотрел на его бледную кожу, худощавое тело и длинные волосы. И сейчас, в первой ванной комнате, он вовсю наслаждался одиночество и горячим паром. Сидел на табуретке, обдавал себя из деревянного ковшика и терся мочалкой с ароматной пеной. И когда уже кожа заскрипела от чистоты, он завязал пучок на затылке и ногой пошел во вторую комнату, где стояла большая круглая деревянная ванна фурако. На полу от Джирайи осталось так много луж, что он уже хотел их вытереть, как вдруг от холода пошли мурашки, и пришлось скорее залезать в ванну. Подплыл к одной из стен и приоткрыл седзи с видом на сад.

На улице было уже совсем темно. Хлопьями шел снег, падал на низкие сосны и крыши каменных фонарей. Орочимару погрузился в горячую воду поглубже и стал размышлять, что же сегодня в поведении Джирайи его смутило.

Он старался никогда не лезть в личную жизнь напарников, держался подальше и надеялся, что их отношения его не коснутся. Но шли года, они росли, и ситуация становилась все хуже. Джирайя уже никого не видел кроме Цунаде. Ошибался на миссиях, перестал тренироваться и закрывал уши, когда Учитель пытался до него достучаться. И однажды ночью, очень похожую на эту, Джирайя оказался на больничной койке в очень плачевном состоянии. Ирьенины тогда не давали никаких надежд, а Орочимару не мог поверить, что это с ним сделала Цунаде. К счастью, Джирайя очнулся и по требованию Учителя отправился в свои далекие странствия. Орочимару считал это хорошей идеей. И считал до тех пор пока они вдвоем не разрушили базу повстанцев. И чем их союз мог закончиться, одни только духи знали. Но Цунаде влюбилась в Дана, и беды всех миновали.

Джирайя успокоился, тем более Икки была просто замечательной девушкой для него. Она научилась так ловко переключать его внимание, что только по-хорошему завидовать и учиться оставалось. А Дан весьма удачно влиял на Цунаде, та стала спокойной, рассудительной, но больше всего Орочимару радовало, что она стала ирьенином. Он уже мечтал, как они втроем будут ходить на сложные миссии. Джирайя будет совершенно спокойно отражать сложные атаки, а Цунаде будет их лечить. Но все же, что-то не давало ему покоя.

Орочимару вылез из ванны и, обтеревшись мягким махровым полотенцем, надел халат, который ранее взял из шкафа. Отжал волосы и босиком дошел до гостиной. Комната была совсем небольшой и довольно темной. На полу лежали серые татами с износившейся окантовкой, по углам стояла старая мебель из темного дерева. Джирайя уже успел вытащить в середину котацу — стол, накрытый теплым стеганым пледом. И Орочимару понадеялся, что тот уже положил под него глиняный сосуд с теплыми углями — все же даже горячая ванна его не согрела.

У Орочимару не было подходящей по размеру одежды для Джирайи, так что тот развалился на татами с бутылкой пива в своей обычной черной форме. Рядом лежал его дорожный мешок, а вокруг были разбросаны пустые бумажные тарелки и пакеты от еды. Но порция Орочимару была аккуратно поставлена на столе, и даже черные лакированные палочки лежали на керамической подставке рядом.

— Какая забота, — подметил Орочимару.

— Так ты же не только меня приютил, но и накормил, к тому же даже напоил. И сегодня все тосты за тебя, дорогой мой друг.

Любезность Джирайи была настолько велика, что не приходилось сомневаться: он задумал остаться в его доме явно не на одну ночь. Хотя возможно это было бы и к лучшему. Под его присмотром тот не успеет наделать глупостей.

Орочимару тяжело вздохнул, еще раз посмотрел на бардак, и, прежде чем сесть за котацу, убрал мусор, сложил грязную посуду и поставил все это на высокий сервировочный столик. А затем подошел к старому буфету, открыл дверцы с потрескавшимся лаком и достал черную керамическую пиалу с белым тонким графином, где было налито весьма дорогое саке.

— Будешь? — предложил он Джирайе.

— Не, я по пиву. — Махнул тот бутылкой.

Орочимару сел за котацу, накрыв ноги пледом, и почувствовал, как от глиняного кувшина с тлеющими углями шло приятное тепло. Под халат стал проникать горячий воздух, и все тело наконец-то начало согреваться. Он медленно пододвинул к себе бумажную тарелку и принялся за еду. Ужин оказался замечательным. Жареный хрустящий угорь со сладким соевым соусом и рассыпчатым рисом, вызвали у него настоящую радость, особенно после тех пресных и скудных харчей на Маяке.

— Потрясающе, — протянул Орочимару, когда закончил с едой, отложил палочки, взял пиалу и сделал небольшой глоток саке. Горло обожгло, но по телу стало быстро разливаться тепло. И он решил, что пришло время разговора. — Джирайя, я давно хотел у тебя спросить: что ты собираешься делать дальше?

— Еще попить, немного полежать, а там уже и в сон заклонит…

— Я не об этом, — перебил Орочимару, налив себе еще одну порцию саке. — Что собираешься вообще делать? Отправишься с разрешения Хокаге в новые путешествия или будешь выполнять миссии, как простой шиноби Конохи? Может хочешь вернуть звание джонина или в Специальный отряд опять податься? Уверен, тебя после фокусов на пике Джан с удовольствием обратно возьмут.

— Ой, я о таком не думаю. — Джирайя поудобнее разлегся на татами, положил ногу на ногу и мечтательно посмотрел на потолок, покручивая бутылкой. — А если тебе и вправду интересно, то я собираюсь, как и всегда, просто плыть по течению.

— Я этому совсем не удивлен. — Орочимару сделал еще один глоток саке.

— А что? — Джирайя отпил из бутылки. — Вот сегодня с утра я знать не знал, где буду ночевать. А теперь, посмотри, я здесь. Глядишь, и завтра день подкинет что-нибудь интересное. Знаешь, как хорошо выйти с утра на какую-нибудь дорогу? — Он громко вздохнул. — Улыбнуться всему свету, да пойти куда глаза глядят. Там, может быть, и вдохновение придет…

— А тебе разве его и так не хватает? — удивился Орочимару. — Ты же постоянно с какой-то тетрадкой ходишь.

— Это не совсем-то, — отмахнулся Джирайя, потянулся за своим мешком, чуть не разлив на себя пиво, покопался в вещах и достал маленькую тетрадь в кожаном переплете. — Помнишь, я нашел ее в самом начале войны? — Орочимару кивнул, а он продолжил: — Так вот, тут уже все за меня написано, я ее всего лишь читаю…

— А что там? Стихи? — спросил Орочимару, поглаживая пальцами тонкий фарфор пиалы.

— Да, стихи, — Джирайя плюхнулся обратно на татами, положив тетрадь к себе на грудь, — стихи, стихи, стихи… Тяжело мне от них, друг. Иногда какой-нибудь прочту, да так на душе погано становится, не могу. А строки, как назло, никак из головы не выходят, и образ постоянно чей-то крутится.

— И чей же образ? — насторожился Орочимару.

— Ну и вопросы у тебя, — вздохнул Джирайя. — Не знаю, чей-то. Правда, мне от него только тревожно становится.

— А можно мне взглянуть? — Орочимару потянулся за тетрадью, как вдруг в дверь постучались, и он нахмурился.

— Совсем забыл тебе сказать, — виновато протянул Джирайя. — Я когда выпивку-то нам покупал, встретил Икки и понял, что очень по ней соскучился. Ну и пригласил к себе… — Орочимару поджал губы, и Джирайя сразу же исправился: — то есть к тебе, конечно. Ты же не против?

— Нет, не против, — задумчиво ответил Орочимару, поднеся палец ко рту. — Только сильно не шумите.

— Постараюсь, друг, но не обещаю. — Джирайя встал, радостно потер руки и вышел в коридор.

Вскоре послышалась его радостный бубнеж, ответы Икки и нетерпеливое задвигание седзи в одной из спален. Орочимару взглядом поискал ту самую тетрадь со стихами, но, кажется, Джирайя ее забрал. Он подлил себе саке в пиалу, но, прежде чем выпить, тяжело вздохнул и подумал: скоро быть беде…